|
Русский Архив
№ 7 и 8.
1872
Москва.
1872.
Записки Вебера. 15
[1334] 276. В Россию послан указ о выселении из оной еще 12,000 семейств в Петербург, на жительство.
277. Все другие распоряжения и значительные издержки клонились к тому, чтобы всю вообще торговлю перевести из Архангельска в Петербург. Против этого купцы сделали с своей стороны следующие представления:
1) В Вологде (между Москвою и Архангельском) живут три Немецких купца, которые очищают и обрабатывают всю пеньку, отправляемую в Архангельск и в чужие земли, для чего содержат на свой счёт более 25,000 рабочих людей. Но Вологда такая дешевая по продовольствию местность, что на прокормление в ней рабочих требуется издержек в пятеро меньше, чем в Петербурге; следовательно, если купцы будут держать столько же народу в таком дорогом месте, как Петербург, то они не только не получат никакой прибыли, но потерпят убытки.
2) Самая большая часть товаров, идущих за границу, собирается в местах близь Вологды, откуда с великим удобством по тамошним рекам отправляется в Архангельск. В Петербург же отправлять товары таким дальним сухим путем стоит гораздо дороже, и купцы, следовательно, [1335] должны будут терпеть несравненно более издержек.
3) Местность в Петербурге такого свойства, что пенька не может пролежать там несколько месяцев не испортившись.
4) Водяной путь по Финскому заливу чрезвычайно опасен, и застраховка по нем, особенно во время Северной нынешней войны, почти невыносима.
278. 20 Октября мы отправились с царем в Шлюссельбург праздновать там памятный день завоевания этой важной пограничной крепости. Он лежит по сю сторону прямо в конце Ладожского озера, посреди реки, и своими орудиями господствует над обоими берегами. Он обведен высокою и толстою каменною стеною, с шестью больверками, и обтекает его кругом большая быстрая река, и поистине удивительно как Русские могли взобраться на такую крепость и взяли её, с помощию одних осадных лестниц. Она называлась прежде Нотебургом, но так как она открыла дверь Русским для завоевания, то царь назвал её Шлюссельбургом. За 400 лет назад, она построена была Новгородскою княгинею Марфою; в настоящее время снабжена продовольствием на целые 10 лет, и царь приказал не только усилить ее наружные укрепления, но и приготовиться к громадным работам внутри ее, по устройству казарм на 4000 с лишком солдат. Посреди крепости стоит церковь, над которой Русские возвели колокольню; подле неё - небольшой деревянный дом, где граф Пипер проводил тогда свою уединенную жизнь. После того как его перевезли сюда из Петербурга, он сделался очень болен; по этому 21 числа посетил его князь [1336] Меншиков, а потом и великий канцлер. Русские рассказывали мне, что хотя граф Пипер, во все время плена своего, обнаруживал такое упрямство, что навлёк на себя немилость царя, тем не менее, содержание его изменено было к лучшему, и он сам передал князю Меншикову следующее заявление: «хотя он бедствует и находится в таком положении, что может быть не долго и проживет; но все это ему не так тяжело, как немилость его царского величества, и он ничего больше не желает, как чтобы царь снял с него гнев свой». Вследствие этого к нему послан был лейб-медик Арескин, который и засвидетельствовал царю, что граф не надёжен в здоровье, если его оставить без лекаря. По этому царь дозволил перевести его на несколько недель в Петербург и оказывать необходимое попечение. У графа был только один слуга и никакой другой книги кроме Библии и церковной истории. Мы не добились просимого дозволения поговорить с графом и видеть его иначе как через затворенное окно.
279. 22-го числа царю привезли донесение о том, что супруга царевича разрешилась от бремени великим князем. Того же числа мы возвратились водою в Петербург, и на дороге царь к случаю заговорил о Шлюссельбурге и других завоеваниях, уверяя нас, что предки его некогда владели всем этим, что и может быть доказано имеющимися на лицо в Московском Архиве подлинными грамотами. По случаю этой речи царя, один известный иностранный министр имел со мною разговор об этом деле и несколько месяцев тому назад сообщил [1337] мне написанную в Сибири по-латыни одним ученым Шведским офицером рукопись: Изложение (Deduction) споров между Швецией и Россиею. Я мог бы привести здесь перевод этой рукописи; но так как я предположил в этом сочинении ничего не говорить о политике, то откладываю это до другого времени, когда будет переведено и противуположное, на Русском языке существующее сочинение.
280. Теперь я должен упомянуть о кончине цесаревны и о некоторых обстоятельствах ее жизни, на сколько они принадлежат к истории России. Известно, что она была достойная принцесса из дому Вольфенбиттельского и родная сестра ныне царствующей императрицы Римской. Уже давно царь намеревался, посредством женитьбы сына своего, породниться с каким-нибудь могущественным домом в Германии и вместе с тем пробудить царевича из его обычной лени влиянием благовоспитанной супруги; ибо царевич этот, вследствие постоянного вредного обращения с невежественными людьми, усвоил себе такие наклонности, которые делали его неприятным в образованном обществе и были причиною, что он, не желая оставить своего образа жизни, не понимал и того, что таким образом он подвергал опасности и свои наследственные права. При таком его поведении царь всё более и более гневался на него и наконец дал стороною заметить, что если он не переменится в скором времени, то непременно будет пострижен в монахи, ибо лучше отрезать один член от тела, чем допускать гибель целого тела.
Слухи об этом дошли до царевича, и приверженцы его стали ревностно [1338] советовать ему, ради собственного его благополучия, затаить свою ненависть к иноземцам и высмотреть себе супругу в каком-нибудь могущественном доме в Германии, чтобы с помощию её высоких родственников обеспечить себе наследование престола, и в то же время и у самого царя, из уважения к такой супруге, приобресть лучшее положение, чем то, в котором он теперь находился. Все эти представления произвели на царевича такое сильное влияние, что он бросился к стопам государя-отца, заверяя его, что отныне твердо решился изменить свою жизнь и думает достигнуть этого лучше всего сообществом с разумною супругою, почему настоятельно просит его величество дозволить ему чем скорее, тем лучше поехать в Германию и там высмотреть себе такую супругу. Просьба эта положила основание браку его с помянутой принцессой, которая пребывала тогда при Саксонском дворе у его величества короля Польского и в 1711 году, в Торгау, повенчана была с царевичем. По приезде её в Россию, царевич не очень изменил себя для неё, и я всегда замечал в обществе, что он никогда не говорил с нею ни слова и нарочно избегал ее.
Цесаревна жила в своем доме в левом Флигеле, а царевич в правом; в продолжении восьми дней они видались обыкновенно один только раз, и если б царевич в прижитии себе наследника не видел опоры своей безопасности, то оба супруга пребыли бы навсегда незримыми друг для друга. Дом свой царевич запустил до того, что супруга его в своем спальном покое не была защищена от сырости и когда [1339] царь, бывало, строго выговаривал ему за это, то цесаревна должна была выслушивать всевозможные угрозы от своего супруга: он попрекал ей тем, что она клевещет или ябедничает на него царю, а между тем эта разумная принцесса переносила свое несчастное положение с великою твердостию и никому не поверяла своих жалоб и слёз, кроме стен и своей подруги, принцессы Ост-Фрисландской. Потребовалось бы несколько дестей бумаги, если б я захотел войти в подробности злополучия цесаревны; по этому я удовольствуюсь тем, что упомяну об одной Финской девице, которую царевич взял к себе в дом в наложницы и постоянно проводил с нею дни и ночи. Такое семейное и домашнее положение продолжалось до самой кончины кронпринцессы, последовавшей частию от постоянных неприятностей, частию от небрежности повивальной бабки.
281. Разрешившись 21 Октября от бремени и теперь еще живущим (вместе с княжною сестрою своею) и одаренным необыкновенными телесными и душевными качествами великим князем Петром Алексеевичем, супруга царевича, через 6 дней после родов, впала в такое опасное состояние, что тогда же стали сомневаться в ее выздоровлении, и так как она почувствовала близость кончины своей, то приказала попросить к себе царя (царица не выходила, будучи в последних днях беременности). По прибытии царя (которого, по случаю нездоровья ввезли к цесаревне на кресле с колесами) она трогательно простилась с ним, поручив ему своих наследников и прислугу; за тем приласкала и оросила горькими слезами [1340] детей своих и передала их царевичу, который взял их на обе руки, понёс в свою комнату и более уже не приходил к супруге. После того она позвала к себе в комнату всю прислугу свою, которая находилась в передней и молилась за нее (прислуги этой было более 200 человек), утешала, наставляла и благословила ее и потом осталась одна с священником. Когда же доктора предложили ей еще некоторые лекарства, она бросила пузырьки за постель и громко сказала: «Не мучьте меня, дайте спокойно умереть, ибо я и не хочу жить долее!». 1-го Ноября вечером, проведши в теплой молитве время до 11-ти часов, она получила наконец от Бога разрешение всех скорбей, после пятидневных великих страданий, на 21 году жизни, пробыв 4 года и 6 дней в брачном состоянии.
282. 7 Ноября, без всякого бальзамирования (которого она не пожелала), с достодолжным великолепием, погребли ее в главной крепостной церкви; а 8 Ноября ныне царствующая царица, к великой радости царя, разрешилась от бремени царевичем Петром Петровичем, и по этому случаю устроенные празднества и ликования продолжались целые 8 дней.
283. 17 Ноября совершен обряд крещения новорожденного, и высокими восприемниками были короли Датский и Прусский. Обряд праздновался с особенным великолепием. Самое замечательное на этом празднике составлял пирог, из которого вышла довольно красивая карлица, совершенно нагая и украшенная красными лентами и фонтанжем. Явившись из пирога, она произнесла речь, угощала присутствующих [1341] бывшим у нее вином из своего же стакана, сама выпила за здоровье различных особ и за тем убрана была со стола.
На столе дамском таким же образом являлся карлик. Когда стемнело, все общество отправилось на остров Иеннессари, где сожжен был превосходный Фейерверк в честь новорожденного царевича. По отдаленности подмосток иллюминации, я не мог прочитать всего девиза и разобрал вверху только следующие слова, изображенные громадными буквами: «Надежда и терпение».
284. 4 Декабря, именно в то самое время, когда я имел честь принимать его у себя за столом, с его министрами и генералами, царь получил известие о взятии острова Рюгена, и по этому случаю давал 9 числа почетный пир, на котором между прочими особенностями было роздано гостям 200 дынь, привезенных водою из Астрахани. Его Величество рассказывал нам, что Астрахань благословенная страна и что если б у нее были сообщения с Индостаном, Персиею и в особенности с Черным морем, для доставления водою превосходных дешевых произведений из ее области в другие земли, то она была бы настоящим раем.
Хотя из Астрахани и можно еще отплыть Каспийским морем, но далее водою в Персию доставить уже ничего нельзя; сообщения же этого моря с Черным, а следовательно и с Средиземным морем не имеется до сих пор, потому что начатое в 4707 году соединение Волги с Доном, впадающим в Азовское море, плохо подвигается вперед.
285. Царь опасался, что Татары, по наущению Турок, могут вмешаться [1342] в Польские дела и придвинуться с ордами своими к границам; поэтому он послал с 6-ю полками драгунов генерал-майора Вейсбаха (стоявшего летом у Киева в Бастове 16, а осенью в Стародубе) в Воронеж на реку Дон, для старательного наблюдения за намерениями Татар.
В тоже время Запорожцам и подвластным его величеству Татарам также повелено, по первому приказу, быть наготове и явиться в поле на конях.
