|
Русский офицер, доставивший
партию сюда, передал нас другому —
ополченцу, подпоручику Ивану
Михайловичу, — не
говорившему ни по-немецки, ни по-французски
и едва умевшему подписывать свое имя;
поэтому свои желания нам приходилось
выражать ему пантомимой.
28 апреля мы прибыли в
Смиловичи, на речонке того же названия,
плохой еврейский городишко. Хотя погода
нам все время благоприятствовала, все —
таки путь был очень скучен, потому
что дорога шла большей частью по
громадным хвойным лесам, где нам
попадалось много ульев. Ульи эти состоят
из колоды вышиной в четыре, пять футов,
выдолбленной внутри и заделанной сверху
и снизу дощечками. Внизу оставляется
маленькое отверстие, как в наших ульях,
чтобы пчелы могли прилетать и улетать.
Расставляются они также очень странным
образом: на высоте 15-20 футов
устраиваются вокруг толстого дерева
подмостки, так что по ним свободно можно
обходить вокруг ствола. Здесь
устанавливаются ульи, по 6-8 штук на
каждых подмостках. Поляки не прилагают к
пчеловодству никаких трудов, только
выставляют пустые ульи, а полные уносят
домой. Когда пчелы роятся, избранная
царица пчел отыскивает такой пустой
улей и там поселяется со своим роем; так
как ульи никогда не пустуют, то
безразлично, откуда прилетел рой, и
право собственности оспаривать не
приходится. Медведи очень опасны для
таких ульев, и чтобы избавиться от них,
поляки обсаживают дерево терновником,
мешающим медведям влезать на деревья.
В этих громадных лесах мы
видели много волков, редко, однако,
нападающих на людей, если их не
принуждает к этому отсутствие всякой
другой пищи. Но все-таки испытываешь
жуткое чувство в соседстве с этими
дикими зверями.
Редко попадавшиеся по дороге
деревни были еще по большей части
покинуты жителями, и убогие соломенные
крыши плохеньких изб сожжены
располагавшимися поблизости биваками.
30 апреля мы переночевали в
деревне Лиды, а 1 мая 1813 г. прибыли в
большую деревню Якшицы. По дороге нам
пришлось переправляться через Березину,
здесь не широкую, но сильно прибывшую, на
плохом пароме, состоявшем из двух
круглых бревен, выдолбленных как корыто
и связанных веревками. На них лежало
несколько досок: через реку был протянут
канат, к которому был прикреплен этот
утлый плот, чтобы паромщик мог его
перегонять с одного берега на другой.
Первая партия была переправлена
благополучно, но когда вторая, немного
большая, доплыла до средины реки,
выдолбленные бревна наполнились водой,
так что мы стояли уже по колена в воде.
Тут уже все принялись за работу, и, к
счастью, когда паром совсем погрузился в
воду и натянутый через реку канат готов
был лопнуть, мы были уже почти у берега.
После того нам, промокшим насквозь,
пришлось еще идти с четверть часа пешком,
пока мы добрались до места стоянки. Так
как большая дорога на Бобруйск идет по
правому берегу Березины, нам пришлось на
следующий день переправляться через
реку обратно в том же самом месте, но тут
уже мы были осторожнее во избежание
повторения неприятного приключения,
пережитого нами накануне.
2 мая 1813 г. мы прибыли на
стоянку в Остров, маленькую деревушку, т.е.
нашли приют под крышей, где оказалось
еще немного соломы, но о пище
приходилось позаботиться самим.
3 мая мы пришли в Свислочь,
небольшой городок на Березине, 4-го в
Галинку, маленькую деревушку, и 5 мая в
Бобруйск, где были довольно удобно
помещены у еврея. И здесь у нас вышел
спор с нашим хозяином, не позволявшим
нам разводить огонь, не дававшим
кухонной посуды, пока мы не обратились к
своему конвойному офицеру, и тот
несколькими ударами нагайки не призвал
еврея к порядку.
В том же доме жило польское
семейство. Муж, кажется, служил в какой —
то канцелярии. Добрые люди сжалились
над нами и часто присылали нам разную
провизию, которая тут была очень дорога.
Бобруйск —
маленькая крепость, расположенная
среди песчаной равнины. С одной стороны
перед ней река Березина и большие болота,
но с другой стороны, откуда ее осаждал во
время войны польский генерал
Домбровский, ее легко можно бы было
взять, потому что все укрепления
возведены из песка и очень непрочны.
Кроме того, деревянные дома города
примыкают вплотную к укреплениям, что
весьма нецелесообразно в крепости,
потому что их легко поджечь, и пожар
будет мешать защите главного вала.
Прожив здесь пять крайне скучных дней, 10-го
мы снова выступили в путь на Михайлово,
маленькую деревушку, где ночлег был
положительно невозможный, так что
многие товарищи решили расположиться
биваком; но так как мы имели право
требовать себе более удобного приюта, то
я в сопровождении еще нескольких
человек отправился в ближайшую усадьбу,
где поместился русский офицер, и мы
также расположились там. Помещик
оказался любезным человеком; нам была
сейчас же отведена комната и предложен
хороший ужин. 11 мая 1813 г. мы пришли в
местечко Старопоболово, где переменили
лошадей, и двинулись дальше к деревне
Усперову, где ночевали.
