ГЛАВА V.
Открытие военных действий. Сражение при Ольтенице.
(23-го октября (4-го ноября) 1853 г.).
Войска русской армии, в конце сентября (в начале октября) 1853 г. были расположены в окрестностях Букареста, где находилась главная квартира. Число войск князя Горчакова в Дунайских Княжествах, за отделением большой части 15-й дивизии на низовья Дуная и за убылью умершими и больными, простиралось до 55 тыс. человек. Для сбережения здоровья войск, стоявших в передовых отрядах, приказано было построить землянки из материалов, доставленных от жителей страны; рабочие же со всеми нужными инструментами наряжались от войск 1.
На основании полученных о неприятеле сведений, Турки успели собрать, в конце сентября, на правой стороне Дуная, от 120-ти до 130-ти тысяч человек, из коих до 30-ти тысяч, под личным начальством Омера-паши, находились в Шумле, столько же стояли в Адрианополе, а прочие — по течению Дуная от Видина до устья реки 2. Но из этих войск не было и половины регулярных (Низам), большая же часть состояла из ополчений (Редиф), не только выставленных жителями Европейской и Азиятской Турции, но и прибывших из дальних областей Египта и Туниса. Эти контингенты, за исключением египетских войск, не успели получить никакого тактического образования, а некоторые из них, как, напр., баши-бузуки, приобрели известность совершенным отсутствием порядка и дисциплины. Регулярные же войска были лучше устроены и вооружены, нежели в прежние войны: стрелковые батальоны имели нарезные ружья, прочая пехота — гладкоствольные ударные, и только лишь в резервах оставались еще кремневые, да и те постепенно заменялись ударными. В кавалерийских полках фланговые эскадроны были вооружены штуцерами, а прочие пиками. Каждый корпус состоял из двух дивизий, одной пехотной (в шесть полков) и одной кавалерийской (в четыре полка), и одного артиллерийского полка. Пехотные полки были в составе четырех баталионов, из которых один стрелковый; в батальоне было четыре роты по 204 человека в каждой, а кавалерийские полки в составе шести эскадронов по 155 человек в каждом. Наилучше устроенною частью армии была артиллерия. Одним из главных недостатков турецкой армии было неимение тактически образованных офицеров. Европейские организаторы успели обучить по надлежащему регулярные войска, но не могли дать им офицеров, обладающих военными сведениями и нравственными качествами, необходимыми для авторитета над их подчиненными. Европейские офицеры, поступающие на службу в турецкую армию, не пользуются доверием своих солдат, которые считают их гяурами (неверными) и совершенно им чужды по религии, нравам и обычаям своим.
Главнокомандующий турецкой армией Омер-паша, родом Кроат, по фамилии Латос, прежде принадлежал к православному исповеданию, и, определясь в молодости в австрийскую службу, находился на инженерных работах в Заре. Оттуда, когда у отца его (по словам других — у него самого), не оказалось части казенных денег, молодой Латос, не предвидя ничего утешительного для себя на родине, бежал в Боснию и сделался ренегатом, в 1828 году. В продолжении пяти лет, он был домашним учителем у разных турецких пашей, а потом отправился в Константинополь и определился писцом в военное министерство, где уменьем искусно чертить обратил на себя внимание военного министра. В войну против египетского паши, 1839 года, Латос был уже полковником и произведен в генерал-майоры. При восстании Боснии и Герцеговины, в 1851 году, он умел воспользоваться взаимною ненавистью магометан и христиан, подавил восстание одних другими, и, жестоко преследуя христиан, заставил целые деревни переселиться в австрийские владения и Черногорию. Война против Черногорцев была ведена им весьма неудачно, и вообще Омер-паша нигде не выказал военных способностей, отличаясь более осторожностью, нежели решительностью. В 1853 году ему было 47 лет.
Превосходство Турок в числе войск подавало им возможность появляться неожиданно на левой стороне Дуная, в различных пунктах, и потому с нашей стороны нельзя было непосредственно прикрывать от вторжения Турок занятые нами Княжества; а было бы выгоднее, расположив главные силы в одной или двух центральных позициях, ограничиться наблюдением течения Дуная и действовать решительно против неприятеля не прежде, как допустив его удалиться на значительное раз-стояние от реки, что способствовало бы при успехе воспользоваться победою: таким образом действовали. на сем же театре войны. Суворов при Фокшанах и Рымнике. и Милорадович у Обилешти. В случае же набегов неприятеля небольшими партиями, можно было противодействовать им летучими отрядами. Вместо того, князь Горчаков, желая совершенно преградить Туркам доступ на левую сторону Дуная, раздробил свои силы на несколько отрядов. долженствовавших встречать неприятеля, как только он появился бы где либо на левом берегу реки. Командующий русскими войсками, желая, по возможности. отнять у Турок средства переправляться через Дунай, приказал собрать в озера, либо устья валахских притоков реки, все лодки и другие перевозочные материалы. В инструкции от 12-го октября начальнику отряда, высланного к Слободзее, генерал-адъютанту графу Анрепу-Эльмпту, было сказано: "при первой попытке неприятеля переправиться через Дунай, стараться атаковать его во время самой переправы". Подобное же приказание было дано стоявшему с отрядом в Малой Валахии, генералу Фишбаху. Таким образом начальники наших отрядов, которым запрещено было переходить на правую сторону Дуная, ограничившись пассивною обороною левого берега и лишены были вполне инициативы действий.