286. 14 Января скончалась вдовствующая царица, супруга царя Федора Алексеевича (сводного брата настоящего царя). Она была родная сестра еще ныне живущего Русского великого адмирала Апраксина. Имя ей было Марфа Матвеевна, и скончалась она 51 лет от роду. Все генеалогии давно уже занесли её безо всякого основания в число умерших, и произошло это от следующего заблуждения: так как она прожила в супружестве всего только 4 недели, то от преждевременной кончины супруга своего в 1682 году помешалась и содержалась поэтому взаперти в своих покоях, где в течении семи лет ее не показывали никому, кроме прислуги.
287. Хоронили ее в вечерние сумерки с большим великолепием. От её печального дома до церкви было расстояние с небольшую четверть мили, и весь этот путь по льду уставлен был двойным рядом факелов, между которыми и совершалась процессия. Богатую корону,
всю усеянную драгоценными камнями, нёс тайный советник Толстой, а гроб и провожатых (числом [1343] более 500, из которых 200 были в похоронных плащах), везли на санях. Тело, по совершении над ним последнего погребального обряда, погребено в новой царской усыпальнице в крепостной церкви, где таким образом покоятся вместе сын и две дочери его царского величества, и сия последняя царица.
288. На этих похоронах впереди тела шло все Русское духовенство: архиереи, архимандриты, митрополиты, священники, певчие и все другие церковнослужители, в великолепных церковных облачениях, со множеством свечей, кадил и с непрестанным пением, что всё придавало процессии внушающий благоговение вид.
289. В подобных случаях у Русских искони в обыкновении были громкие рыдания, плачь и разные причитания, которые часто казались мне на сколько искренними, на столько же и притворными; но царь решительно хочет вывести этот обычай, и на упомянутых похоронах строго приказано было, чтобы никто громко не плакал и не причитывал.
290. Из простонародья многие думают, что душа покойника находится еще шесть недель в том месте, где она оставила тело; поэтому родственники во все это время окуривают постель умершего и отправляют при том ежедневно панихиды.
291. Есть еще одна вдовствующая царица, супруга другого сводного брата царя, Ивана Алексеевича, по имени Прасковья, о которой упомянуто было выше и которая прибыла из Москвы в Петербург с своими тремя царевнами.
[1344] 292. Князь Гагарин, бывший правитель всей Сибири, получив известие, что у восточного предела Каспийского моря, в стране Самарканд, где родина Тамерлана, открыты некоторые минералы, послал туда из Сибири сведущих людей для исследования. Люди эти, порывшись некоторое время в земле, нашли много древних медных фигур, которые и прислали к Гагарину, а сей последний прислал их, как большую редкость, его царскому величеству в Петербург, где и я видел их. Это были чисто языческие идолы, в виде минотавров, быков, гусей, отвратительных старцев и девиц. Все эти изображения, по-видимому, действительно древние и внутри сильно отдающие запахом мускуса, держат в руках или копытах нечто в виде подсвечников, в которых вероятно горели свечи во время идолослужения. У гуся верхняя и нижняя части клюва, у минотавра морда снабжены пружиною, в роде шарнера, и подвижными языками; внутри же заметна дудка или труба, проходящая к лицевой части головы, через которую идолослужители говорили и морочили народ. Выбитые на этих идолах надписи, хотя и никому непонятные, сходны, по-видимому, с Персидскими и Монгольскими письменами. Его Величество приказал рыть далее в этом Самарканде, надеясь, что, может быть, найдутся еще подобные вещи, или откроются и богатые золотые жилы.
293. 6 Февраля оба царские величества, царь и царица, отправились в Германию и там в Данциге присутствовали на бракосочетании старшей княжны, дочери вдовствующей царицы Прасковьи с герцогом Мекленбурским.
[1345] 294. В Петербурге получено известие, что Кубанские Татары, в количестве 6000 человек, по своему ежегодному обыкновению, сделали набег на Казанское царство и увели было
в плен от 6 до 7 тыс. душ. Полковник Шварц, из Немцев, уже 18 лет состоящий на царской службе, погнался за ними с 600 драгун, из Шведских пленных, находящихся у царя на службе, настиг их в 40 милях за Казанью и хотел было стрелять по ним из орудий, но Татары выставили вперед пленных Русских, и полковник Шварц принужден был поэтому напасть на них с одними шпагами в руках. Он обратил Татар в бегство, захватил в плен сына начальствовавшего хана и множество других Татар, высвободил Русских, получив в добычу 1500 лошадей, и тотчас же приказал повесить на дереве ханского сына, а добычу разделить между солдатами. Этот Шварц приезжал в Петербург для донесения Сенату о совершенной им экспедиции и, получив новые инструкции, уехал обратно к себе.
295. Отсутствие двора и различные другие причины побудили меня осуществить давно желанную поездку в город Москву, и так как я познакомился с архиепископом Рязанским, то и упросил его снабдить меня письменным приказом во все Русские монастыри и церкви, чтобы мне, чужестранцу, вопреки существующему в России обыкновению, беспрепятственно показано было все замечательное. Кроме того, я взял с собою и приказ Его Царского Величества к Московскому начальству оказывать мне всякое содействие и услугу, и таким образом [1346] в этом путешествии я имел вполне удобный случай осмотреть и узнать все достойное примечания.
296. Выехав под вечер 24 Февраля 1716 г. из Петербурга, 25-го я приехал в Новгород, 27 в Тверь, а в 8 часов утра 28 числа, следовательно менее чем в четверо суток, прибыл в Москву. Весь этот путь, более 120 Немецких добрых миль, совершают на санях чрезвычайно быстро; летом же напротив в течении 2-3 недель, и сия последняя езда невыносимо тягостна, по причине множества досчатых мостов на дороге.
297. Без удобства саней, употребляемых в России, иностранцу невозможно было бы вынести в дороге сильные морозы. Сани сверху и кругом крепко закрыты и укутаны, так что ни малейший ветер не может проникнуть в них, а по обеим сторонам вделываются маленькие оконца и сумки или карманы для книг, ради препровождении времени, и для съестных припасов; вверху над головою висит фонарь с восковою свечою, которую зажигают с наступлением ночи. В самых санях внутри стелется постель, в которой и лежишь день и ночь во время пути, а в ногах кладутся нагретые каменные плиты, или медные фляги с горячей водой, чтобы теплее было в санях; около фляг ставится ларец с вином и водкою, для предохранения этих напитков от мороза, хотя, впрочем, при всех предосторожностях, самые горячие напитки замерзают и обращаются в лёд. В такой спальне едут день и ночь, не выходя из саней, разве за надобностию, тем более, что по всей дороге нет ни гостиниц, ни съестных припасов, которые бы [1347] можно было купить, кроме черствого простого хлеба и предурной водки, так что всегда следует держать при себе в санях свой холодный обед.
298. На протяжении всей дороги находится 24 почтовые станции или яма, как Русские их называют, на расстоянии 4 или 5 миль одна от другой, и на каждой станции стоят 20 и более почтовых лошадей, содержимых особыми, приставленными для того крестьянами, кои, получая ничтожные почтовые деньги с проезжающих, освобождаются от всех других повинностей и служат только для провоза проезжающих. Такое удобство и дешевизна езды очень облегчают двор и купцов в их путешествиях между Петербургом, Москвою и Архангельском, которые иначе совершались бы с великими трудностями. Почтальоны имеют только один значок, изображение государственного орла, который надевают они на время дороги, ходят же они в простой крестьянской одежде и никаких почтовых труб или рожков не употребляют.
В 1718 году верховая почта, т.е. верхом на лошади, устроена по Немецкому образцу, и почтальоны дуют теперь в рог как умеют, и носят серые кафтаны, на спинке которых пришит вырезанный из красного сукна почтовый рожок. Крестьянам, приставленным для верховой почты, в начале очень не нравилась эта игра на рожке и точно определенное время езды, и я помню еще одного такого новичка почтальона в Петербурге, который, со злости на такое нововведение, выпил столько водки, что тут же на месте и умёр: таким образом ему лучше было умереть, чем дуть в рожок, [1348] и этим он явил образец упрямства своей нации.
Возящие проезжих почтальоны, или извощики, носят всё еще, как сказано, крестьянскую одежду и, вместо почтового рожка, очень звонко свищут губами; этим же свистом подгоняют они лошадей и поворачивают с дороги встречных проезжих. Приезжая на следующую станцию, они поднимают громкий крик перед станционным домом и кричат: «давай!» т.е., давай лошадей до тех пор, пока не запрягут новых лошадей и не поедут далее. Они гонят лошадей всегда в галоп, чуть только позволяет дорога, хотя седоки и не требуют этого.
299. Один математик-Англичанин, живший в Москве, предложил его царскому величеству провести прямую проезжую дорогу из Москвы в Петербург, по прямой линии; предложение это было одобрено, и ему оказано было такое содействие, что в 1718 году все работы по проложению нового пути, стоившие громадных издержек, окончены, и путешественники выиграли расстояния более 30-ти миль.
300. Важнейшие города на этой дороге Новгород, Тверь и Валдай. Новгород довольно обширный, но состоящий большею частию из простых, деревянных крестьянских изб; он обведен глубоким рвом и защищен древнею каменною стеною.
21 год тому назад, он весь сгорел, и теперь едва видны только следы его древнего великолепия; только при старательном исследовании, на больших расстояниях по обеим сторонам города, можно заметить, как далеко простиралась окружность его в древние времена. Многие каменные монастыри уцелели от пожара, [1349] и теперь насчитывают их, вместе со вновь выстроенными, до 180 церквей в самом городе и окрестностях.
Некогда Новгород славился цветущим состоянием по своей торговле, ибо находился в Ганзейском союзе и был в нем главным складочным местом для других городов; отсюда-то и произошла известная Русская пословица: «кто против Бога и великого Новогорода?»
Русские и теперь еще славятся этим городом и держат его в великом почете по причине покоящихся в нем нетленных мощей св. Антония и чудес его. Они показывают даже тот мельничный жернов, на котором этот святой приплыл в Новгород из Рима по открытому морю.
301. В городе Твери около 2000 домов, 70 церквей и монастырей и довольно сильная, на горе возведенная, крепость, в которой живёт комендант. Город стоит на реке Волге, впадающей в Каспийское море: и так как лежащее на той же реке царство Казанское сплавляет сюда ежегодно по нескольку тысяч ластов хлеба, что Тверь составляет настоящее складочное место для хлебной торговли, и отсюда уже санным путем развозится все потребное количество хлеба для армии и в Петербург.
302. Валдай-городок менее значительный, и дома в нем, равно как и в других посредственных городах и местечках, деревянные, выстроенные из бревен, сложенных одно на другое и подверженные весьма частым пожарам, потому что очень немногие из них имеют трубы.
303. Почва земли почти до самой Москвы песчаная и не особенно плодородная; [1350] по дороге ничего кроме елового лесу не видно, хотя всё-таки страна от Петербурга до Твери кажется плодороднее, чем от Твери до Москвы. Деревень встречается мало, и расположены они не в лесах или кустарниках, а на открытых, ровных полях, и крестьянские избы сложены из голых бревен, без извести, окон и железа. Печи в этих избах преогромные и занимают четвертую часть всего жилого помещения. Когда печь вытопят и закроют, вся семья забирается к вечеру на неё, укладывается там плотно друг к другу и прожаривается вдоволь. Если на печи места не хватает, устраиваются из досок, под самым потолком, палати, на которые и забираются остальные члены семьи, так что на полу никто никогда и не спит. Когда я, бывши в Твери, застал таким образом на печи и на палатях целых 20 человек: родителей и детей, зятьев и невесток и остальных челядинцев, то спросил их, «не тесно ли им так спать?» мне отвечали, что им очень удобно в таком теплом месте, что они покоятся там очень хорошо и никакой другой постели не употребляют.