12 мая перед отъездом мы
полюбовались прекрасным видом на
противоположный берег Днепра. Мы
переправились на хорошем пароме через
довольно широкую здесь реку и прибыли на
назначенную стоянку, название которой я
забыл, где в каждом доме застали двух-трех
человек больных вследствие лишений,
перенесенных во время войны.
Здесь должен был позаботиться
о квартире лейтенант Рейс, но лейтенант
ф.-Бюлов остался очень недоволен его
выбором, после чего лейтенант Рейс вышел
из нашей артели, а на его место был
принят врач Клейн. 13 мая 1813 г. мы прибыли
в Мирьелевицы, красивую, только что
отстроенную деревню на дороге. На
следующий день была плохая погода, но
теперь мы двигались по красивой,
живописной, разнообразной местности. В
полдень прибыли на стоянку Чечерск,
небольшой, хорошенький городок, где,
однако, нам досталась очень плохая
квартира у еврея, которому мы с досады
разрисовали все стены углем, на что
еврей очень рассердился. Здесь, в
красивом доме, жила графиня, обращавшая
день в ночь и наоборот. Ей предсказали,
что она умрет ночью, и поэтому она спала
только днем, чтобы таким образом
обмануть смерть.
15 мая мы продолжали свой путь
в Залесье. Перешли небольшую речку Сож и
удобно разместились у радушных крестьян.
Однако в эту ночь нам пришлось пережить
сцену, нас сильно испугавшую. Не успели
мы уснуть на соломе, как вокруг нашей
избы поднялся сильный шум. Один из нас
поспешил к окну, чтобы посмотреть, в чем
дело, и увидал, к великому нашему страху,
человек шесть, восемь мужиков,
вооруженных дубинами и столпившихся
перед домом. Мы приготовились к самому
худшему, потому что ненависть к
французам простиралась и на нас,
пленников, и могла вызвать какую —
нибудь дикую расправу. Однако,
наконец, мы поняли, что дело касалось
нашего квартирохозяина, прятавшегося
весь день, чтобы уклониться от
повинности по поставке подводы, и,
наконец, ночью вытащенного крестьянами
из избы и сильно избитого под ужасный
крик женщин и детей. Нам оставалось
только подивиться на такое правосудие.
16 мая мы прибыли в Свециловицы,
плохую деревушку, где по обыкновению с
трудом раздобылись кое-чем съедобным.
Здесь в первый раз мы видели
русскую баню, устроенную следующим
образом: в маленьком домике, стоящем
около воды, заключается одна комнатка,
где помещается печь, в роде наших
хлебных печей. Когда жара в комнатке
доходит до того, что почти захватывает
дыхание, народ идет в баню, там
раздевается и все тело сейчас же
покрывается потом; чтобы вызвать его еще
обильнее, они стегают себя вениками,
взбираясь все выше и ложась на
устроенных в бане ступеньках. Придя в
совершенное изнеможение, обливаясь
потом, они выскакивают из бани и
бросаются в холодную воду, ложатся в нее
или, если недостаточно глубоко,
обливаются водой. После такого
охлаждения они сейчас же возвращаются
снова в баню, чтобы не простудиться и
дать телу снова согреться. Это
проделывается весь год, летом и зимой,
обыкновенно по субботам.
17 мая 1813 г. мы прибыли в
деревню Реслинку, 18-го в Ровеместо, тоже
деревню. Долго мы не могли нигде
устроиться, пока не зашли в маленькую
усадьбу, где сначала нам отказали.
Помещик был болен чахоткой; мы намекнули,
что с нами доктор, и он очень обрадовался.
Доктор Клейн пощупал у него пульс,
принял глубокомысленный вид, прописал
лекарство, и с этой минуты мы обратились
в желанных гостей: нас накормили и, в
первый раз за все время плена, прикрыли
солому чистыми простынями и дали
каждому по подушке. Как это было приятно
мне, не видавшему постели с июня месяца
1812 г. и даже не всегда имевшему
возможность получить охапку чистой
соломы, потому что обыкновенно мы
уходили из изб, благодаря невозможному
дыму и ужасной нечистоплотности, и
искали себе приюта где-нибудь в хлеву
вместе с скотом. Ночи были по большей
части очень холодные, в особенности под
утро; у нас было мало одежды, прикрыться
было нечем; но все же мы предпочитали
такой ночлег на воздухе, где нас, по
крайней мере, не тревожили тараканы или
прусаки.
19 мая 1813 г. мы перешли из
русской Польши в настоящую Россию.
Миновали местечко Зыбь-Мая и заметили
большую разницу с Польшей. Было как раз
воскресенье или вообще какой-то
праздник; все население было чисто одето.
Так как здесь проходило еще мало
транспортов пленных, а между тем русские
отличаются большим любопытством, то нас
окружила толпа зрителей, относившихся к
нам, однако, не особенно дружелюбно и уже
при нашем появлении встретивших нас от
мала до велика обычным приветствием: «Шельма
француз! французу капут!!» и т. д. Раньше
проходивший транспорт они даже
забросали камнями и грязью.
Накормив здесь лошадей, мы
поехали дальше в Вымоту, очень большое
село. Здесь нам отвели хорошее, чистое
помещение, и хозяева оказались очень
радушными людьми.
20 мая 1813 г. мы прибыли в
Местикороб, местечко, где не было уже
евреев, так как евреям запрещено
жительство в России.
22-го прибыли в Карбовицы, 23-го,
в плохую погоду, в местечко Семенотка.