Охранение общего квартирного расположения наших войск, простиравшегося между речкою Кылништи, впадающею в Арджис против Гостинари, Арджисом до устья Дымбовицы и чертою, проведенною от слияния Дымбовицы и Арджиса до Урзичени сперва поручено было авангарду графа Анрепа, усиленному Томским и Колыванским егерскими полками, с двумя батареями 10-й артиллерийской бригады. (3-й Колыванский батальон оставлен в Бузео, для содержания караулов в тамошнем военном госпитале). Сборным пунктом для авангарда назначен лагерь на Нижнем Арджисе, между селениями Колибаш и Гостинари. Для наблюдения пространства к стороне Силистрии. поставлен Боковой отряд у Обилешти, в составе Вознесенского и Ольвиопольского уланских полков. с 7-ою конно-легкою батареею и тремя сотнями донского № 34-го полка, под начальством генерал-майора Богушевского; впоследствии же Обилештинский отряд, усиленный Камчатским егерским полком с легкою № 4 батареей 11-йартиллерийской бригады, гусарским Наследника Цесаревича (Павлоградским) полком с 8-ю конною ротою. остальными сотнями 34-го донского полка и тремя сотнями 9-го донского полка, был поручен генерал-лейтенанту графу Нироду 1-му. Несколько дней спустя, князь Горчаков, имея в виду расширить район расположения войск. чтобы облегчить продовольствование кавалерии, направил к стороне Малой Валахии, в город Руссе-де-Веде, другой боковой отряд, в составе гусарского принца Фридриха-Карла Прусского (Ахтырского) полка, трех батальонов Екатеринбургского полка, батарейной № 1 батареи 10-й артиллерийской бригады и двух сотен 37-го донского полка.
15-го (27-го) сентября, князь Горчаков составил передовой отдел войск, под непосредственным начальством командира 4-го пехотного корпуса, генерала Данненберга, поручив ему охранение Дуная от реки Веде до монастыря Карницели, близ озера Мостище. Авангард этих войск, в составе Томского егерского полка и трех баталионов Колыванского егерского полка, с двумя пешими батареями 10-й артиллерийской бригады и казачьим № 40 полком, под начальством генерал-лейтенанта Соймонова, стал у Одая (Дая), против Журжи. Для охранения общего расположения войск с правого фланга, был расположен к стороне Малой Валахии, у Руссе-де Веде, отряд генерал-лейтенанта Фишбаха, в составе трех батальонов Екатеринбургского полка, Тобольского полка, гусарских полков принца Фридриха-Карла Прусского (Ахтырского) и князя Варшавского (Александрийского), батарейной и легкой батарей №№ 1 10-й артиллерийской бригады, конно-легкой батареи № 10, донского казачьего полка №88 и трех сотен полка № 37.
28 сентября (10 октября) князь Горчаков, поручив команду над всею кавалериею, собранною в окрестностях Букареста, графу Нироду, назначил генерал-майора Павлова начальником левого отряда, который, после нескольких перемещений войск, был расположен 20 октября (1 ноября), следующим образом: штаб отряда, Селенгинский полк, с батарейною № 8 батареей 11-й артиллерийской бригады, и Ольвиопольский уланский полк, с двумя орудиями донской № 9 батареи, стояли у Будешти, в 18-ти верстах от сел. Новой Ольтеницы; Якутский пехотный полк, с легкою № 5 батареей 11-й же бригады — при корпусном штабе, в сел. Добрени, в 20-ти верстах от Будешти; подполковник Власов, с тремя сотнями своего 34-го донского казачьего полка, находясь в Ольтенице, наблюдал пространство более 60-ти верст по Дунаю, от озера Гряка до монастыря Карницели 3.
Между тем, еще 27 сентября (9 октября), князь Горчаков получил от Омера-паши письмо, в котором турецкий главнокомандующий приглашал его очистить Дунайские Княжества, предупреждая, что если чрез 15 дней не будет дано удовлетворительного ответа, то со стороны Турции последует открытие военных действий.
Князь Горчаков отвечал, что он не уполномочен вести переговоры ни о мире, ни о войне, ни о выводе из Княжеств русских войск.
В начале (в половине) октября, еще до наступления дня, назначенного в письме Омер-паши для открытия действий, раздались первые выстрелы Турок по нашим передовым пикетам. В то же время Турки сильно укрепляли Видин, свозили туда множество артиллерийских снарядов и стягивали войска к верхнему Дунаю; получив о том сведение, князь Горчаков предписал генералу Фиш-баху перейти от Каракула в Крайово, откуда он мог удобнее наблюдать за неприятелем, занимавшим Видин, и разместить большую часть своего отряда по квартирам, что было весьма выгодно по случаю наступившего ненастья.