304. Так как почва земли в большой части страны по этой дороге (как упомянуто) мало плодородна, а в некоторых местах жатва не вознаграждает и затраченного на неё труда, то многие крестьяне вовсе не заботятся об обработке земли, а собирают и продают только то, что доставляет им сама природа. Сена у них вдоволь и чего сами не изведут, возят в другие места и обменивают на потребный зерновой хлеб. Хмель растёт там везде сам собою, очень часто в лесах, [1351] и не требует за собой никакого ухода или заботы. Этот хмель крестьяне собирают, развозят и продают и таким образом поддерживают свои средства к существованию. Вообще сельское население ведет горестную жизнь тем более, что все крестьяне - рабы и работают на господ своих; но выносят они такое состояние очень терпеливо, потому что не знают иного, лучшего образа жизни, и другого они не видали и у родителей своих и дедов. На всей большой дороге нет у крестьян ни порядочного домохозяйства, ни продажных съестных припасов и напитков, и каждый едущий в Москву должен запасаться необходимым продовольствием на всё время пути. Никаких свечей у крестьян нет, а хозяин, хозяйка и дети носят тонкие зажженные лучины в руках, или во рту, держа их наискось, бегают с этими лучинами всюду в избе и отправляют с ними все свои работы. Прежде крестьяне носили длинные, до земли доходившие одежды и очень не охотно соглашались изменить их; но их отучили от таких длиннополых кафтанов следующим, довольно действительным средством. У городских застав понаставили солдат, которые каждого крестьянина, прибывшего в город в длинном кафтане, ставили на колени и тут же обрезывали ножницами кафтан до колен, да кроме того взыскивали с него и денежную известную пеню. Теперь крестьяне ходят уже в своих суровых коротких, по колена идущих, кафтанах, а летом в такой же короткой рубахе, выпущенной поверх портов и охватываемой поясом, на котором спереди висит обыкновенно большой [1352] нож в ножнах, с боку кнут, а сзади заткнуты корявые рукавицы и топор. Волосы подстригают они коротко, до ушей, и зиму и лето носят мохнатые шапки; бороды до сих пор крестьянам еще оставлены, потому что между ними мало рук, которые могли бы приучиться к бритве. Обувь их составляют лапти, плетенные из лык, и иной обуви они и не знают. На шее, с самого часа крещения, они носят крест, а при нем и денежный кошель, хотя мелкую монету, если ее немного, долго держат во рту, и если им подаришь или заплатишь за что такою монетою, они тотчас бросают ее в рот и держат ее там под языком.
В каждом селении есть как бы старший крестьянин, которого зовут старостой; он заправляет деревней, но власть его очень ограничена, и чего он сам порешить не может, то переносится им в городскую канцелярию.
Как в городах, так и по селениям Русские женятся очень молодые, и все крестьянские избы всегда полны ребятишками. Если крестьянин берёт жену из другого селения, то платит за дозволение от 4 до 5 рублей, за жену же из своей деревни только 4 пфенинга. В малых и больших местечках или сёлах есть церкви; но так как проповедей в них не говорят и школ нигде по деревням нет, то народ не может иметь больших сведений в религии, а тем менее в чтении и письме, хотя ныне правящий царь, желая изгнать древнюю слепоту и невежество, имеет намерение поставить учителей, для обучения детей чтению и письму, по всем селениям [1353] своего государства, как это заведено уже в городах.
305. Русские держатся уставов своей веры с слепою покорностию и чрезвычайно строго, и я всегда удивлялся тому, как ревностно крестьяне соблюдают свои посты, при чем некоторые из них до того суеверны, что и проезжему в это время не продают ни молока, ни яиц. Они веруют, что если будут соблюдать свято только эти посты, то во всякое другое время могут жить в свое удовольствие, почему у них и совершается такая бездна беспорядков и насилий во время масленицы, которая составляет карнавал Русских и предшествует их великому посту.
306. На погребении родственников своих Русские поднимают громкий плачь и причитанья. В Петербурге они сдерживают еще себя тем, что (как выше уже сказано) там это положительно запрещено; в отдаленных же от Петербурга местностях Русские продолжают вести себя в этом отношении по-старому, и в одном селении, на похоронах, я слышал в доме покойника, через окна, такой необычайный плачь и крик родных умершего и сторонних, нарочно нанятых для того, баб, что крики эти разносились по всему селению.
В Петербурге, в случае смерти простолюдина, выставляют его прежде на улицу, зажигают перед ним восковую свечу и просят у проходящих подаяния на погребение умершего. Сердобольные прохожие люди кладут около свечи деньги, и если близкие покойника или те люди, которые хотят снести его в могилу, найдут, что собранным подаянием достаточно оплачивается их труд, то кладут покойника в рогожу, [1354] увязывают в ней и, повесив его в роде мешка на шесте, взваливают на плечи двум, из среды своей, носильщикам и таким образом несут на кладбище, уговорив в таком случае еще нескольких приятелей покойного проводить его до могилы. Однажды я видел, как двое Русских, пронесши уже подобным образом покойника порядочное расстояние, рассудили затем, что собранных денег было недостаточно; поэтому они положили тело на землю, зажгли восковую свечу, стали по-своему креститься и причитать свою краткую обычную молитву: «Господи помилуй!» и поджидали таким образом подаяния; они никакого подаяния не получили, а ночь между тем наступила, но они все-таки не хотели окончательно унести тело для погребения, в надежде на завтра получить хоть ничтожную милостыню; поэтому они высмотрели под мостом узкое, пустое местечко, сунули покойника туда, и как голова его не умещалась там свободно, то они гнули и теребили покойника до тех пор, пока не запрятали его и с головой; за тем благословили его и пошли своею дорогой. На следующий день они отнесли тело на кладбище.
307. Незадолго перед Рождеством Христовым у Русских бывает праздник, называемый ими родительскою субботою; в этот день кровные родственники умерших собираются на их могилы, приносят туда разного рода подарки и съестные припасы, поднимают там громкий плач, спрашивают покойников: «что они поделывают, зачем умерли, что свело их в могилу?» и т.п. затем, расходятся по домам, а священники собирают с могилы оставленные там кушанья и подарки, в [1355] пользу церкви. Подобный надгробный плачь бывает, впрочем, и в другие дни, когда покойник недавно погребен, и в Москве я каждый день видел на кладбище людей, с плачем и скорбными телодвижениями преклоняющихся над могилами.
308. В одном селении близ города Твери, я с удивлением услыхал двух Русских, говоривших на чуждом языке, именно на Финском. Когда я спросил их: Русские ли они, и если природные Русские, то не живали ли они в Финляндии, они сначала не хотели совсем отвечать, но наконец сказали, что они Русские и никогда далеко от своей деревни не уходили, а выучились говорить по-русски и по-фински от своих родителей; при этом они указали мне на одного старика, который мог сообщить мне более сведений по этому предмету. Этот старик рассказал, что отец его, в числе нескольких тысяч других Финских жителей, во время смут и враждебных столкновений между Русскими и Шведами, оставил свое отечество и отдался под покровительство царя; эти колонии поселились в разных местах, до самой Твери и до сих пор удержали Финский язык, хотя и довольно уже испорченный.
По счислению сказанного старика я нашел, что переселение, о котором он говорил, совершилось во времена Густава Адольфа и генерала его Якова де-ла-Гарди, который нанёс Русским много вреда, ибо тогда царь Михаил Федорович уступил Шведам Кексгольм и Ингерманландию; жители же этих мест, частию по собственному побуждению, ради перемены управления, частию же по принуждению царей, переселились [1356] в Россию. На всем пути моем до Новгорода я не встречал подобного рода людей; но, по собрании более точных сведений, я узнал, что по обеим сторонам большой дороги, целый ряд селений (как Венды в Германии) наполнен этими Финскими переселенцами. Хотя они называют себя Русскими и на словах признают Русскую веру, но в сердце питают свою особую веру и держатся обычаев, которые, не смотря на строгий надзор Русских, передают от детей внукам, в такой тайне, что их нельзя ни в чем соследить. Прежде их очень преследовали, но при теперешнем правлении на них смотрят сквозь пальцы, потому что живут они тихо и в точности несут все свои подати и повинности. У них есть и свои Русские церкви, но в удаленных и глухих местностях; они редко посещают их, и хотя часто слышится колокольный звон, возвещающий богослужение, но это только для виду, и те заезжие со стороны люди, которые случайно пожелали бы присутствовать на молитве и пошли бы в церковь, увидали бы, что двери её заперты, и в ней нет ни священника, ни прихожан.
309. Город Москва лежит в обширной, красивой равнине; пространством своим и сотнями золоченых колоколен, блестящих на солнце, представляет она зрелище прекрасное, хотя внутренность её не соответствует такому наружному виду. Длину ее считают в полторы, а ширину в одну Немецкую милю; в прежнее время она имела в окружности девять Немецких миль.
Весь город разделяется на 4 округа или части, и каждая из них обнесена стеной и обведена глубокими [1357] рвами, которые, впрочем, не защитили бы против порядочного нападения. В округе первой стены лежат слободы иди пригороды, через которые протекает река Москва. Значительнейшая часть этих слобод уничтожена прежними набегами Татар, а равно и частыми пожарами.
В округе 2-й стены лежит царь-город или царский город; а в 3-ей Китай-город, называемый так потому, что в нем продаются Китайские товары. В 4-й стене лежит Кремль, которым называют и царский дворец, местожительство царя и вместе небольшой город. Подле и вокруг дворца находятся канцелярии, дом патриарха и 40 слишком больших и малых церквей. Перед дворцом большой рынок и самая значительная площадь в городе. Все церковные, духовенству принадлежащие и светские здания в Кремле чрезвычайно прочны и возведены исключительно из камня.
В помянутом Китае-городе находится место, назначенное собственно для торговли, и все тамошние лавки разделены особыми входами, так что для каждого сорта товаров определены особые отделения и улицы, что при обширности города представляет большое удобство для покупателей. Изображения божества и святых продаются или, как Русские выражаются, меняются на деньги в особом отделении, и никто здесь не смеет торговаться за такие иконы, но обязан или заплатить запрошенную цену, или оставить лавку.
В этой части города, исключительно назначенной для торговли, не смотря на обширность ее, всегда такая бездна и давка народу на всех улицах, что с трудом пробираешься, и этот округ я каждый день находил [1358] оживленнее, чем ярмарки в Германии. В царь- городе находятся большие рынки, на которых продаются только одни деревянные предметы и товары. Там стоит наприм. несколько сотен деревянных домов, сделанных на продажу, и если находится покупщик, то такой дом тут же разбирается по частям, перевозится на место, куда желает покупщик, и там скорёхонько опять складывается. Эти дома, которыми застроена большая часть Москвы, складываются из больших и малых бревен, собираемых в четвероугольник одно на другое; щели в них проконопачиваются мхом, а крыши выстилаются тонкими досками или тёсом. На этом же рынке стоит и несколько тысяч гробов различной величины; это просто выдолбленные бревна в виде корыта, с крышею, несколько заостренною к верху. Как только умирает простолюдин, близкие его покупают подобный гроб и в нем несут его для погребения в могилу. Как я сказал уже, большая часть домов в Москве деревянные, и сложены они почти так же, как деревенские избы. Великие и частые пожары образовали во многих местах пустые и печальные площадки, к скорой застройке которых надежды не предвидится тем более, что по вышедшему в последнее время указу не только никто не смеет вновь построить деревянный дом, но и для улучшения существующих уже хороших домов обязаны все употреблять исключительно камень; и от таких-то пустопорожних мест город еще более теряет в своем объеме.