Здесь мы удобно разместились. Вечером
некоторые офицеры пошли в сад русского
генерала. Владельца не было дома; они
застали только управляющего,
порядочного человека, которому они
рассказали о своем положении. Услыхав,
что некоторые из нас играют на флейте, он
сообщил о том молодой графине, дочери
генерала; последняя, большая
любительница музыки, пригласила
офицеров устроить в саду маленький
концерт. Мы последовали приглашению,
играли сначала марши и арии, сочиненные
нашим капельмейстером Тейсом. Собралось
все лучшее общество города; управляющий
позаботился об угощении; были поданы
наливки, пиво, хлеб, мясо, сыр и т. д.
Понемногу все развеселились, мы
заиграли вальсы, и, наконец, начались
оживленные танцы; хотя земля была
довольно сырая, но этим никто не
смущался, пока вечер не разлучил
общество, расставшееся весело и в
удовольствии. Это происшествие служило
для нас потом долго темой оживленных
бесед.
25 мая мы завтракали в городе
Новгород — Северске
на Десне. Нас поразило, что все дома в
городе покривились и покосились.
Каменные дома в таком положении
непременно обваливались бы, но
деревянные дома, где балки пригнаны друг
к другу, стоят так уже много лет и еще
очень крепки. Мы узнали, что городок и
окрестности пострадали от бывшего когда-то
давно землетрясения, и действительно,
вокруг города мы видели несколько
глубоких расщелин. Более подробных
сведений мы не могли собрать, еще плохо
понимая по-русски, а никто из жителей не
говорил ни по-французски ни по-немецки.
Жители обошлись с нами очень приветливо,
убедившись в нашем печальном положении.
Приблизительно в четыре часа
пополудни мы снова двинулись в путь и на
следующей остановке, в деревне Сверсь,
любовались живописным видом берегов
Десны.
26 мая 1813 г. мы ночевали в
Чернявском, большом селе, 28-го проехали
через местечко Зевист, где отдохнули, а
на ночлег поехали дальше в другую
деревню. Жара все усиливалась; кроме
того, нам приходилось сильно страдать от
пыли, так как мы совершали большие
переходы.
29 мая мы прибыли в Севск, где
нагнали несколько транспортов пленных,
выступивших раньше нас из Минска. Нам
отвели плохое помешение; жители
отличались большой грубостью и осыпали
нас насмешками и бранью.
Саксонским офицерам и
солдатам было объявлено здесь об
освобождении из плена, так как Саксония
присоединилась к союзу держав. В соборе
было торжественное богослужение, и все
пленные получили приглашение на нем
присутствовать. Человек тридцать певчих
составляли прекрасный хор; потом
священник прочел об освобождении
саксонцев (на русском языке, чего мы,
конечно, не поняли и нам об этом
повторили еще раз). Затем епископ, в
праздничном облачении, произнес речь и
пожелал счастливого пути освобожденным,
после того опять запел хор, а епископ
обошел всех и кадил так, что мы чуть не
задохлись. В заключение он пожелал на
французском языке скорого освобождения
тем, кто оставались еще в плену, чего,
однако, пришлось еще долго ждать. Жители
после того стали относиться к нам лучше,
а мы все начали выдавать себя за
саксонцев.
Нам пришлось пробыть здесь
несколько дней, пока русские офицеры
покончили с передачей саксонцев, потом
мы простились с уезжавшими на родину
друзьями и продолжали свой путь 1 июня 1813
года в село Доброводы.
2 июня 1813 г. мы прибыли в
Дмитриев, небольшой городок; здесь мое
внимание обратил на себя козел с семью
рогами, имевший очень забавный вид; я
спросил, сколько он стоит, мне отвечали,
что пять рублей ассигнациями (на наши
деньги два флорина). С удовольствием я
купил бы его шкуру, но как было довезти
ее из такой дали на родину?
3-го мы переночевали и
отдохнули в деревне, в тридцати верстах
от Дмитриева и Анненкова, где устроились
в избе у хороших крестьян.
5 Июня прибыли в Шевец,
маленькое местечко. Во время этого
переезда между нашим конвойным офицером
и возчиками вышел спор; последние
отказывались ехать, получив не сполна
следуемую плату, выплачиваемую русским
офицером. Задержавшись, благодаря этому,
на целый час, мы поехали дальше очень
быстро и остановились на ночлег в селе
Чернявском.
6 июня мы прибыли в Ливны,
маленький городок; здесь народ тоже с
любопытством разглядывал нас и выражал
свое злорадство, на что мы, однако, уже не
обращали внимания. Мы сварили себе кое-как
обед и снова двинулись в путь; в шести
верстах от города переменили лошадей,
при чем опять вышло недоразумение между
русским офицером и крестьянами, которые
в этой местности очень неотесаны и
собираются толпами, чтобы отстоять свои
права, как только в деревне происходит
хотя самое незначительное событие.
После новой задержки, продолжавшейся
несколько часов, мы поехали дальше в
Казаки, деревню, где переночевали.
7 июня 1813 г. мы прибыли в Елец,
красивый, вновь отстроенный город,
совершив большой переезд при очень
дурной погоде и промокнув до костей.
После продолжительных поисков нам
удалось, наконец, найти плохую квартиру,
где даже за плату нам не хотели дать
свечи.