Одновременно с открытием действий Турками, князь Горчаков, желая усилить средства к обороне Браилова и Галаца и иметь часть флотилии в Валахии, приказал подняться вверх по Дунаю от Измаила к Галацу двум пароходам «Прут» и «Ординарец» с восемью канонирскими лодками. Надлежало пройти мимо укреплений Исакчи, которые Турки летом исправили и вооружили большим числом орудий. Князь Горчаков, имевший о том достоверные сведения, предписал, чтобы флотилия прошла мимо крепости ночью; но начальник экспедиции, капитан 2-го ранга Варпаховский, и все участвовавшие в ней офицеры просили позволения совершить плавание днем.
В бессмертном творении Гомера, неустрашимый сын Теламона восклицает:
«Зевс всемогущий, избавь от ужасного мрака Данаев!
Даю возврати его светлость, дай нам видеть очами,
И при свете губи нас, когда погубить ты желаешь!» (*)
И наши Черноморские герои, достойные сослуживцы будущих защитников Севастополя, также хотели стать лицом к лицу опасностям, не желая подвергать себя и вверенные им суда случайностям ночного боя. Командовавший в Измаиле генерал Лидерс согласился на их просьбу. 11-го (23) октября, в 8 с половиною часов утра, русская флотилия появилась перед Исакчею. Турки открыли огонь по нашим судам, вооруженным: «Прут» — четырьмя 36-ти-фунтовыми пушками-карронадами, «Ординарец» — четырьмя пушками, каждая из канонирских лодок — тремя 24-х-фунтовыми орудиями и четырьмя фалконетами; шесть лодок у бортов обоих пароходов прикрывали машины от неприятельских выстрелов. Генерал Лидерс, выехавший в это время к Сатунову, приказал, для развлечения внимания неприятеля, выдвинуть вперед стоявшие в камышах на левом берегу Дуная четыре пеших батарейных орудия, под прикрытием штуцерных Житомирского егерского полка, и открыть огонь по крепости одновременно с действием канонирских лодок. Неприятель громил нашу флотилию из 27-ми орудий большого калибра, прикрытых укреплениями, но не успел нанести значительного вреда русским судам, которые, в 10 с четвертью часов, вышли из под неприятельских выстрелов и прибыли благополучно в Галац. К сожалению, в самом начале боя был убит ядром храбрый командир флотилии Варпаховский; кроме того убито 14 нижних чинов, ранено 5 офицеров и 55 нижних чинов. Урон неприятеля был несравненно более. Город загорелся в нескольких местах; укрепленный лагерь, на скате горы под крепостью, почти совершенно истреблен и войска, занимавшие его, разбежались 4.
С. наступлением осени, густые туманы постоянно носились над долиною Нижнего Дуная. Ночи были темны, дни пасмурны. Турки, пользуясь тем, переправлялись небольшими партиями на левую сторону реки и нападали на наши аванпосты. В половине (в конце) октября, сильный турецкий отряд, стоявший на острову против Видина, переправился на левый берег Дуная и занял Калафат; с этого времени стали появляться на путях оттуда, ведущих в Крайово, неприятельские отряды, состоявшие из всех родов войск.
20 октября (1 ноября), в час пополудни, как только стал рассеиваться туман над Дунаем, генерал Соймонов, стоявший с отрядом у Одая 5, получив с передовых постов донесение, что турецкая флотилия с войсками идет от Рущука вниз по Дунаю, немедленно ввел в Журжу два батарейных и два легких орудия 10-й артиллерийской бригады. Несмотря на удачное действие нашей артиллерии, турецкие лодки успели миновать Журжу. Вслед за тем появился неприятельский пароход и за ним на буксире галиот, оба с войсками. Поравнявшись с нашею батареей, Турки открыли огонь, на который мы отвечали несколькими меткими выстрелами, что заставило пароход ускорить ход и скрыться за лесистым островом Малою Рошою. Миновав его, неприятель хотел продолжать плавание вниз по Дунаю, но будучи встречен огнем двух легких орудий, высланных под прикрытием роты Томского егерского полка, был принужден отвести пароход назад, между тем как галиот ушел на веслах 6. Главнокомандующий турецкими войсками в Булгарии Омер-паша, собрав до 14-ти тысяч человек у Туртукая, решился переправиться на левую сторону Дуная. С этою целью, он перевел на лодках около 3-х тысяч человек на остров, лежащий против Туртукая, несколько выше устья Арджиса. В ночь с 19-го на 20-е октября (на 1-е ноября), стук топоров, услышанный на наших аванпостах, наблюдавших течение Дуная у сел. Новой Ольтеницы, открыл занятие острова Турками, которые немедленно приступили к сооружению батареи на шесть орудий с ложементами для пехоты, против устья Арджиса. На следующий день, 21 октября (2 ноября), неприятель стал переправляться на левый берег Дуная, занял Ольтеницкий каменный карантин, в пять часов пополудни, и в ночи, продолжая переправу, приступил, с помощью нескольких тысяч Болгар, к сооружению ретраншемента впереди карантина и к постройке батарей с амбразурами, причем воспользовался материалами из находившихся там старых укреплений; тогда же наведен был Турками на реке Арджисе мост на судах, в ста саженях выше карантина.