Намерение его царского величества было, кажется, таково, чтоб воздержать [1359] своих Московских подданных от расходов на постройки в Москве и заставить их по возможности строиться в Петербурге; когда же эта цель будет до некоторой степени достигнута, то его величество имеет в виду не допускать Москву до разрушения, но желает поддерживать ее в том состоянии, в котором она теперь находится.
В Москве считали всё-таки до 3000 каменных зданий, которые вообще прочно сложены и большею частию стоили громадных издержек, и одни эти каменные дома могли бы составить хороший город, если б все они стояли в известном порядке и примыкали друг к другу. Но они разбросаны там и сям, и в промежутках между ними раскидано несколько тысяч деревянных домов, и все эти дома кроме того выходят не на улицу, а построены позади, внутри дворов и от пожара и воров обведены высокими каменными стенами. Улицы выведены также беспорядочно, и лишь в очень немногих местах замощены мостовою; в остальных же везде уложены мостками из досок, которые в летнее время делают езду по городу чрезвычайно затруднительною.
Меня уверяли, что в Москве и ее окрестностях должно быть 1500 церквей и монастырей, и так как у каждой церкви непременно по нескольку колоколов, то колокольный звон в Москве без конца. Колокола здесь не приводятся в движение ногой, как в Германии, но звонят в них, дергая за веревку, привязанную к языку. В большие праздники, и особенно на святой неделе, простолюдины неудержимо теснятся на колокольни, чтобы позвонить хорошенько; они верят, что от такого [1360] усердия и уши их, и другие дела на целый год пребудут благополучны.
В городе несколько часов, и на выстроенной князем Меншиковым изящной церкви часы с колокольною игрою. У каждого боярского двора имеется стража, которая выбивает часы деревянным молотком по большой доске. Простой народ считает дневные часы с восхода солнца до заката.
Бедного люду и безбожной сволочи, которая ничего не делает от лени, в Москве такая бездна, и всевозможные уголовные происшествия так часты, что чуть только наступают сумерки, никто по своей охоте не выходит из дому без надёжных проводников. Воры становятся где-нибудь в уголку улицы и бросают толстые дубинки в головы проезжающих или проходящих с такою ловкостью, что редко дают промаху. Самое опасное время бывает на масленице, когда народ безумеет и свирепеет, и накануне моего приезда в Москву на улицах найдено более 60 убитых людей; двух из них я сам видел на дороге, въезжая в город. Опасность усиливается и предосторожность путников умножается от того, что их величества находятся в отсутствии, в отдаленных странах, и люди готовые на всё недоброе обыкновенно говорят себе: «До Бога высоко, до царя далеко!» (Bog wissoko, ossodar dalioko).
В Москве заведен такой обычай, что все найденные на улицах убитыми в продолжении целого года свозятся за город в одну глубокую яму, а в Пятидесятницу, в известный определенный для того день, посылается туда священник, [1361] который отправляет разом по всем усопшим панихиду и приказывает затем засыпать такую могилу землею.
Уже несколько лет тому назад его царское величество учредил в Москве три гимназии и учителями в них определил многих Русских ученых монахов, которые обучались в Польше, Украйне и Пруссии. В первой гимназии от 300 до 400 учеников, из Поляков, украинцев и Русских, которым в нескольких классах преподают humaniora, и эти иноки - острые и разумные люди. Когда мне показывали здание и церковь этой гимназии, а также и методу преподавания в ней, то под конец один из гимназистов высшего класса, какой-то князь, сказал довольно искусную, за ранее выученную, речь на Латинском языке, которая состояла из комплементов.
В другой гимназии проходят всю математику, и в ней до 700 учеников, которые по способностям разделяются на три класса и содержатся вообще в строгой дисциплине. Преподаватели в ней - Русские, но самый главный из них Англичанин, в совершенстве обладающий Русским языком; он превосходно обучил многих молодых людей, поступивших уже в морскую и военную службу. По приказу его царского величества, он послал в настоящее время во вновь учрежденную в Петербурге морскую академию еще сотню молодых людей, которых вывел он из грубейшего невежества, а затем и сам он был призван в Петербург в эту Академию, в качестве профессора.
Юношество, находящееся в 3-ей гимназии, обучается наукам, исключительно [1362] относящимся до мореплавания.
4 Марта я осматривал главную церковь в Кремле. Это просторное, древнее и чрезвычайно прочно сооруженное каменное здание. Против самого алтаря и в шести шагах от него, на правой руке, находился царский, а на левой патриарший стул. Посреди церкви висела серебряная корона необыкновенной величины. Образ Божией матери и другие иконы и украшения алтаря унизаны множеством жемчуга и драгоценных каменьев различных родов, стоимость которых оценивается суммою свыше полтонны золота. Священники показывали мне другой образ Святой Марии, сделанный Святым Лукою. В этой главной церкви покоятся весьма чтимые Русскими святые: Эол 17 (Aeolus?), Антоний и Филипп, в каменных гробницах, обнесенных железными решетками. При мне открыли гроб первого святого, и нетленные мощи его были обложены и совершенно покрыты множеством шелковых одежд, из-под которых священники показывали только одну руку, которую пришедшие с нами Русские целовали с великим благоговением и умилением. В этой же церкви находился и тот образ, который изрубил ножом один Русский, заживо сожженный в прошлом году, по уличении его в ереси и непочитании икон, о чем я рассказывал уже выше.
В отдельной камере хранится великое богатство золотых чаш, тарелок и другой церковной утвари, а также и чисто и чётко писанный Новый Завет в серебряном переплете, [1363] усеянном множеством драгоценных каменьев. Показывали мне еще чашу из яшмы, весьма древней Греческой работы, которую св. Антоний бросил будто бы в Риме в воду, и затем, прибыв в Новгород, снова обрел её в тамошней реке. Этому Антонию и чудесам его Русские придают великое значение.
На колокольне этой церкви лежит большой знаменитый колокол, которому подобного нет нигде, в чем согласны между собою все описатели оного. В один пожар колокол этот раскололся и упал на землю. Близь церкви видна еще яма, в которой он был вылит и которую не зарывают в воспоминание об этом событии; но никто из Русских не мог мне объяснить, каким образом эта громадная махина поднята была на высоту колокольни. Родившиеся в Москве Немцы, которых я взял с собою на колокольню, рассказывали мне, по преданию, следующее: по неимению сведущих иноземных людей, Русские подбивали под колокол и укрепляли несколько тысяч кольев и таким образом, мало помалу, приподнимали его постепенно всё выше и выше и наконец, с несказанными трудами, приподняли его таким образом до потребной высоты, а за тем спустили его по скату в отверстие колокольни. Колокол исписан множеством имен людей, осматривавших его.
Подле соборной церкви стоит дом, в котором живёт патриарх. В одном большом его покое, подобном конвиктории, стоял на возвышении в 4 ступеньки стул, на котором он сидел один за трапезой; остальные духовные особы сидели и кушали за низкими столами. На верху [1364] была библиотека, состоявшая из Русских, Славянских, Польских и восточных древних книг; я не нашел в ней никакой другой Немецкой книги, кроме Священного Писания, переведенного д. Мартином Лютером и напечатанного в Люнебурге в 1650 году. Ни в одной церкви, ни в монастыре я не видел Ветхого Завета, но везде один только Новый Завет, на переплет и украшения которого Русские обращают большое внимание. Ветхий Завет, за исключением 1-й книги Моисея, считается бесполезным для назидания прихожан. В помянутой же выше комнате стоят шесть деревянных ящиков или сундуков, с хранящимися в них 77-ью патриаршими ризами, которые, по упразднении патриаршества, теперь не употребляются при богослужении.
Некоторые Англичане, бывшие со мной и хорошо знающие толк в драгоценных камнях и жемчуге, уверяли, что драгоценности на всех этих одеждах или ризах неоценимы. Ризы, которые носили умерший в 1702 году патриарх Адриан и предшественник его святой Никон, хранились в двух особых сундуках, и одну из них, работы многоценной, 100 лет тому назад, прислали в подарок Греческие патриархи. Митры и посохи, предносимые перед патриархами, обиты золотом и богато усеяны драгоценными камнями; один из таких посохов подарил Московскому патриарху отец нынешнего Персидского государя. Всё одеяние, принадлежащее к облачению патриарха, состояло из такого множества частей, и было так тяжеловесно, что я едва мог поднять оное одною рукою.
[1365] 5 Марта осматривал я церковь Архангела, в которой находятся гробницы всех Русских царей. Священник провел меня в отдельную от церкви камеру, к стороне, позади алтаря, в которой стояли 3 каменные гроба. В первом из них покоился знаменитый царь Иван Васильевич, а в остальных оба сына его. Истинный Димитрий, убитый в 1591 году своим главным гофмейстером Борисом Годуновым (который по смерти царя Феодора избран был царем), лежит в особом месте в этой церкви; гробница его стоит в колоннаде против алтаря, под другим небольшим приделом или алтарем в честь его, и Русские чтут этого Димитрия, почти как святого; большинство твердо верит, что подосланные Борисом убийцы умертвили этого юного царевича, который жил в Угличе, городке в 180 верстах или в 36 Немецких милях от Москвы, вместе с своею матерью, и что тело бывшего потом на престоле и безжалостно убитого Лже-Димитрия сожжено и прах и следовательно не могло быть положено в гробницу. Отец ныне царствующего государя, Алексей Михайлович, с двумя сыновьями своими: Феодором и Иваном Алексеевичами, которые оба царствовали, лежат почти посреди церкви, близко друг от друга, и три медные гроба их одеты великолепнейшими покровами. Бирюзовый камень, который царь Иван носил на себе и который вделан здесь в крышку его гробницы, ценится особенно дорого по необычайной величине.
Остальные цари лежат длинным рядом вдоль стены, тесно один к одному, и гробы их также покрыты драгоценными покровами, Великие [1366] князья царской крови, не правившие царством, покоятся в особом месте, и гробы их (которых я насчитал в этой церкви около 30) вообще менее великолепны. Все покровы на царских гробах раскладываются на них только в большие праздничные дни, или для показа чужестранцам (как это было в настоящем случае), и никогда в другое время, и работы они превосходной, по Русскому образцу; самая основа их шелковая или бархатная; вверху на многих из них массивный золотой крест, а по краям каждого покрова обозначены имена покойников, вышитыми или низанными Русскими буквами из многих тысяч жемчужин и дорогих каменьев разного рода. В этой же церкви показывали мне также гроб св. Алексия и кусок дерева от креста Спасителя. На налое перед алтарем видел я здесь же четырехугольную доску или плиту, разделенную на 30 или более маленьких отделеньиц, из которых в каждом вделано по небольшой частице костей или мощей, с надписью какому святому они принадлежат, и из них-то набожные люди выбирают мощи того или другого, по нуждам своим, или особому благоговению к ним, прикладываются и служат перед ними молебны.