8 июня мы прибыли в Патриаршее,
большое село, совершив большой переезд и
переправившись по зыбкому мосту через
Дон, здесь еще незначительную реку. Тут
предполагалась остановка, но за
несколько часов до нас сюда прибыл отряд
рекрутов. Совместное пребывание с ними
было для нас невозможно, поэтому мы
попросили конвойного офицера перейти с
нами в другую деревню. Он исполнил нашу
просьбу, и мы отправились дальше в
деревню Студинец, находившуюся за пять
верст. Был праздник, из церкви нам
навстречу выходили нарядно одетые
крестьяне.
9 июня 1813 г. мы миновали Липецк,
небольшой городок на реке Воронеже,
через которую мы переправились в тот же
день. Ночевали в деревне, в нескольких
верстах от города.
10 июня прибыли в деревню
Сокольничье. Нас поразило, что всюду
вокруг деревни валялся павший скот.
Справившись, мы узнали, что здесь был
падеж на скот, но павший скот не зарывали,
потому что крестьяне считали это за грех:
так как земля принадлежит Богу, то надо
оставлять падаль под открытым небом.
Запах был ужасный и привлекал сюда
тысячи ворон, никогда не виданных мной в
таком количестве.
12 июня мы прибыли в Тамбов,
наше будущее местопребывание, о котором
нам рассказывали так много хорошего во
время всего нашего путешествия. Однако
нас ждало разочарование. Нас провели по
городу по многим улицам, но, как мы потом
убедились, только на показ, потому что,
наконец, мы вернулись в тоже предместье,
где проходили раньше, —
самое плохое, —
и тут нам было указано убогие,
отвратительные помещения. Кроме того, мы
узнали, к своему ужасу, что через
несколько дней нас повезут дальше.
Некоторые вообразили даже, что в Сибирь.
Тамбов —
довольно большой губернский город
на небольшой реке Оке. Здесь встречается
много красивых каменных домов, потому
что тут живет много богатых помещиков.
Мне очень понравился своей
- 68 архитектурой и живописным
видом на реку монастырь, расположенный в
верхней части города. На башне его
помещаются часы с курантами.
Внутренность церкви очень красива. Я
спросил, нет ли какой-нибудь
достопримечательности или древности.
Меня привели к очень старому, но
безвкусной работы маленькому
стеклянному ящику, где лежал кусок
дерева, длиной с фут, и сказали, что это
ступень лестницы, виденной Иаковом во
сне. Кроме того, мие показали волос из
бороды Спасителя.
Я посетил также кадетский
корпус, где преподают по большей части
учителя немцы и французы, и откуда, как
мне говорили, выходят очень дельные люди.
Юношей воспитывают хорошо, пища
питательная, но простая, постелью им
служат деревянные нары, как в караульной,
чтобы заранее закалить их для военной
службы.
Некоторые товарищи
постарались заручиться
благосклонностью губернатора и
получили разрешение здесь остаться.
После недельной, скучной
остановки мы были переданы русскому
полицейскому офицеру, изрядно
выпивавшему, и 20 июня 1813 г. покинули
город в составе 120 офицеров. Так как
образовался целый поезд из семидесяти
повозок, то нам приходилось сильно
страдать от пыли.
22 июня после двойного
перехода мы прибыли в деревню Пушновки,
где переночевали.
23 июня мы остановились в селе
Гавриловке. Обыкновенно, сейчас же по
прибытии, мы обчищались от пыли и, если
была поблизости вода, шли купаться. То же
самое повторилось и здесь. Один из наших
друзей (лейтенант Фогель, баденец) зашел
за нами, чтобы пойти на озеро, где уже
купались многие из наших товарищей,
предупредившие нас, чтобы мы не заходили
далеко, потому что здесь очень опасные
места. Фогель понадеялся на свое уменье
плавать и отошел далеко от берега; вдруг
он оступился и, несмотря на усилия
удержаться на воде, пока мы спешили к
нему на помощь, скрылся под водой. В
числе пленных находилось несколько
французских морских офицеров, сейчас же
принявших меры к его спасению; но его уже
отнесло водой в другое место, и наши
поиски оказались тщетными. Позвали из
деревни рыбаков с сетями, и им удалось
вытащить тело нашего товарища. Наш врач
прилагал все старания вернуть его к
жизни, но его усилия не увенчались
успехом. Мы обратились с просьбой к
своему конвойному офицеру разрешить
похороны тела до ухода; он не имел ничего
против, но крестьяне этого не допустили
и, когда мы спросили —
почему, то объяснили в ответ, что на
нем нет креста на шее, значит он не
христианин. Поэтому офицер сейчась же
написал тамбовскому губернатору и
остался в деревне с несколькими
товарищами, а мы продолжали дальше свой
путь в Студенку.
25 июня утром мы проходили
через торговое местечко Багим, где была
ярмарка, и мы все купили для себя
нательные кресты. В деревне, где мы
остановились на ночлег, мы попали к
добродушным крестьянам, не бранившим
нас и за деньги снабдившим кое-какой
провизией.
Вечером прибыл русский офицер
с остававшимися в Гавриловке товарищами,
не успевшими, однако, похоронить
утонувшего друга, долго не получая
ответа от губернатора.
26 июня остановились мы в
Мучелеске, татарской деревне, каких
очень много в Пензенской губернии.