Командующий войсками 4-го и 5-го пехотных корпусов, получив 22 октября (3 ноября) донесение о переправе неприятеля через Дунай, предписал генералу Данненбергу сосредоточить для нападения на Турок из окрестностей Добрени и Будешти к Метрени-Фундени: первую бригаду 11-й пехотной дивизии генерал-майора Охтерлоне с батарейною № 3 и легкою № 5 батареями 11-й артиллерийской бригады, шесть эскадронов Ольвиопольского уланского полка с двумя орудиями Донской № 9 батареи и три сотни Донского № 34 полка.
Для разведания о силах и расположении неприятеля, была произведена, 22 октября, пополудни, усиленная рекогносцировка двумя эскадронами улан и тремя сотнями казаков с двумя донскими орудиями, под начальством генерального штаба подполковника Эрнрота. Из обозрения неприятельской позиции, сделанного при этой рекогносцировке, оказалось, что Турки уже успели укрепиться кругом карантина и вооружить несколько батарей устроенных; в самых укреплениях замечены три баталиона, а впереди — небольшое число иррегулярной конницы. Несколько орудий большого калибра было усмотрено в эполементах, возведенных на покатости правого берега Дуная. Тогда же открыты пехота и иррегулярная конница, продолжавшие переправляться через Дунай к Ольтенице.
Местность, по которой надлежало наступать нашим войскам, для нападения на неприятеля, была весьма неудобна для движения.
От селения Новой Ольтеницы до самого Дуная пролегает равнина, примыкающая правою стороною к реке Арджису, вдоль которой, на пространстве в ширину около ста сажен, тянется густой кустарник, затрудняющий движение войск. Далее — местность в соседстве карантина, и вообще между карантином и Дунаем, перерезана в различных направлениях низменными лощинами, в виде широких рвов, наполненных топкою, весьма вязкою грязью; левее же, к так называемой граничарской башне, простираются кустарники и камыши на болотистой почве. На высотах противолежащего берега Дуная, имеющего в этом месте 212 саж. ширины, были устроены турецкие батареи вооруженные орудиями большого калибра, которые, вместе с батареей, сооруженною на острове, могли перекрестно обстреливать пространство впереди карантина. Ниже карантина, у пристани левого берега Дуная, стояли пять лодок, вооруженных орудиями, которые, в совокупности с артиллерией ретраншемента, сооруженного впереди карантина, обстреливали настильно местность между карантином и Новою-Ольтеницею. На самом же ретраншементе (как оказалось впоследствии), находилось в амбразурах, выложенных из туров и фашин, 20 орудий, именно: 9 впереди карантина, 7 влево от карантина, у реки Арджиса, и 4 вправо, на боковом фасе. Высота брустверов была до 4-х фут, толщина насыпей от 10-ти до 12-ти фут, а глубина топких рвов, окружавших укрепления, до 7-ми фут.
23-го октября (4-го ноября), по сборе русского отряда у Старой-Ольтеницы, войска, пройдя это селение, построились в боевой порядок: 1-й и 2-й батальоны Селенгинского пехотного полка, в колоннах к атаке, с четырьмя орудиями легкой № 5 батареи 11-й артиллерийской бригады, рассыпав впереди фронта своих штуцерных, составили правое крыло, примыкавшее к Арджису; вправо от дороги, ведущей из сел. Нов.-Ольтеницы к карантину, расположилась батарейная № 3 батарея, а левее артиллерии стали уступами в колоннах 3-й и 4-й батальоны Селенгинского полка. Якутский пехотный полк (4 батал.), с 8-ю орудиями легкой № 5 батареи и ротою 5-го саперного батальона, находился в резерве, за левым крылом, позади Новой-Ольтеницы; левее их стали шесть эскадронов Ольвиопольского уланского полка с двумя орудиями донской № 9 батареи. Число наших войск вообще не превышало 6-ти тысяч человек.
На генерал-майора Охтерлоне, командовавшего правым крылом, возложена была обязанность наблюдать за правым берегом Арджиса и, пользуясь кустарником на левом берегу, выдвинуть штуцерных как можно ближе к укреплению. чтобы действовать по прислуге неприятельской артиллерии. Генерал-майору Павлову, находившемуся при шести батальонах левого крыла, поручено было командовать всею пехотою, а начальнику 4-й артиллерийской дивизии, генерал-майору Сикстелю — распоряжаться действиями артиллерии. Командиру Донского казачьего № 34-го полка приказано: одновременно с выездом на позицию батарейной № 3-го батареи, быстро собрать казачью цепь на фланги боевого порядка, чтобы дать простор действию артиллерии.
В первом часу пополудни, войска двинулись против неприятеля. В час пополудни, русская артиллерия — на правом крыле 4 легких и в центре 12 батарейных орудий — выстроилась на позиции, в 450 саженях от укреплений карантина, и открыла огонь, на который все турецкие батареи отвечали сильною канонадою. Наша батарейная батарея, переходя последовательно с пальбою на расстояния 350, 300 и 250 сажен от карантина, взорвала у Турок два зарядных ящика.