После этого я отправился в женский монастырь, называемый Чудовым 18 и послал уведомить настоятельницу о желании моем обозреть монастырь; когда же она не только [1367] удивилась просьбе моего посланного, но и представляла разные к тому препятствия, то я послал к ней дьяка или канцелярского чиновника, который всюду сопровождал меня, с письменным приказом архиепископа Рязанского и, по предъявлении этого приказа, она тотчас же велела отворить для меня церковь и выслала двух старых монахинь проводить меня. Одна из этих монахинь постоянно придерживала меня за рукав и когда я, желая из любопытства посмотреть на алтаре одну чрезвычайно-древнюю, изящную икону, высвободился от неё, то сей час же, во всех тех местах, где я был, стали окуривать ладаном и затем, сделавши мне легкое замечание, показали мне гробницы всех цариц и царевен, которые были украшены так же, как и гробы царей, и вообще убраны были хорошо. Царицы и царевны покоились большею частию в каменных гробах; они положены в том последовательном порядке, в каком умирали одна за другою. Мне показывали также гробницу св. Аилтуля 19, Ailtuli, жившего за 300 лет тому назад и мне много рассказывали о чудесах его.
Настоятельница этого знаменитого монастыря, которую Русские называют игуменьей, приказала из любопытства просит меня пожаловать к ней в комнату, хотя она больна и вообще редко с кем видится. Ей прислуживало [1368] с великим уважением довольное число монахинь; она жаловалась мне на нездоровье, отрезала кусочек черного хлеба, обмакнула его в неизвестное мне сладковатое питьё и подала мне сесть его. За тем одна монахиня принесла кой-какие шелковые работы, деланные в монастыре, которые настоятельница подарила мне на память. Настоятельница очень много расспрашивала меня о состоянии Немецких земель, о женских тамошних монастырях и с большим вниманием слушала сообщенные ей мною сведения. Наконец, в знак особого своего расположения, приказала она некоторым из важнейших монахинь своих угостить меня в их общей трапезной келье, что монахини и исполнили с великою учтивостию и вниманием ко мне и были очень разговорчивы со мною; за тем, угостив меня, против моего желания, пятью чарками водки, они просили меня не замедлить снова посетить их.
Едва успел я возвратиться домой, как один из прислужников описанного сейчас монастыря принёс мне от настоятельницы письмо, с различными незначительными подарками, монастырской работы. Так как некоторые приятели вразумили меня, что это было вежливое напоминание о хорошем ответном подарке и благодарности за обозрение монастыря, то я уплатил мой долг, послав ей несколько картин духовного содержания, для украшения её келий.
В этом монастыре есть и замужние женщины, которые или сами поступили сюда вследствие неудовлетворительного супружества и других уважительных причин, или заточены сюда своими мужьями, что в [1369] этой стране сделать вовсе не трудно. Русские женщины живут в большой зависимости; положение их рабское, и мужья держат их так строго, что многие питают страх к брачному состоянию и охотнее избирают монастырь. Мужья, если пожелают поступить в монахи, то такою переменою состояния могут также расторгнуть брак. Между молоденькими монашенками есть очень много таких, которые живут в монастыре по принуждению и которых отдали насильно сюда или родители за непослушание, или чаще братья и другие родственники, для того, чтобы иметь возможность по своему желанию распорядиться наследством; потому и случается, что в таких монастырях, как например помянутый выше Чудов монастырь, попадается очень много молодых, красивых и знатного рода монашенок. Монахини носят длинные, черные, с широкими рукавами рясы, перетянутые поясом, а на голове черные же, на плеча ниспадающие, широкие клобуки, и когда присутствуют на богослужении, то покрывают еще верхнюю часть лица флёром. Молитвенные часы совершают они как днем, так и ночью и поют в два хора по Русским нотам или напеву; но мелодии их поются почти в один тон, и потому в них нет никакого искусства. Русские не допускают в церквах никакой инструментальной музыки и говорят, что один только голос человека может восхвалять Бога. Точно также у них в церквах нет стульев, и молящиеся либо стоят, либо припадают на колени, крестясь беспрестанно перед образами и повторяя краткую молитву: Господи помилуй! в то время, [1370] как священник служит обедню. Русские беспрестанно прибегают к крестному знамению, которое совершают они сложив два (sic) перста и прикладывая их сперва на голову, потом на грудь, на правое и на левое плечо, и на всех улицах, где только завидят они церковь или крест, их всегда встречаешь в таком благоговейном положении. За четверть мили от города лежит еще чрезвычайно богатый, так называемый Девичий монастырь, в котором жила и погребена замешанная в бывшем бунте сводная сестра его царского величества, царевна София, и в который никто, без особенного дозволения бывшего тогда вице-царя Московского, князя Федора Юрьевича Ромодановского, не допускался. Этот господин имел обыкновение приневоливать приходящих к нему гостей выпивать чарку сильной, с перцем смешанной, водки, которую держал в лапе хорошо обученный большой медведь, при чем часто, ради потехи и в случае отказа гостей пить водку, этот медведь принуждал их к тому, срывая с них шляпу, парик или хватая за платье. Хотя этот князь Ромодановский, бывши в Петербурге, принял меня по своему весьма дружественно, но по причине описанного сейчас приема я не решился в Москве сделать ему визит, почему и не мог осмотреть внутри сказанный знаменитый Девичий монастырь. Лежит этот монастырь на прекрасной равнине, и из него открывается вид на всю вокруг лежащую окрестность. В нем триста монахинь, живущих очень строго и никогда не выходящих из монастыря; в праздничные только дни они пользуются одним удовольствием: гуляют [1371] по большой, окружающей монастырь каменной стене. Другая сводная сестра его царского величества, царевна Катерина, по основательному подозрению, также прожила в этом монастыре несколько лет, но благодаря ходатайству третьей сводной же сестры царя Марии (впавшей потом в немилость по делу царевича Алексея) и благодаря просьбе царевны Натальи, она выпущена из монастыря семь лет тому назад. Она жила тогда в Москве, в своем дворце, совсем на краю пригорода, получала соответственное своему состоянию содержание и отличалась большим умом и геройским духом. Его царское величество приказал ей прибыть в Петербург и жить там, но она от этого упорно уклонилась.
В описанном Девичьем монастыре показывали мне на окружающей его стене комнату, в которой царевна София содержалась в начале своего заточения и из которой она должна была смотреть на казнь повешенных перед ее окном, преданных ей, бунтовщиков. Она прожила пятнадцать лет в этом монастыре, и однажды, вспоминая ее, царь высказал такое мнение о ней, что если б не жажда ее к правлению, то она была бы совершенная царевна по телесным и духовным дарованиям своим.
В полумили от города лежат еще Симоновский, Донской и другие монастыри, которые все состоят из прочных, ценных и большими каменными стенами окруженных зданий и храмов. Последне-названный монастырь состоит из одних чистых Украинцев и других Русских, родом с реки Дона и, как рассказывал мне настоятель, поводом к сооружению его послужила найденная [1372] сто лет тому назад на той реке икона Девы Марии, каковую икону он показывал мне.
10-го Марта я отправился в Воскресенский монастырь, в сопровождение 8 драгун и одного капрала, данных к услугам моим. В этот монастырь стекается множество богомольцев, и он у них в большом уважении, потому что патриарх Никон устроил его внутри по образцу Св. Гроба Иерусалимского, самым точным образом, сообразно его величине, украшению и всем вообще принадлежностям, при посредстве нескольких искусных мастеров- строителей, которых он нарочно для этого посылал в Иерусалим; и сооружение это стоило громадных издержек. Монастырь находится в 8 милях от Москвы, окружен большою, высокою каменною стеною и рекою, обильною рыбой. Внутри, по стене кругом, расположены кельи для 80 иноков, и там же помещаются 4 пленных Шведа, именно два главных лейтенанта, один генерал-адъютант и один тайный секретарь Цедергельм. Пока я был в монастыре, их не выпускали из комнат, но во всякое другое время им позволяют ходить на охоту, в сопровождении стражи. Здание святого гроба и всего храма сооружено из высеченных четырехугольных камней, точно так же, как и почти все другие монастыри в Москве, и точно так же, как в самом Иерусалиме. Оно разделяется поверх земли, на земле и под землею на множество отделений, приделов, небольших часовен и галерей, из которых в каждой части свой алтарь, и этих алтарей я насчитал более 70. Перед дверью гроба, у отваленного камня, где нарисована стража, [1373] тускло горела лампада, у которой сидел старый монах и просил подаяния. Осмотрев все замечательное, равно как и гроб погребенного там же патриарха Никона, золотую церковную утварь и всю остальную сокровищницу, пошел я к архимандриту или настоятелю монастыря, и в назидательной беседе с ним о разных предметах я между прочим узнал, что, в четверти мили от монастыря, патриарх Никон прожил в одной пустыне целые 20 лет; но что к месту этому, зимой и по причине весьма глубокого снегу, добраться мне было нельзя. Я много слышал об этом замечательном Никоне, и так как Русские чтут его весьма высоко, то мне крайне хотелось взглянуть на это уединенное место, и я, после многотрудных усилий (потому что снег был глубиною в рост человека) через два часа, пробрался туда. Я нашел там весьма небольшую каменную часовню, окруженную несколькими деревьями и деревянным тыном. Два окаменевшие от дряхлости монаха, услыхав произведенный нами шум, вышли к нам, изумились сначала такому необычайному посещению солдат, но потом успокоились после приветствий и объяснений моего дьяка, и повели меня во двор, где по чрезвычайно-узкой, каменной, винтообразной лестнице, устроенной так, что в ней едва мог пройти один человек, я протеснился в верх и прежде всего вошел в маленькую часовню, в которой патриарх совершал свое одинокое богослужение; часовня эта была около сажени в длину и столько же в ширину. Жилой покой был немногим более, и в нем висела широкая железная пластинка с медным [1374] изображением креста, на тяжелой цепи, что всё вместе весило более 20 фунтов, и такой-то крест, помянутый патриарх, целые 20 лет, день и ночь, не снимая, носил на шее. Место для сна длиною было два локтя и шириной едва один локоть; вся постель состояла из четырехугольного камня, на котором никакой постилки не было, кроме тростниковой, которая доселе хранится в монастыре и показывается; ибо богомольцы смотрят на нее, как на святыню и на половину уже повыдергали из нее тростинки. Внизу этой храмины была небольшая печь, в которой патриарх варил себе снедь. Помянутые два старца живут зиму и лето в этой пустыне и существуют подаянием от приходящих сюда богомольцев. В Русских монастырях вообще содержание довольно порядочное. Каждый монастырь имеет настоятеля или архимандрита, к которому монахи состоят в повиновении и почтении. Прежде доходы их были громадные, и хотя излишнее у них отобрано, но и теперь у них есть порядочные достатки. По истине нельзя не удивляться тем неописанным сокровищам, которые видишь в церквах и монастырях, в драгоценных камнях, золоте и жемчуге, и которые у духовенства во всей России лежат как бы погребенные, хотя духовенство это, после Нарвского дела, когда вообще обстоятельства были затруднительны и когда порядочное число церковных колоколов пришлось переливать в пушки, обложено было контрибуцией.
310. Так как его царское величество до сих пор не находит нужным назначить патриарха, то церковное управление лежит на [1375] собственных его высоких заботах, а после него ведается митрополитами, архиереями, в мужских монастырях - архимандритами, а в женских - игуменьями.