Татары гораздо добродушнее и
гостеприимнее русских: когда мы вошли в
отведенное нам помещение, хозяйка
принесла и поставила на стол с большой
учтивостью хлеб-соль, что у них означает
«добро пожаловать», поэтому считается
большой обидой, если не отведать хлеба
сейчас же. Хозяйка внимательно следила
за нами, приветливо улыбнулась, когда мы
отрезали себе по куску хлеба и сделалась
еще приветливее, увидав, что мы не
перекрестились, как русские, прежде чем
начать есть. Она подсела к нам на скамью
и хотела вступить с нами в разговор. Но
так как татары говорят на языке,
совершенно непохожем на русский, то мы
могли объясняться только пантомимой.
Увидав, что мы с удовольствием едим хлеб
(мы были голодны), она встала, открыла
большую печь и поставила на стол полный
обед. Наконец пришел сам хозяин, жена
сейчас же отвела его в сторону и
рассказала ему о нас, после чего он также
дружелюбно нам улыбнулся и тоже подсел к
нам. Когда перед уходом мы хотели
расплатиться, они отказывались от денег,
пока мы не объяснили им, что это не плата,
но благодарность.
Простившись 27 июня 1813 г. с
нашими радушными хозяевами, мы поехали
дальше в деревню Каменку, где почти
везде на свои просьбы получали ответ: «нету».
28 июня мы прибыли в плохое
село Константиновку. В этой местности мы
обратили внимание на безрогих коров. Мы
ощупывали у некоторых головы, но нигде
не обнаружили признаков рогов. Вид
получается странный и некрасивый.
29 июня 1813 г. мы прибыли в Пензу,
большой губернский город. Здесь нас
встретили приветливо и разместили в
хороших домах. Я и мои артельные
товарищи попали к старшему лесничему,
Клев-Громову; нам отвели большую хорошую
комнату, но больше ничего не дали. Зато
здесь нам была сообщена радостная весть,
что мы будем распределены в этой
губернии.
Пенза лежит в красивой
местности на реке того же названия;
здесь живет много состоятельных
помещиков, и жители оказались гораздо
приветливее, чем в других местах.
Тут проживало несколько
человек немецких ремесленников, между
прочим — пензенский
портной, баденец, оказавший много
дружеских услуг своим
соотечественникам. Те по возвращении
сообщили о нем великому герцогу, и он по-княжески
его наградил.
Город вытянулся в длину; все
улицы, кроме главной, немощеные, как в
большинстве русских городов, и после
дождя положительно непроходимы. Однако,
во всех более значительных городах
передвижение облегчается, благодаря
извозчичьим дрожкам, везущим вас куда
угодно за ничтожную плату. Есть здесь
также рестораны и бильярды, ио очень
плохие.
По истечении 18 дней, довольно
приятно прожитых нами в Пензе во время
ярмарки, все пленные были вытребованы в
полицию. Те, кто не получили разрешения
губернатора, князя Голицына, остаться
здесь, были распределены по уездным
городам и отправлены на следующий день в
Краснослободск, Городище и Саранск.
Мы, оставшиеся от нашего
первоначального транспорта, попали в
Саранск и, совершив путешествие туда в
три дня, 18-го вечером, еще засветло,
прибыли в этот город. Здесь всем нам были
отведены хорошие квартиры, и жители
оказались очень радушными и
приветливыми.
Полицмейстер Иван Яковлевич
Этсукот был прекрасный человек; он уже
раньше получил извещение о нашем
прибытии и заранее распорядился, чтобы
нам были отведены удобные квартиры. Его
приказание было исполнено полицией в
точности. На следующий день мы, все
офицеры, хотели поблагодарить
полицмейстера, но он уже уехал. Старый
француз, гувернер детей его, принял нас
очень любезно и обещал известить нас о
приезде полицмейстера. Через несколько
дней мы получили приказ явиться к нему, к
10 часам утра. Мы оделись как можно лучше
и пошли. Он принял нас очень
предупредительно, выразил сожаление,
что мы не застали его дома, когда
являлись представиться, и потом
пригласил всех обедать.
До обеда мы выпили еще по
несколько чашек чая и выкурили по трубке
турецкого табаку, при чем наш хозяин
имел любезность предложить лично
каждому набитую трубку. В двенадцать
часов слуга подал хорошую наливку, что
принято у русских для возбуждения
аппетита; потом сели за стол.
Полицмейстер, говоривший только по-русски,
сидел на верхнем конце рядом с французом,
жена его с детьми —
на нижнем, а мы, офицеры, по обеим
сторонам стола. Обед был прекрасный и
пили только вино. За десертом слуга
подал полицмейстеру бокал шампанского,
он встал, выпил за наше здоровье, а потом
каждому поочередно наливали в тот же
бокал, и все мы пили за здоровье
полицмейстера и его жены. После обеда мы
перешли в другую комнату, где уже был
приготовлен кофе, выкурили там еще по
трубке, выпили по несколько чашек кофе,
побеседовали еще несколько времени,
потом простились, и полицмейстер взял с
нас обещание часто навещать его и
обедать у него.
Благодаря любезному
отношению к нам полицмейстера, мы
познакомились и с другими дворянами, и
потом ни одни именины, ни одно семейное
празднество не обходилось без нашего
присутствия. Простой народ держался с
нами также вежливо; редко кто проходил
мимо не кланяясь.
Дворяне приютили у себя
некоторых из нас под предлогом обучения
детей тем или иным предметам; врачи
лечили и т. д. Таким образом, несмотря на
свой жалкий вид, мы получили доступ в
семейный круг дворян.