В три часа пополудни, когда по-видимому огонь неприятеля уже был ослаблен, приказано было всей пехоте, построенной в колонны к атаке, идти на штурм укреплений. 1-й и 2-й батальоны Селенгинского полка двинулись вдоль реки Арджиса, а 3-й и 4-й батальоны того же полка и за ними по-эшелонно все четыре Якутские батальона — прямо на карантин. Тогда же восемь легких орудий, вызванные из резерва перед левый фланг пехоты, быстро выехали на позицию, в 250 саженях от укреплений карантина, и открыли живой огонь, действуя четырьмя орудиями против исходящего угла укреплений, а остальными четырьмя, вместе с двумя казачьими орудиями, по судам, стоявшим ниже карантина, из коих одно двухмачтовое, после нескольких выстрелов, было сожжено.
Войска смело шли на приступ, но 8-й и 4-й батальоны Селенгинского полка, за каждым из коих следовали уступами по два батальона Якутского полка, были задержаны в ста саженях от укрепления переходом через топкий ров. Тогда же неприятель сделал по ним залп картечью из всех орудий укрепления, и вслед затем открыл по всей линии ретраншемента батальный огонь, продолжавшийся несколько минут; 1-й и 2-й батальоны Селенгинского полка, по выходе из кустов, также были встречены картечью и ружейным огнем.
Колонны наши приостановились, но только на одно мгновение, после чего снова устремились на штурм: впереди, 8-й и 4-й Селенгинские батальоны; позади их, эшелонами, четыре батальона Якутского полка. В шестидесяти саженях от неприятеля, наши войска встретили новую преграду — широкую тонкую канаву; но она не остановила наступавшие колонны Под сильнейшим картечным и ружейным огнем баталионы устремились вперед, перегоняя один другого; 1-й и 3-й батальоны Якутского полка, обойдя с флангов 3-й Селенгинский батальон, опередили его. Уже в этих войсках большая часть штаб-офицеров и все офицеры знаменных рот выбыли из строя, но, несмотря на убийственный огонь, наши колонны подошли к укреплениям. Охотники, в голове которых шли Селенгинского полка поручик Зиненко и Якутского прапорщик Раздеришин, достигли рва.
Неприятели, устрашенные смелым наступлением наших войск, стали свозить артиллерию с ретраншемента; часть пехоты и кавалерии поспешно уходили к берегу Дуная. Огонь Турок заметно сделался слабее. Уже наши охотники стали спускаться в ров. Но этот первоначальный успех был куплен дорогою ценою, и много храбрых выбыло из рядов нашей пехоты. Генерал Данненберг, сообразив, что если бы даже и удалось нам овладеть укреплениями карантина, мы не могли бы удержаться в них, под огнем сильных турецких батарей, расположенных на правом берегу Дуная, приказал прервать штурм и отвести назад сражавшиеся батальоны.
Войска наши отошли неохотно, но в порядке, за топкие канавы, где получили приказание остановиться, чтобы, под покровительством артиллерии, подобрать раненых и убитых. Из турецких окопов показалась было кавалерия, которая, однако же, будучи встречена картечным залпом, отошла поспешно за укрепления. Канонада неприятельской артиллерии умолкла на всех пунктах, несмотря на то, что наши колонны находились под самым действительным огнем. Турки прекратили пальбу вероятно потому, что их орудия уже были свезены с батарей из опасения штурма, либо по недостатку зарядов, но отнюдь не из уважения к храбрости наших войск, как о том писали иностранные газеты. Такой рыцарский поступок вовсе нейдет к Туркам. Напротив того, их всадники, появившиеся из-за окопов, начали было рубить головы раненым, когда наша картечь обратила их в бегство.
К вечеру, главные силы русского отряда отошли на высоты, за сел. Старую-Ольтеницу; гард, в составе двух батальонов Якутского полка при четырех легких орудиях, двух эскадронов Ольвиопольских улан с двумя донскими орудиями и трех казачьих сотен, стал у выхода из Новой-Ольтеницы, имея казачью цепь в полуверсте впереди этого селения.
В деле под Ольтеницею мы потеряли: убитыми 5 офицеров и 231 нижних чинов; ранеными 9 штаб-офицеров, 30 обер-офицеров и 695 нижних чинов; вообще же выбыло из строя 970 человек. В числе умерших от ран были находившиеся в охотниках поручик Зиненко и прапорщик Раздеришин; в числе раненых: Селенгинского полка: подполковник Порогский и майор Галье, которые, получив тяжелые раны, продолжали командовать своими батальонами до изнеможения сил; командир 8-й роты Конюк, уже раненый четыре раза, шел вперед с своими солдатами, пока был поражен в бок ядром; подпоручик Путята, находясь в цепи, был тяжело ранен, но не позволил штуцерным поднять себя, сказав им: "Ваше место впереди, меня подберут другие"; подпоручик Федотов, лучший стрелок в полку, командуя штуцерными, был сильно контужен, но оставался постоянно с штуцером в руках впереди полка; его шинель была пробита пулями в восьми местах. Якутского полка: командир 1-го батальона подполковник Скюдери, получив три тяжелых раны, продолжал вести вперед своих солдат, до совершенной потери сил от истечения крови; командовавший 4-м батальоном майор Соллогуб, взяв знамя от раненого смертельно знаменщика, несмотря на полученную им самим рану, шел перед батальоном, пока было приказано отступить; командир 2-й мушкетерской роты штабс-капитан Скородумов, пораженный в шею, вынул пулю из раны, вел свою роту, и снова был ранен в руку; командир 8-й роты штабс-капитан Лютер, горячо любимый своими солдатами, будучи тяжело ранен картечью в руку, продолжал идти вперед и ободрял подчиненных ему людей, пока одно ядро ударило ему в грудь, а другое сорвало голову; прапорщик Попандопуло, когда перешибло ему пулею кость в ноге, продолжал идти в цепи застрельщиков, опираясь на ружье, упал без чувств и впоследствии умер от полученной им раны. Нижние чины отличались обычными русскому солдату хладнокровием и смелостью. Потери, понесенные неприятелем, неизвестны, но, по всей вероятности, были велики; сосредоточенный огонь наших батарей, поражавший на близком расстоянии Турок картечью, должен был произвести разрушительное действие; в числе убитых был один из пашей, а другой, Ахмед-паша, ранен 7.