311. Попы или мирские священники одни только могут быть женатыми, и то один только раз, ибо в этом смысле Русские толкуют известное изречение: «Епископ должен быть
мужем одной жены». Духовные лица, в противность обыкновению остальных Русских, носят волосы длинные, какие пожелают, и до сих пор они удержали еще право носить бороду, которую, ради уподобления Богу (живописцы рисуют Бога с бородою) они очень чествуют и после жизни считают её дороже всего.
312. В городе Москве есть аптека, если не лучшая из всех в Европе, то могущая стать на ряду с важнейшими из них. Аптека эта снабжает лекарствами армию и все большие города России, сама же ежегодно снабжается новыми запасами на 20 и более тысяч рублей. Здание аптеки одно из лучших в городе, и все служащие в ней из Немцев.
313. В Москве же показывается искусственный земной глобус, помещаемый в небольшом, нарочно для того устроенном, доме и сделанный мастерскою рукою в Голландии, несколько лет тому назад; подле глобуса лежит там же четырехвесельная шлюпка, сделанная собственными руками царя Михаила Федоровича и сохраняемая теперь в этом помещении, как редкость.
В конце города находится зверинец в саду, в котором помещены живые львы, тигры, пантеры, белые медведи, черные лисицы, рыси, соболи, [1376] и множество дорогой и красивой птицы всякого рода.
314. Так как вокруг Москвы много прекрасных лесов, наполненных множеством певчих птиц, неплодородное же пространство около Петербурга, напротив, отличается большим недостатком в них, то немного лет назад накуплено было несколько тысяч всевозможных птиц на 1500 рублей, на рынках в Москве и окрестных селениях, и отвезено в Петербург, где выпустили их в кустарниках на свободу, вследствие чего птицы эти с той поры там размножились.
Живые соболи в помянутом зверинце-саду очень похожи на кошку, и бьют их из лука и тупыми стрелами. Дороговизна их меха известна, и я видел один такой мех черного соболя на шубе, посланной царем султану; её ценили свыше четырех тысяч рейхсталеров.
У древних историков читаем много басен и различных мнений о золотом руне; но если б точнее взглянуть на торговлю, которую вели древние Скифы с Сибиряками, от которых между прочими товарами они получали и соболь, и доставляли его в Колхиду, а Колхидяне в свою очередь перепродавали его Грекам, то с полным основанием можно полагать, что так как Греки получали этот мех чаще всего из третьих рук, и должны были следовательно платить за него большую цену золотом, то они и приняли обыкновение мех этот совершенно справедливо называть vellus aureum, или золотым руном.
Как только соболевые меха доставят Сибирскому губернатору и выделают их, то прикладывают [13707] к ним печать и отсылают в Сенат. Сибирское царство уплачивает свои подати большею частию этим товаром.
17 лет назад, его царское величество приказал было начать постройку в Москве цейг-гауза, громадной величины и прочности, но возведены были только фундамент и стена; ибо царь, по случаю закладки Петербурга, приказал прекратить дальнейшую постройку цейг-гауза.
315. Осмотреть царский трон, а следовательно и дворец, я мог лишь незадолго до моего отъезда, потому что главный хранитель государственных сокровищ, князь Прозоровский (отец княгини Голицыной, о которой ниже буду говорить подробнее), постоянно был болен и никому не хотел доверить ключи от покоя, где находится трон. Самый дворец лежит близ Москвы реки, и всё здание оного возведено из высеченных четырехугольных камней, очень прочно, но симметрия и расположение страдают, по причине многих прибавок и частых пристроек.
На самой внутренней площадке дворца стоит древняя маленькая церковь, построенная еще прежде города и чтимая, как уцелевшая до сих пор древность. В покои царя, теперь запущенные и мало меблированные, ведет в верх широкая лестница, и перед нею показывали мне площадку, на которой в 1682 г. собрались взбунтовавшиеся стрельцы и подхватывали на свои копья многих знатных Русских бояр, выброшенных из окон и с лестницы дворца. Из жилого покоя идёт ход в царскую часовню, в которой богослужение совершается и теперь. Царский трон стоит здесь прямо против [1378] алтаря и спереди совершенно открыт; напротив, места царицы и царевен совсем закрыты, и в них, вместо окон, поделаны небольшие отверстия, в палец ширины, через которые они следят за богослужением, и ходят они в церковь из своих покоев также совершенно закрытым ходом, чтобы, согласно древнему обычаю, их никто не мог видеть ни в церкви, ни во время шествия.
Корона и скипетр были в особой комнате запечатаны и заперты, и печать и ключ находились у государственного канцлера графа Головкина, за отсутствием которого нельзя было поэтому и пройти в эту комнату. Трон, на котором царь дает аудиенцию, недавно перенесен из аудиенц-залы в другую палату, потому что его царское величество мало теперь заботится о соблюдении подобной торжественности. Тронов таких два, и оба они лет 60 тому назад подарены были Персидским шахом царю Алексею Михайловичу. Они похожи на обыкновенные кресла, но только с выдающимся вперед подножием, и самое место для сиденья несколько выше от земли. Ценность их заключается во множестве разного рода драгоценных камней, которыми они богато усеяны. Один из этих тронов ценнее другого, и на спинке его выведено золотыми Латинскими буквами воззвание к царю, в котором Персы называют царя: Potentissimum et felicissimum Rutenorum Imperatorem. Показывают еще и третий трон, в половину меньше и не столь драгоценный, как первые два, этот трон шах прислал в дар царевичу, который и восседает на нем во время торжественных аудиенций. [1379] Кроме описанного, я во дворце не видел более ничего, достойного примечания.
316. За день до моего отъезда, настоятельница Чудова монастыря снова прислала ко мне с уведомлением, что так как назначено пострижение одной девицы в монахини, с обычными обрядами, то я могу, если желаю, прийти посмотреть на эту церемонию. Я отправился: и, по прибытии в церковь, нашел там певших уже монахинь и большое собрание девиц, между которыми были и знатнейшие со всего города женщины, а их бы в другое время редко можно было и встретить где-либо. Кроме меня и слуги моего ни одного мужчины в церковь не впустили, и две старушки поставили меня, против моего желания, у алтаря, для того чтобы я лучше мог всё видеть, и чтобы и меня также видели все. После пения обоих хоров, продолжавшегося немалое время, все монахини вышли из церкви через два покоя в 3-й, откуда и вывели постригаемую в их сан девицу. Девица эта одета была в длинном черном кафтане, и ее длинные, русые волосы были расчесаны так, что всё лицо закрывалось ими. Когда она, совсем преклонившись, приблизилась к стоявшему посреди церкви налою и к священнику, бывшему у налоя, то сделала три земные поклона, и за тем осталась распростертою на земле. Тогда священник стал читать молитву, по окончании коей предлагал новопостригаемой девице различные вопросы: «Не поступает ли она в монастырь по принуждению? Отреклась ли она от мира? Обещает ли повиноваться установленным правилам и проч. и проч.,» на [1380] каковые вопросы девица громким голосом отвечала всякий раз: «да, ей Богу, обещаю и проч.» За тем священник снова начал молитву, и потом приказал девице приподняться, встать и открыть лицо. Несколько старых монахинь приподняли с лица её волосы, разобрав их по сторонам, и тогда оказалось, что постригаемая была молодая, красивая девица, лет около двадцати. Она подступила ближе к налою, взяла лежавшие на нем ножницы, подала их священнику, у которого поцеловала при этом руку, и просила его постричь себя. Священник отказывался, положил ножницы снова на налой, и такая церемония повторилась в другой и в третий раз, когда священник оставил наконец ножницы у себя и срезал у нее с головы на переднем проборе, крестообразно, четыре пряди волос; в это же время хор пел молитвы. За тем две пожилые монахини препоясали новопостриженную поясом и облачили ее, а стоявшие вокруг родственники ее не переставали оплакивать горькими слезами умершую для света монахиню. В заключение священник прочел ей монастырские правила, по окончании которых её вывели из церкви прежним порядком и препроводили к больной настоятельнице. Сия последняя опять попросила меня к себе, спрашивала, как понравилась мне церемония, и проч. и угощала так же, как и в первый раз.
Когда я только вошел в церковь, то всё бывшее там женское общество в высшей степени удивлялось моему присутствию, потому что они ничего не знали о предъявленном мною игуменье приказе архиепископа. Любопытство некоторых [1381] женщин простиралось до того, что они дергали меня за рукава, предлагали различные вопросы и заводили разговоры о том: откуда я взялся? что я делаю в Москве? и т. п. Некоторые спрашивали меня даже, крещеный ли я, христианин ли, и на утвердительные мои ответы присовокупляли: почему же я в таком случае не кланяюсь и не кладу земных поклонов, как они? Я отвечал, что это только наружная церемония, у нас неупотребительная, а что во всем остальном мы точно так же, как и они, молимся Богу. Разговоры эти повели к тому, что и после богослужения они, с большими любезностями впрочем, задержали меня целый час, расспрашивали о разных предметах в Немецких землях и в особенности о положении девиц, в таком ли они гнёте и унижении, в каком содержатся в России? На всё это я дал им удовлетворительные ответы, и они были так довольны, что на прощании вовсе не тихо проговаривали: как бы желали они выйти замуж в тех Немецких землях! Русские жены и дочери, как я выше уже говорил, содержатся очень уединенно и выходят только в церковь и к самым близким родственникам. Я видел много женщин поразительной красоты, но они не совсем еще отвыкли от своих старых манер, потому что, в отсутствие двора, за этим нет строгого наблюдения. Знатные одеваются по-немецки, но поверх надевают свои старые одежды, и в остальном держатся еще старых порядков, на пример в приветствиях они по-прежнему низко кланяются головой до самой земли. Те Русские женщины, которые, побывши с [1382] мужьями своими за границей, возвратились домой в Москву, бросают здесь заимствованные ими в чужих странах обычаи, не желая, чтобы старики смеялись над ними. В Петербурге же, напротив того, по строгому приказу, обычаи эти удерживаются. Девицы, впрочем, охотницы порассказать многое о старых временах и обычаях, и между прочим о том, что прежде придворные женщины ездили верхом, в качестве амазонок, у кареты царицыной.
Когда Русский приглашает к себе гостей, не родственников, то хозяйка или вовсе не является, или выйдет перед обедом только для приветствия гостей поцелуем и для угощения их чаркой водки, после чего, отвесив им низкой поклон, уходит своей дорогой к себе.
Пять лет назад, было предположение, чтобы самых молоденьких и красивых Русских девиц, по примеру их братьев и на счет родителей их, посылать на хлебы к кому-нибудь в Кёнигсберг, Берлин, Дрезден и в другие города, для обучения иноземным нравам и языкам, и равно и работам необходимым для девицы; но родители возражали, что эти юные дети не устоят перед иноземной галантностью и честь их может подвергнуться опасности, и тем отклонили исполнение этого предположения.
Кто хочет назвать какую либо женщину хорошенькой и желает понравиться ей своею любезностию, тот называет ее красною девицею, ибо они считают, что той, которая не красна, не следует и показываться. Оттого и бывает, что женщины в этой стране везде имеют обыкновение сильно румяниться. Женщины [1383] незнатного состояния, кроме того, накладывают на свои нарумяненные лица еще множество пятнышек для большей красоты. Еще недавно обычай этот доходил до такого безобразия, что из таких мушек женщины выделывали и наклеивали себе на лицо разного рода фигуры, кареты, лошадей, деревья и тому подобные изображения.