Жизнь была очень дешевая, так
что десяти пятаков, т.е. 15 крейцеров, нам
вполне хватало на день. Если мы не
получали никуда приглашения обедать, мы
готовили себе обед сами. Постепенно мы
снова обзавелись бельем и также
понемногу избавились от паразитов.
И здесь нас часто спрашивали,
не хотим ли мы остаться в России; нам
будут отведены земли в немецких
колониях в Саратовской губернии и т. д.
Однако такая блестящая перспектива не
соблазнила никого из нас, и все
стремились домой на родину.
О политике мы не знали почти
ничего, потому что не могли читать
русских газет, а то, что слышали, было
совершенно извращено или ложно,
благодаря слабым географическим
познаниям рассказчиков.
16 августа 1813 г. открылась
здешняя восьмидневная ярмарка. В городе
на площади были устроены палатки. Товары
были очень дешевы и хороши. Мы, пленные,
все осматривали и провели это время
очень весело. Главным образом, нас
привлекала конская ярмарка; лошадей
было очень много и среди них
замечательно хорошие; были целые табуны
степных коней, свободно стоявших в
изгородях. Когда являлся покупатель и
облюбовывал одну из лошадей, продавец
садился на объезженную лошадь и выезжал
за ограду. Табун сбивался в кучу,
головами в средину и бил задними ногами,
когда к нему кто-нибудь приближался; но у
продавца на длинном шесте была
прикреплена петля, он ее набрасывал на
голову лошади, которую хотел поймать, и
спокойно выводил ее к покупателю.
Тут были жеребцы, казалось,
проявлявшие своим гордым видом, что
сознают свою красоту, и всех их
продавали за ничтожную цену: 50, 80, 100
рублей ассигнациями.
Покупателей было очень много,
собрались все окрестные помещики, и
город в это время кипел оживлением; так
как ярмарка здесь бывала только раз в
год, то помещики закупали все нужное на
целый год, поэтому денежный оборот был
очень большой.
Наши врачи пользовались
большим успехом, потому что во время
нашего пребывания здесь между
помещиками было много больных, а в
городе не оказалось ни докторов ни аптек.
Их вообще не встретишь нигде, кроме
губернских городов, поэтому жители были
очень рады, что среди пленных оказались
доктора. Одному из наших врачей обещали
очень многое, если он останется в России
еще на несколько лет, но он все-таки
предпочел вернуться на родину.
Русские очень способны,
особенно легко они усвоивают
иностранные языки, и большинство дворян
говорят хорошо по-французски; я знал
девушек лет двенадцати-пятнадцати,
кроме родного языка говоривших и
довольно порядочно писавших по-польски,
по-французски, по-немецки и немного по-итальянски.
Так же способно простонародье, оно скоро
научилось от нас многим словам, и нас
часто просили сказать, как называется та
или другая вещь по-немецки.
6 ноября 1813 г. многие офицеры
получили через полицию деньги, не зная,
кем они присланы; вероятно, ее
величеством императрицей —
матерью. На долю каждого досталось
по 25 руб. ассигнациями, или 12 флор. 30
крейцеров; все, кому предназначалось
пособие, были переименованы; меня, как
всегда, постигло несчастье, и я не
получил ничего; может быть, тому
причиной была неправильность передачи
конвойных офицеров, отмечавших меня то
баварцем, то вюртембергцем и, наконец,
офицером четвертого баденского
гусарского полка.
16 ноября 1813 г. баварским
офицерам была возвращена свобода; мы
устроили прощальную пирушку, и они
уехали 17 ноября, сопутствуемые нашими
пожеланиями всякого благополучия.
Теперь мы утешали себя
надеждой, что скоро наступит и наш черед,
и эта надежда оживляла нас и приятно
волновала кровь. Наконец 16 декабря 1813 г.
получилась радостная весть. Мы
радовались и веселились, а помещики,
полюбившие нас, жалели, что приходится с
нами расстаться, желали нам счастливого
пути и многих ссудили деньгами на
покупку шуб. Приобретя шубы, мы провели в
радушном обществе еще несколько веселых
дней.
24 декабря около полудня мы
покинули свое местопребывание и 25
декабря 1813 г. приехали в Пензу. Стоял
сильный мороз, и нам предстоял еще
тяжелый путь, но радость чувствовать
себя свободными помогала безропотно
переносить все неприятности.
Император Наполеон роздал
каждому из русских офицеров,
находившихся пленниками во Франции, по
100 франков, в виде рождественского
подарка. Император Александр пожелал
сделать то же самое и приказал выдать
всем пленным по 100 руб. ассигнациями, что
составляло приблизительно одно и то же.
Губернаторам было приказано выплатить
всем пленным назначенную сумму. Поэтому
мы обратились к пензенскому губернатору,
князю Голицыну, через посредство немца-портного,
пользовавшегося благосклонностью
губернатора; однако выдачу нам денег
откладывали со дня на день. Наконец,
вследствие наших настояний, каждому из
нас выплатили по 50 руб. ассигнациями, под
тем предлогом, что мы отправляемся домой
и деньги нам теперь не нужны, остальные 50
руб. были удержаны и попали в карман
губернатора, как оказалось впоследствии,
потому что мы расписались в получении
ста рублей, как объяснил нам после
иллирийский офицер, знавший русский
язык.