Общий голос тогда утверждал, что войска наши непременно овладели бы укреплениями ольтеницкого карантина, если бы не получили приказания отступить. И действительно — что заставило отказаться от довершения успеха? Опасались ли — как говорили одни — что Турки очищают укрепления с тем, чтобы дать свободу действовать по ним с тыла всем батареям, сооруженным на острову и на правом берегу Дуная? Но это было возможно предвидеть заранее, и в таком случае не следовало предпринимать штурма. Или — как полагали другие — не надеялись на успех, найдя укрепления сильнее, чем заключали из сделанной рекогносцировки? Следовательно — самая рекогносцировка была недостаточна к тому, чтобы, основываясь на ней, решиться на такое отважное предприятие. Обвиняли в неудаче генерала Данненберга, но и со стороны князя Горчакова были сделаны важные упущения. Ему следовало послать к Ольтенице не одну бригаду, а целую дивизию, тем более, что это предприятие было первое, и потому последствия его могли оказать влияние на всю кампанию вообще; непростительно было действовать на-авось, особенно, когда другие войска стояли, так сказать, под рукою. К тому же, ему следовало предварительно дать надлежащие наставления генералу Данненбергу, который, при всей своей учености и совершенном знании теории военного искусства, не имел большой боевой опытности и, достигнув звания корпусного командира, не одержал ни одного успеха. Но, кто бы ни был виноват в этом деле, несомненно то, что наши войска честно исполнили свой долг, и что Турки не могли похвалиться победою; мы отступили, а не были отбиты. Тем не менее, однако же, в начале (в половине) ноября, телеграфические депеши возвестили Европе, что Омер-паша, переправясь у Ольтеницы через Дунай, разбил сильный русский отряд и обратил Русских в бегство на всех пунктах; что он уже достиг Букареста. Недоброхоты России славили военные дарования турецкого вождя, предрекая ему другие, решительные успехи над Русскими, которые, по уверениям публицистов, были не в состоянии противиться Туркам. Но вскоре обнаружилось, в какой степени было преувеличено значение Ольтеницкого дела 8.
Впоследствии времени, офицеры, участвовавшие в сражении при Ольтенице, соорудили на могиле павших там своих товарищей памятник: это — мраморная пирамида на высоком зеленом холму, окруженном деревьями и кустарником, наверху урна и над нею крест. В Ольтеницкую церковь внесены вклады для духовенства, чтоб оно радело о сохранении могилы и совершало над нею панихиды в годовщину Ольтеницкого дела 9.
Император Николай, рассмотрев подробное описание дела под Ольтеницею, соизволил сделать следующие замечания:
«1) Двух батарей было мало чтоб уничтожить артиллерию, стоявшую в укреплениях, тем более, что на правом берегу Дуная устроены были Турками еще другие батареи. 2) Атака пехотою была ведена, вопреки всех правил, колоннами к атаке, почти в сплошном построении, ибо уступы были почти без интервалов. 3) Следовало придать в помощь артиллерии цепь всех штуцерных бригады, которые должны были сосредоточивать свой огонь по амбразурам турецких укреплений. 4) Переднюю линию вести ротными колоннами в шахматном порядке, или в две линии, с стрелками в интервалах. 5) Третью линию и резерв держать по крайней мере в 300 шагах позади, в колоннах к атаке, и не заслонять действия своих батарей. Тогда потеря была бы умереннее и вероятно успех соответствовал бы пожертвованиям» 10.
Князь Горчаков сознавая, что у нас в деле под Ольтеницею действительно было мало артиллерии и вообще войск, оправдывался тем. что 23-го октября для нападения на Турок он не имел под рукою более двух пехотных полков и двух батарей, потому что, в ожидании переправы неприятеля на нескольких пунктах, было необходимо держать часть войск в центральных позициях. Ближайшие к Ольтенице наши войска, именно 1-я бригада 12-й пехотной дивизии и легкие батареи № 6 и 8, 12-й артиллерийской бригады, находились в расстоянии 45-ти и 50-ти верст и не могли прибыть к Ольтенице прежде 24-го октября ввечеру; следовательно — нападение было бы произведено 25-го, и к тому времени Турки утвердились бы и усилились бы еще более на левом берегу Дуная, что и заставило атаковать неприятеля малыми силами. но, за то, и в менее укрепленной позиции (**).