Женщины, за исключением самых знатных, и теперь еще носят летом под платьями своими шубки; те же, которые ездят ко двору, хотя и одеваются по иноземному образцу и очень хорошо, но в обращении с посторонними или иностранцами до сих пор еще как-то дики и своенравны, что одному известному Немецкому кавалеру пришлось дознать собственным опытом, когда, бывши в Кроншлоте, он пожелал было поцеловать у одной девицы руку и награжден был за это полновесною оплеухою. Что касается до рассказа о Русских женщинах, будто они считают себя в нелюбви у мужей, коль скоро сии последние не бьют их, то рассказ этот надо понимать в таком смысле: хотя верно то, что мужья держат своих жен строго и в постоянном страхе, но всё-таки в этих побоях жены находят плохое для себя удовольствие или забаву; а так как они часто предаются пьянству и другим безобразиям (говорю только о простом народе) и хозяйство оставляют в запущении, то муж, принимающий к сердцу воспитание детей, вынужден бывает (или и просто со злости) до тех пор прибегать к плети для исправления своей жены, пока хозяйство его не пойдет лучше, или пока не пройдет гнев его. Но как скоро он потеряет всякую [1384] надежду на исправление своей жены, или сам сделается никуда негодным, то оставляет жену и детей жить, как они хотят, бросает жену и привязывается к другой, вследствие чего та жена, которую муж перестал бить, может делать верное заключение о неверности супруга и говорить: «он меня больше не любит, потому что не бьет».
317. Знатнейшие фамилии уже перебрались из Москвы в Петербург, хотя, впрочем, в ней остались еще многие бояре, которые разъезжают на улицах в сопровождении многочисленной прислуги и на нескольких лошадях, запрягаемых в сани.
Старики в Москве носят большею частию собственные волосы, и некоторые подстригают себе ножницами бороды. Хотя они и носят Немецкое платье, но на многих сейчас можно заметить, что они не привыкли к нему с детства.
318. Обширный город Москва оживлен, впрочем, и кишит населением, и из праздношатающихся в ней излишних молодых людей можно было бы набрать еще препорядочную армию.
319. Страна около Москвы самая приятная, и живущие в ней иностранцы не нахвалятся теми отрадными удовольствиями, которыми наслаждаются они летом в тени многих рощ, садов, загородных дач, ферм и скотных дворов, во всей окрестности. Некоторые Английские
купцы (очень хорошо там устроившиеся) в Феврале, и даже раньше, выгоняют в садах розы, гвоздики и превкусную спаржу.
Все необходимые для человеческой жизни предметы, имеющиеся в Москве и около неё, равно как и дома, чрезвычайно дешевы, и в ней можно [1385] прожить на третью часть тех расходов, которые требуются на прожиток в страшно-дорогом Петербурге. Такое положение еще улучшилось с того времени, как в Москве не живет двор, переехавший в Петербург; но с другой стороны это же и составляет причину, почему цены на подмосковные имения упали: ибо крестьяне не могут уже с таким удобством обращать свои произведения в деньги, так что дворянское поместье, стоившее прежде 10,000 рублей, продается теперь за 4,000, при чем помещики много теряют; иностранцы же, живущие в России без поместий, устраиваются там очень хорошо. Хлеба, домашнего и дикого скота и садовых плодов, всевозможное изобилие, и только рыба несколько дорога, по причине густого населения и соблюдаемых Русскими постов. Из Самоедии, через Архангельск, привозятся иногда на санях битые олени, которые составляют отлично лакомое блюдо. Вкусом они почти то же, что и дикие козы. Так как стерлядь, белуга и другая вкусная, привозимая с Волги рыба очень ценна, то Русские на своих пирах подают рыбу, как роскошнейшее блюдо. Но всякую рыбу готовят они, во время постов, с ореховым маслом. Князь Гагарин, в бытность мою в России, давал посредственный обед, на котором подано было более 50 рыбных блюд, различнейшим образом и на постном масле изготовленных. Этот вельможа ел на серебре, жил великолепно и держал себя по-княжески, особенно когда был губернатором Сибири. Он провел меня в свой кабинет и показывал свою икону, которая вся была унизана драгоценнейшими бриллиантами, [1386] и тамошние ювелиры уверяли меня, что эта святыня стоила князю 130,000 рублей.
320. Русские имеют свое особое право и сокращеннейший порядок судопроизводства (modum summarissimum procedendi). В делопроизводстве у них мало письма, но всё более возлагается на сообразительность и справедливость судьи, который выслушивает стороны и произносит решение. Канцелярия Московская ведает земские дела и собирает подати. Я был на одном заседании, и в одно утро было тут более 200 просителей, или по каким либо делам явившихся туда лиц, из Русских, Сибиряков, Астраханцев, Казаков, Калмыков и Татар; одни представляли свои счёты или отчёты, другие приносили жалобы, и с тридцать подобных дел были в этот раз окончены.
Князь Федор Юрьевич, о котором я выше упоминал, был в Москве высший или главный судья (supremus justitiarius). Он наказывал подсудимых, не спрашиваясь ни у кого, и на его приговор не было никакой жалобы. За свои строгие и жестокие приговоры, он почитался ужасом страны, не имел никакого сострадания и одним словом и взглядом нагонял страх на людей. Хотя он был довольно странного нрава, но пользовался большою благосклонностию царя за то, что судил беспристрастно и не брал подарков. Но, не смотря на то, что он осудил и перевел много воров и разбойников, всё- таки он не мог отучить тамошнего люда от этого промысла, потому что Русский человек видит мало разницы между жизнию и смертию и с великим хладнокровием идёт на смертную [1387] казнь. Впрочем, после того как он в последнее время своего управления повесил за рёбра 200 таких преступников, этот род казни устрашил несколько и уменьшил число уличных разбойников. Все тюрьмы в Москве полны этими преступниками; содержатся они подаяниями, и некоторые, совсем без работы, остаются в них всю свою жизнь. Как скоро преступления в стране начинают усиливаться, то помянутый вице-царь, князь Федор Юрьевич велит взять из этих заключенных и уличенных преступников несколько человек и казнит их для устрашения других. Когда он приехал в Петербург, то царь, в качестве вице-адмирала, отдавал ему всякую почесть, приличествующую коронованной главе; сын его, наследовавший ему после его смерти, был совершенно подобен отцу, и его чествуют теперь точно таким же образом, как и отца.
321. Выше я упоминал об одном Черкасском князе Александре Бекевиче и о посылке его к Каспийскому морю. Бекевич этот возвратился из своей поездки в то время, когда я был в Москве, проехал в Ригу для представления его царскому величеству своих сведений и, снабженный новыми наставлениями, вторично отправился к Каспийскому морю. Сведующий в горном деле Блюгер, который назначен был в товарищи Бекевичу и сопровождал его в первую поездку до Астрахани, сообщил мне в Москве (в которой он и остался) следующие сведения о своей посылке с Бекевичем. Известная река Дария протекает из страны Калмыков, изливается в северную часть Каспийского моря и приносит сюда множество золотого [1388] песку. Реку эту открыли и знали еще прежде, но так как в недавнее время с Калмыками сделался разрыв по поводу торговли, то они не только отвели в сторону и направили её впадение в море в другое место, но и самое устье омелководили до того, что Русским невозможно ходить ни с какими судами. Уже и прежде подумывали о завладении этим водным путём и о том, что бы сделать его судоходным, не только ради содержимого им золотого песку, но и для того, что через эту реку можно бы было установить большую торговлю с Узбекскими Татарами и с Индией. Поэтому-то его царское величество и посылал туда помянутого Александра Бекевича, чтобы он сделал точное описание берегов Каспийского моря, что он и исполнил, представив опись его величеству; при этом его величество предположил, по завладении рекой, заложить на ней небольшую крепость в 200 или 300 человек гарнизона.
Разрыв и неудовольствие Калмыков с Русскими получили начало от следующего обстоятельства. Из народцев Калмыцких одни приезжали в Астрахань, и другие, по реке Иртышу, в Сибирь, в главный её город Тобольск, привозили чай, всякие Китайские материи, и в особенности много соли, которою изобиловали некоторые реки в их земле, так что она нарастала и выходила из-под воды подобно сахарной голове, и должно быть очень была хороша. В замен этих произведений они вывозили из Сибири деньги, юфть, железо и меха. Так как эти народцы часто были неспокойны, и его царское величество желал при том, чтобы добывание соли перешло [1389] в руки его подданных и чтобы и Китайские товары получались не чрез посредство Калмыков, то с небольшим год назад он послал генерал-майора Бухольца, из Немцев, с тремя полками драгун, за 1000 верст, или за 450 миль далее Тобольска, в Калмыцкие земли для того, чтобы завладеть там местами, где добывается соль и заложить крепость для обуздывания этих народцев, каковое распоряжение, конечно, не понравилось тем народцам, и они не только не явились с солью в Тобольск во время ярмарок, но на зло Русским обезводили и преградили доступ в помянутую реку Дарию. Сказанного Бухгольца доставил из своей губернии князь Гагарин, который и снабдил его там всем необходимым для достижения изложенной цели. Тот же Блюгер рассказал мне далее, что он оставил Бекевича в Астрахани, и сам, по данному ему приказанию, отправился на правую сторону, в страну Черкасов, чтобы лично обозреть там серебряные рудники, о богатстве которых неоднократно уже доносили царю. По прибытии его в эти места, жители подтвердили ему, что у них есть серебряные руды, но при этом смеялись над ним, что он приехал осматривать рудники зимою, когда всё покрыто льдом и снегом, вследствие чего он велел провести себя к князьям земли их, которые и дали ему несколько кусков серебряной руды; руду эту он испробовал и нашел, что она богата серебром, после чего и отправился обратно в Москву, где и ожидал теперь дальнейших приказаний царя, с Бекевичем.
322. Князья в Черкасской земле, по предъявлении Блюгером царского [1390] приказа, приняли его очень радушно, но зарились на всё, что он с собою привёз и всё выменивали у него на лошадей. Знатнейшие жите ли страны ходили в панцырях, поверх которых носили шелковые кафтаны, а из оружий лук и стрелы; все были отличные ездоки верхом, летом жили в лесах, под маленькими шатрами или палатками, но семьи их помещались в порядочных деревянных домах, где велось хозяйство. Блюгер добавил, что он много путешествовал, но нигде не встречал в одно время столько красивых и отвратительных женщин, как в Черкасской земле. В прошлом году там был большой неурожай, и он в целой стране не нашел ни куска хлеба, за то везде много скота. Крестьяне живут бедно и горестно. В нескольких местностях он встречал надгробные камни с Латинскими надписями, которых разобрать было уже нельзя, и Черкасы говорили ему, что могилы под теми камнями принадлежали христианам, которые в древние времена жили в их странах. Жили же там христиане именно тогда, когда христианские императоры имели местопребывание свое на Востоке.
323. В тоже время в Москве находился один Французский выходец, по имени Пуссе (Pousset), тонкий и разумный человек, прибывший из Астрахани, и он-то сообщил мне о своем положении и о состоянии Астраханского царства следующие сведения. Пять лет назад, его царское величество выписал его из Берлина и послал в Азов для разведения виноградных садов, по предварительном исследовании тамошней почвы; но едва он прибыл [1391] на место, как город Азов подпал опять владычеству Турок. Поэтому его величество послал его в Астрахань, чтобы там сделать опыт, и, он с великим старанием развел там разные сорта Французского винограда. Хотя полученный им виноград имеет хороший цвет и приятный вкус, но всё-таки Пуссе никак не мог достигнуть, чтобы виноград имел те же достоинства, которые имеет он во Франции. Он привез с собою семь сортов разведенного им винограда (которые я все отведывал и нашёл его отзыв о них справедливым), чтобы его царское величество отведал оный и приказал продолжать разведение виноградников, или прекратить оное. В тоже время он хотел представить его величеству проект, в котором обязывался в немного лет добыть из шелкового червя такое громадное количество шелку в Астраханском краю, что Россия не только не будет нуждаться в Персидском шёлке, но в состоянии будет продавать оный и другим народам, если только его царское величество прикажет доставить ему от 16 до 20 тысяч молодых шелковичных деревьев.