Пребывание в Пензе
представляло для всех нас много
неприятностей, и мы стремились прочь;
наконец 8 января 1814 г. мы выехали из Пензы
и так как во время нашего пребывания там
были освобождены все немецкие офицеры,
то в транспорте оказалось пятьдесят
человек офицеров. Каждому штаб-офицеру
полагалась одна лошадь, а обер-офицеру —
пара; конечно, такое количество
лошадей было очень трудно достать на
каждой станции.
На обратном пути мы снова
проезжали через многие уже знакомые
деревни; переночевали в Константиновке.
10 января 1814 г. мы прибыли в
Мучелески, татарскую деревню, и отыскали
там своих прежних хозяев; они сейчас же
нас узнали и очень обрадовались, главным
образом, тому, что мы возвращаемся на
родину. Вечером мы приготовили чай с
ромом и изрядно угостили своего хозяина.
11 января ночевали в Шенеце, 12-го
— в
Веретчине, где отдыхали целый день. 14-го
прибыли в Гавриловку, где утонул Фогель;
мы узнали, что после нашего отъезда тело
его было предано земле полицией.
15 января мы были в Талинке, 16-го
— в Тамбове,
где нам пришлось опять остановиться на
двенадцать дней. Тем временем прибыл из
Саратовской губернии большой транспорт
офицеров, присоединившийся к нашему, так
что теперь число офицеров нашего
транспорта достигало до 84 человек. Если
ранее было трудно доставать нужное
количество лошадей, то теперь сделалось
еще гораздо труднее. Это очень мешало
нашему путешествию, за что нас
вознаграждал юмор этих офицеров.
Соединившись с 28 офицерами,
прибывшими из Саратовской губернии, мы
покинули город Тамбов 28 января 1814 г. и
переночевали в деревне Лысогоры.
30 января мы были в Дмитровске,
31-го в городке Козлове, 1 февраля в
Дарибеве, 2 февраля в Борисовке, 3 февраля
в городке Липецке. Погода стояла теплая,
снег таял и мы ехали все время по воде.
5 февраля мы прибыли в село
Патриаршее. Здесь у нас вышла ссора с
крестьянами, они ударили в набат,
сбежался весь народ, и нам пришлось
занять оборонительное положение. Мы
нисколько не испугались, так как были
все вооружены саблями, а многие
пистолетами. Конвойный офицер сейчас же
поехал в уездный город Донск, откуда
была прислана полиция, и крестьяне были
наказаны.
После задержки нескольких
дней мы прибыли 11 февраля в городок Елец,
12-го в деревню Козаки, а оттуда в деревню
Черняево, где остановились на ночлег. 13
февраля были в городке Ливнах, где
провели и 14-е, потому что не могли
достать лошадей.
15 февраля прибыли в Дроску, 16-го
в Либович, 17-го в Неруч, где снова
задержались благодаря отсутствию
лошадей. 19 февраля, когда мы приехали в
Дмитровск, мне очень хотелось есть, я
купил поэтому у мужика кусок хлеба. Это
увидал слуга из усадьбы и был так тронут,
что заставил меня зайти к нему в дом и
сытно накормил меня. Потом привел к себе
еще несколько человек офицеров, и мы
провели у него очень приятно несколько
часов. 20 февраля 1814 г. мы прибыли в Орел,
большой губернский город. Здесь нас
поместили очень плохо. В комнате, нам
отведенной, совсем не держалось тепло и
все время капала вода, так что зонтик
оказался бы очень полезным.
Здесь мы встретились со
многими из вильненских товарищей,
прибывшими за неделю до нас и уехавшими
на следующий день после нашего приезда.
26 февраля 1814 г. я отпраздновал
за чаем в обществе нескольких товарищей
27-ю годовщину своего рождения. Наконец
на следующий день мы выехали в деревню
Богдановку. Почти всю дорогу ехали по
замерзшей речке. 4 марта мы прибыли в
Катково, небольшую деревню, где нельзя
было ровно ничего достать, чтобы поесть.
Нам пришлось здесь провести несколько
дней из-за ужасной метели.
7 марта прибыли в деревню
Городище, и должны были переждать здесь
целый день из-за отсутствия лошадей.
9 марта мы ночевали в селе
Азотском, 10-го в Новом, здесь
переправились через Десну.
11 марта мы прибыли в город
Трубчевск. Полицмейстер был очень
веселый человек, пригласивший к себе в
дом всех офицеров и устроивший обильное
угощение. Нам отвели хорошие квартиры.
Вечером я, Бюлов и Клейн получили
приглашение к зятю полицмейстера, где
нас угощали чаем, пуншем и т. д., и я много
играл на флейте. —
12 марта мы прибыли в Погар, маленькое
местечко, где нам отвели недурную
квартиру. Мы приняли к себе капитана
Трольша из другого транспорта; вечером
мы пошли к еврею, торговавшему пивом и
водкой, где наш друг угостился через
меру. В Погаре мы прожили несколько дней
и провели время недурно.
15 марта 1814 г. прибыли в
Стародуб, небольшой городок, где
поместились довольно удобно.
Наше путешествие подвигалось
очень медленно, потому что транспорт был
слишком велик, лошадей приходилось
доставать с большим трудом, к тому же
конвойные офицеры обыкновенно
обманывали крестьян в плате, и между
ними постоянно выходили ссоры. Мы
пожаловались на офицера властям, но это
ни к чему не привело, и все осталось по
старому, как всегда делается в России.