На вопрос, сделанный генералу Данненбергу — почему же не были употреблены при атаке ротные колонны, он отозвался, что как вверенные ему войска еще не бывали в огне, то он предпочел вести их более самостоятельными массами, и в особенности потому, что совершенно открытая местность впереди неприятельских укреплений не благоприятствовала построению войск мелкими частями.
На счет того, что резерв находился в слишком близком расстоянии от боевых линий, генерал Данненберг полагал, что при атаке укреплений нужно было сблизить его, чтобы, в случае надобности, поддерживать им боевые линии; но князь Горчаков не разделял этого мнения, и, "поставя генералу Данненбергу на вид сие неосновательное отступление от правил устава", подтвердил всем начальникам частей войск: "впредь держаться в точности тактических правил, утвержденных уставом, с некоторым развитием сих основных начал» 11.
После дела при Ольтенице князь Горчаков, получив донесение, что Турки более и более усиливаются при Туртукае, счел нужным подкрепить отряд генерала Павлова, у Ольтеницы, уланским герцога Нассауского (Одесским) полком с четырьмя орудиями конно-легкой № 9 батареи. Затем, снова узнав об усилении неприятеля, занимавшего позицию у Ольтеницкого карантина, князь Горчаков перевел в Будешти 12-ю пехотную дивизию (кроме Украинского егерского полка оставленного в Букаресте), с тремя батареями 12-й, одною — 11-й артиллерийской бригады и донскою № 9-го. — Бугский уланский полк, с четырьмя орудиями конно-легкой № 9-го батареи, и 4-й стрелковый батальон были расположены у Добрени. 1-я бригада 11-й пехотной дивизии (Селенгинский и Якутский пехотные полки). с двумя батареями, стали у Фундени. Генерал-адъютанту Анрепу предписано, со всею пехотою его отряда (шестью батальонами Охотского и Камчатского егерских полков). идти к Негоешти, оставя у Слободзеи генерал-майора Богушевского с Вознесенским уланским полком. дивизионом Ольвиопольских улан и конно-легкою батареей № 7-го. Но как занятие позиции у Слободзеи обеспечивало сообщения армии с Молдавиею и Бессарабиею, то отряд Богушевского был усилен прибывшими из отряда Энгельгардта Люблинским егерским полком и легкою батареей. Командующий войсками 4-го и 5-го корпусов, желая следить сам за действиями Омер-паши, перевел свою главную квартиру, 29-го октября (10-го ноября), из Букареста в Будешти. Генерал-майору Павлову было предписано, в случае наступления Турок, стараться заманить их к сел. Негоешти.
По-видимому, неприятель имел намерение распространить круг действий своих на левой стороне Дуная. В ночи на 28-е октября (9-е ноября), два турецких батальона переправились у Ольтеницы с острова на левый берег Дуная, близ устья Арджиса, и расположились на правом берегу этой реки под покровительством батарей, сооруженных на острову и у карантина, а на следующий день переправлялась через Дунай неприятельская кавалерия. Но 31-го октября (12-го ноября) Турки зажгли карантин, взорвали два фугаса впереди своего ретраншемента, предали огню мост, наведенный ими на Арджисе, у самого устья этой реки, и поспешно ушли на правый берег Дуная, оставя за собою только батарею на острову и небольшую часть войск на мысу правого берега Арджиса, при впадении сей реки в Дунай, да и те удалились в следующую же ночь на правую сторону Дуная.
По всей вероятности, причиною неожиданного перехода Турок на правый берег Дуная было сосредоточение русских войск в окрестностях Ольтеницы, не позволившее Омеру-паше помышлять о каких-либо решительных действиях на левой стороне Дуная. Но почему он не оставил за собою укреплений карантина, под покровительством сильных батарей у Туртукая, что дало бы ему возможность озабочивать нас переправою на левый берег и заставило бы князя Горчакова постоянно наблюдать сей пункт и держать у него в сборе значительные силы? Публицисты Западной Европы, ожидавшие от Омера-паши великих подвигов, пришли в недоумение, узнав об его отступлении после дела при Ольтенице, представленного ими в виде славной победы Турок над Русскими. Чтобы оправдать турецкого военачальника, прибегали к самым нелепым догадкам; так, наприм., уверяли, будто бы он уже готовился идти на Букарест, куда ему был открыт путь, но что австрийские дипломаты заставили его очистить левый берег Дуная 12. Если бы это обстоятельство действительно побудило Омера-пашу оставить позицию при Ольтеницком карантине, то почему же венский кабинет не потребовал от Турок очищения валахского берега ближе к своей границе, в Калафате, где обеспокоивало его гораздо более пребывание Клапки и других венгерских эмигрантов?
Как с удалением Турок из Ольтеницкого карантина уже нельзя было ожидать их наступления с этой стороны, то, для доставления войскам, сосредоточенным в окрестностях Будешти, более выгодного расположения по квартирам и в землянках, предписано разместить главные силы между Будешти и Букарестом, оставя у Ольтеницы авангард под начальством генерал-майора Павлова, в составе уланского принца Нассауского полка, с четырьмя орудиями конно-легкой № 9 батареи, и полков Селенгинского пехотного и Камчатского егерского, с батарейною № 3-го и легкою № 5-го батареями 11-й артиллерийской бригады, и ротою 5-го саперного батальона. Главная квартира князя Горчакова возвратилась в Букарест, 3-го (15-го) ноября.
Вслед затем войска Лидерса, двигавшиеся к Браилову, для противодействия наступательным покушениям неприятеля, возвратились на места своей прежней стоянки 13.
Между тем Турки переправлялись через Дунай, небольшими частями, на различных пунктах, что заставило, наконец, наших отрядных начальников доносить в главную квартиру о желании стоявших на передовых постах казаков делать по временам поиски на правый берег Дуная, для снятия турецких постов, вдоль реки расположенных. Командующий войсками разрешил всем отдельным начальникам: дозволять такие поиски, дабы держать неприятеля в постоянной тревоге, но только с тем, чтобы поиски были непродолжительны, и чтобы производящие их люди не оставались долго за Дунаем 14.
У Рущука неприятель строил батареи на правом берегу Дуная, и под покровительством их и густого тумана, заняв остров Макан, переправил туда войска и начал сооружать на западной оконечности острова земляные укрепления. По донесении о том в нашу главную квартиру, генерал-лейтенант Соймонов получил предписание: "в случае переправы Турок у Журжи, или у Макана, оспаривать переход сколько возможно, не рискуя неудачи".
Генерал Соймонов, старый воин, храбрый, хладнокровный в огне, заботился с отеческою попечительностью о вверенных ему войсках и был любим своими подчиненными. Отряд его 15 стоял в восьми верстах от Журжи, в крепкой позиции у Фратешти. Имея в виду остановить работы неприятеля на острову, Соймонов воспользовался густым туманом, утром 28-го октября (9-го ноября), и привел неожиданно к берегу против Макана восемь батарейных орудий, под прикрытием одного батальона Томского полка, и конную батарею с дивизионом гусар. Артиллерия, спустившись с высот, открыла огонь ядрами и гранатами по неприятелю, занимавшему остров. Турки отвечали канонадою со всех своих батарей, но без успеха, и вскоре, прекратив свои работы, скрылись в густом лесу острова. Наши войска были отведены обратно к Фратешти. 30 октября (11 ноября), штуцерные Томского полка, расположась на берегу, за построенною накануне насыпью, завязали перестрелку с Турками, остававшимися на острову; а на следующий день, генерал Соймонов, со всем своим отрядом, выступив утром из Фратешти, выставил артиллерию на позиции против острова Макана и открыл канонаду, на которую неприятель отвечал огнем из орудий крепости Рущука, а также с укрепления против Журжи и с батареи, расположенной на высоте правого берега Дуная, между островами Чароем и Маканом. Под громом нашей артиллерии, отправились с левого берега на Макан пять лодок с 80-ю охотниками, под начальством четырех офицеров (адъютанта начальника 10-й пехотной дивизии поручика Чаплинского, поручика Хабарева и подпоручиков Бабарыкина и Пржеславского), кои смело взлезли на высокий, обрывистый берег острова и, разделясь на несколько частей, под командою помянутых офицеров, заставили неприятеля оставить остров, с потерею двадцати человек убитыми. Хотя после того Турки и появлялись на острову, однако же, каждый раз подвергаясь канонаде наших батарей, уходили на правый берег Дуная. В ночи с 5-го на 6-е (с 17-го на 18-е) ноября, Соймонов устроил батарею с амбразурами, для прикрытия нашей артиллерии, против острова Макана; тогда же приготовлены плоты, для наводки моста через рукав Дуная между Журжею и островом Чароем, и 20 гребных судов, на коих могло поместиться 200 человек, кроме гребцов. Деятельность и благоразумные распоряжения нашего отрядного начальника, наконец, заставили Турок отказаться от их покушений на этом пункте и в половине ноября ст. ст. уйти в Рущук. До самого конца 1853 года, Турки не отваживались ни на какое предприятие из Рущука. Генерал Соймонов, пользуясь временем, когда Дунай несколько очистился от льда, послал на остров Макан две роты, которые срыли укрепления, возведенные неприятелем, и уничтожили находившиеся там шалаши и землянки.
На пространстве по Дунаю, ниже Рущука, а равно выше этого пункта до устья Ольты, Турки ограничивались маловажными перестрелками с валахскими пикетами.
Главные же действия неприятеля происходили в Малой Валахии, где неприятель, по прежнему, сосредоточивал войска у Калафата 16.
Но, прежде изложения этих действий, обращусь к событию, имевшему последствием разрыв дипломатических сношений России с западными державами.
(*) Илиада. Песнь XVII.
(**) В действительности же близ Будешти, в небольшом переходе от Ольтеницы, стояли тогда три баталиона Камчатского егерского полка с легкою № 4-го батареей № 11-й артиллерийской бригады.
|