Снег таял все сильнее; мы продали за
ничтожную цену свои большие сани и,
прожив в Стародубе четыре дня, выехали 19
марта в село Нижнее. 20 марта нам
достались плохие лошади, поэтому мы
отстали от своего транспорта или, вернее,
мы остановились в деревне Солишково, где
застали русского полковника, ремонтера.
Полковник радушно приветствовал нас, и
мы очень приятно провели время до
поздней ночи за чаем, ликером и т. д.
Впрочем, поручику Бюлову сделалось
дурно от крепких напитков, к тому же в
жарко- натопленной избе; мы вывели его на
воздух, где он скоро пришел в себя.
21 марта мы прибыли в город
Зыбков, где нагнали транспорт и поехали
дальше в Новое Место; здесь мы снова
посетили усадьбу, где доктор Клейн
прописал рецепт чахоточному помещику;
тот успел уже за это время умереть, но
нас все-таки приняли очень приветливо. —
22-го мы ночевали в селе Носвоецком,
где провели следующий день. —
24-го мы добрались с большим трудом на
плохих лошадях до деревни Гримыка. —
25-го мы миновали городок Ветку и
переночевали в селе Дуровиче.
26 марта ночью скрылись наши
крестьяне с лошадьми; поэтому мы
нагрузили свои вещи на оставшиеся сани и
отправились пешком до села Лошева,
откуда один помещик доставил нас на
своих лошадях 27-го в деревню Будово.
Отсюда другой помещик довез нас до
Старой Рудни, где мы снова нагнали
транспорт. — 28
марта 1814 г. мы переправились через Днепр
с опасностью для жизни, так как был
ледоход, и прибыли в какой-то еврейский
городок. Здесь нам снова пришлось четыре
дня ожидать лошадей. Наконец 2 апреля мы
снова тронулись в путь и прибыли в
польское местечко Старое-Поболово. 3
апреля нам удалось достать только одну
лошадь; мы нагрузили на нее свои вещи, а
сами пошли пешком. Ночлег предполагался
в селе Михалеве, но так как весь
транспорт был уже далеко впереди, мы
решили дойти до Бобруйска. Весь город
был переполнен русскими войсками, так
что мы поместились в количестве
двадцати человек на одной квартире.
Убедившись, что здесь невозможно
достать лошадей, доктор Клейн купил
лошадь, чтобы нагрузить на нее наши вещи,
и 6 апреля мы снова продолжали путь
пешком и пришли в Постоянку, где
переночевали в убогой корчме среди леса.
7 апреля после обеда мы прибыли в
местечко Вильшу и пошли дальше в городок
Глуск. 8 апреля нам снова пришлось
переночевать в скверной корчме в
Вятчинке. 7 апреля мы пришли в плохонькое
местечко Урочье, 10 апреля в местечко
Слуцк. Здесь мы приютились у помещика, не
хотевшего нас пускать, но мы настояли на
своем. 11 апреля мы миновали городок
Романов, пошли дальше и остановились на
ночлег в корчме при дороге. В Бобруйске
мы отстали от транспорта и нагнали его
только в Белостоке.
12 апреля мы прибыли в
Тимковичи, маленькое местечко; дальше
лошадь отказалась идти, поэтому мы
продали свои вещи за бесценок евреям и
продолжали 13 апреля свой путь до городка
Резвича, куда добрались в полном
изнеможении. Поэтому мы сделали
складчину и подговорили еврея доставить
нас за 22 рубля серебром на тройке в
Белосток. У меня больше не было денег,
один из друзей внес временно мою часть,
пока мы не встретим комиссара.
14 апреля рано утром мы уселись
в повозку и быстро доехали до городка
Снова, миновали его и остановились на
ночлег в ближайшей корчме. 15 апреля
проехали местечки Столовичи и Полонку
вплоть до города Слонима, где
переночевали и отдыхали следующий день,
потому что еврей не соглашался ехать в
шабаш.
17 апреля 1814 г. мы снова
миновали два городка Озерницу и Зельву и
остановились в Волковыйске.
18 апреля мы миновали местечки
Шедловицу и Берестовицу и переночевали
в корчме при дороге.
19 апреля мы прибыли в Белосток,
прекрасный город, вновь отстроенный
Вильгельмом, королем прусским. Красивый
замок с парком украшает город и
окрестность; улицы мощеные, имеется
красивая церковь и т. д. Жители говорят
по-немецки, потому что все ремесленники —
немцы. У нас сразу сделалось отрадно
на душе, почувствовав себя среди Польши
в немецком городе.
Здесь был сборный пункт
возвращавшихся из плена офицеров и
солдат: ежедневно уходили и прибывали
новые транспорты. Здесь мы были переданы
вюртембергскому комиссару Рейфу,
снабдившему нас деньгами.
Я имел несчастье заболеть и
пролежать весь прекрасный май в постели;
тем временем все мои товарищи уже
двинулись дальше, и майор фон Вундт
назначил меня начальником последнего
отряда.
9 июня 1814 г. мы выступили из
Белостока. В моем транспорте находился
больной капитан Ферд, фон Клейн, доктор
Клейн, штаб-фурьер Штиф, фельдфебель
Кнорн, 3 капрала и 70 человек солдат.
Первый переход был через городок Книшин
до Крипно. 10-го мы были в городке
Тикочине и перешли через реку Нарев; на
мосту мы остановились и вознесли
благодарность Богу, что эта роковая
страна осталась у нас позади.
|