324. Царство Астраханское, своею торговлею доставляющее царю ежегодно более 200 тысяч рублей, лежит в превосходном климате и было бы плодороднейшею из стран, если б по временам падал там дождь; но несчастная особенность этой страны состоит в том что небо всё лето ясно и только весною падает несколько капель дождя; остальное летнее время знойно-жгучее и все высушающее; поэтому в большей части этого царства земля не производит ни зерна, никакого садового плода и ничего служащего на пользу [1392] жизни человека, так что жители, без своих соседей и без торговли с этими соседями, не могли бы и существовать. Многочисленные сорта превосходнейших дынь, растущих там, сажаются вдоль речных берегов, и с помощию приспособленных для того мельниц вода из рек проводится как на эти дынные огороды, так и на вновь разведенные там виноградники. Таким же образом предполагал Пуссе возделывать и увлажнять шелковичные деревья, если только его царское величество соблаговолит одобрить его проект о доставлении шелковицы на место.
Но благодетельная природа вознаградила этот совершенный недостаток дождя особенным образом. Волга, как в Египте Нил, разливается весною на 10,12 и более миль по обоим берегам внутрь страны, затопляет её, увлажняет и удобряет ее до того, что, по спадении воды и расстаянии снега, трава вырастает из земли в 4 недели высотою в два локтя, и страна получает корм для скота. Садовые плоды и разного рода хлеб сплавляются сюда по Волге из Казанской губернии, и ежегодные многочисленные караваны Калмыков доставляют потребный убойный скот, кожу и другие товары, за которые сами они получают деньги, дыни, рис, разные ткани и все товары, приходящие в Астрахань из Персии. Поэтому, так как без сношения с Калмыками, Астраханцы и существовать бы не могли, то последние очень радушно принимали Калмыков, равно и ладили с ними до сих пор, как с подручниками царского величества.
325. Караваны этих бродячих Калмыков отличаются следующими [1393] особенностями. Народцы эти не живут в каком-нибудь определенном месте, но приходят сюда в низ с границ Великой Татарии, собираясь ради безопасности в большие орды или общины от 6-ти до 12 тысяч человек и ведя с собою несколько тысяч верблюдов, лошадей, быков, коров, овец и всякого рода птиц. Это движение свое начинают они с наступлением весны, когда трава до некоторой степени подрастёт вследствие разлития Волги, и тянутся они таким образом, весьма медленно совершая свой путь по мере того, как скот их потравит траву и оставляя за собой голые поля. У них есть род кожаных шалашей, которые они называют кибитками и которые растягиваются на шестах; они раскладывают в них огонь, готовят кушанья, и когда загасает огонь, затыкают сверху дымовое отверстие и таким образом сберегают себе тепло на время ночи. Утром эти жилища нагружают они снова на вьючных животных и продвигаются далее. Достигнув Астрахани, они продают там и променивают свои товары и возвращаются, когда трава вторично взойдет, опять таким же образом, назад на свою родину. Такие передвижения совершают они из году в год. Они всегда имеют при себе своих идолов, поклоняются различного рода фигурам, совершают какие-то нелепые обряды в идолослужении своем, будучи слепыми язычниками и не зная, для чего они живут на свете.
326. Тот же выше упомянутый Пуссе, а равно и другие лица, рассказывали мне об одном замечательном происшествии, о котором я [1394] хотя и слышал в Петербурге, но не мог там собрать никаких верных сведений. В последний день праздника Рождества Христова 1715 года, свыше 30 тысяч Кубанских Татар (из тех, которые в Ноябре месяце были разбиты под Казанью, как выше сказано) двинулись под Астрахань, с намерением напасть на Калмыцкие караваны (о прибытии которых и о расположении их станом в нескольких милях от города Татары получили известие). Они привели это намерение в исполнение и, втрое превосходя числом Калмыков, одержали над ними победу, перебив более 3000 Калмыков, и потянули назад, не причинив Русским жителям ни малейшей обиды или беспокойства. Когда же Астраханский комендант, а с ним Александр Бекевич, пришли с тремя тысячами войска на помощь Калмыцкому каравану и хотели уже начать вторичный бой с Татарами, то Кубанский военный начальник предъявил коменданту письменный приказ царя, которым дозволялось нападать на Калмыков везде, где только их встретят. Комендант хотя и удивился, но принужден был пойти назад в город. А Кубанцы после этого вторично напали на Калмыков и перебили их великое множество. Был ли предъявленный приказ подложный, или его царское величество действительно дал оный Кубанцам, в наказание и устрашение Калмыков (чего они заслужили до некоторой степени засорением реки Дарии и оставлением Сибирской ярмарки) или же наконец приказ этот дан был с целию расположить Кубанцев действовать на будущие времена против Турок об этом [1395] никакого верного дознания получить я не мог.
Александр Бекевич (рассказывали мне далее) был Черкасский князь и несколько лет тому назад передался вместе с землею своею под власть и защиту царя. В Грузии было еще два князя, которые, тяготясь Турецким игом, также хотели последовать этому примеру и просили у царя через Бекевича две или три тысячи солдат, для необходимого в таком случае подкрепления их и защиты.
327. Большинство Татарских жителей, населяющих земли около Астрахани, суть Магометане, хотя и подвластные царю, и тем легче оставить их, не предпринимая никакой религиозной перемены, что они народ бродячий, который, в случае каких либо стеснений, тотчас уходит из-под власти и передается другому владычеству. Помянутый Пуссе очень много вращался между этими Татарами, находил между ними немало смышленых людей, и знатные их лица, которым он преподал полезные указания в хозяйстве, оказались ему весьма благодарными за это. Об их образе жизни он сделал следующее замечание. В 1715 г. знатный Татарин в знак признательности, просил Пуссе, с женою его, тоже Француженкою, к себе в жилище, находившееся в 16-ти милях от Астрахани; сначала Пуссе, не доверяя Татарину, не хотел ехать, но наконец уступил просьбам и согласился. Проводник указывал дорогу и привез Пуссе в красивую рощицу, где гости нашли Татарина в летнем жилье, в чистой палатке. Он одет был в нарядное платье и сидел с трубкой; он весьма [1396] дружески приветствовал гостей и угостил их кофеем и разными сластями. Иностранец-гость, довольно запросто обращавшийся с хозяином еще в Астрахани, спросили его о женах и о том, нельзя ли ему видеть их. Хозяин отвечал, что хотя у них не дозволяется этого, но так как Пуссе был иностранец и притом хороший его приятель, то он прикажет позвать жен. Через пол часа из какой-то беседки, обсаженной розами и находившейся от палатки в расстоянии, которое можно перебросить камнем, вышли семь почетно-убранных женщин (которых всех можно назвать прекрасными). Они пришли в палатку и по приказанию мужа приветствовали и поцеловали гостей. Но муж тотчас же приказал им удалиться, потому что боялся, чтоб соседи не узнали о его поступке. Женщины взяли с собою Француженку (такой барыни они никогда еще не видывали) в свое жильё из зелени, несмотря на отговорки её. Во время обеда мужчины вдруг услыхали, что Француженка жалобно кричит и взывает о помощи. Мужчины побежали на крик и нашли, что семь Татарок смеялись над Француженкою, которую они раздели почти до нага; они рассказали мужчинам, что прежде сами сделали тоже, т. е. разделись, и Француженка потешалась над ними, и что теперь она также должна была последовать их примеру, и с этими словами они опять напали на Француженку; но Татарин, по усиленным просьбам Пуссе, угомонил их, и объявил гостю, что такое раздевание между посещающими друг друга женщинами составляет в их стране величайшую вежливость, какую только они могут [1397] оказать друг другу. Гости, однако ж, опасаясь еще новой, подобной же дикой вежливости, поторопились возвратиться в Астрахань, куда Татарин на следующий день прислал им всякого рода подарков, чтобы снова приобресть их прежнее расположение.
Тот же Пуссе не мог достаточно наговориться о роскоши этой нации, но особенно выхвалял он их порядочный образ жизни и то, что они поставляют себе за великую честь оказать кому какую либо услугу и гостеприимство. Несколько месяцев назад (говорил далее Пуссе), в Астрахани, поспорили между собою за веру два Татарина, Персидского и Магометанского толка, и принесли коменданту свои жалобы. Когда комендант, человек рассудительный, увидал из объяснений обеих сторон, что Татарин (Магометанин), поносил пророка Али, а Персиянин напротив пророка Магомета, обманщиком и бродягой, то, пожав плечами, изрек такой приговор: «Господа, ни того, ни другого из вас я наказать не могу, потому что вы оба правы».
328. В Москве и в целой России живет еще много пленных Шведов, и я не могу не сообщить здесь некоторых сведений, переданных мне в Москве о настоящем их положении. Со времени битвы под Полтавой (из которой один Швед сделал анаграмму: vapulat), простые солдаты два раза получали из Швеции на свое содержание векселя, по которым каждому солдату досталось через банк по три рейхсталера; офицерам же ничего не было прислано. Они впрочем содержались сноснее; но так как многие из них, в противность данному слову, [1398] будучи выпущены, не возвращались назад, а другие, вступив в Русскую службу, тайно убегали, то теперь надзор за ними строже: их размещают в дали друг от друга, бдительнее присматривают за ними, и в особенности сторожат за теми, которые дали за других поручительство в неукрывательстве, так что в настоящее время во всех областях и городах Русского государства пленных этих постоянно имеют на виду. Пленных обер-офицеров насчитывают еще свыше 2000 человек; разве десятая часть их может проживать на собственные средства, остальные принуждены были научиться всякого рода искусствам и ремеслам, чтобы добывать себе хлеб. Достойно удивления, каким множеством способов эти бедные люди снискивают себе пропитание и как далеко и широко распространились их ручные изделия, которые во всей России покупаются очень дешево. В Сибири проживает до 1000 обер-офицеров, которые завели там всякого рода фабрики и мануфактуры. Я видел в Москве работы этих людей, живописцев, золотых и серебряных дел мастеров, кузнецов, делателей карт, точильщиков, столяров, сапожников и портных, и лучшие Московские мастера находили эти работы безукоризненными. Нет только между ними парикмахеров и шляпных дел мастеров. Некоторые выделывают лучшие золотые и серебряные парчи, другие становятся музыкантами, содержателями гостиниц, торговыми людьми, которым дозволяется и разъезжать внутри страны, потому что они не могут бежать от своих занятий; третьи, наконец, поступают в [1399] помощники к Русским хозяевам. Те, которые никакого ремесла не знают и одарены хорошими физическими силами, ходят в лес, рубят там дрова по сажени в день, и вечером получают за это свой алтын или добрые гроши. Другие, напротив, обладая какими-нибудь знаниями, завели порядочные школы, в несколько классов, в которых и обучают не только детей Шведских пленных (некоторые Шведы взяты были с их женами, другие же поженились на Русских женщинах), но и Русских, вверяемых им детей, Латинскому, Французскому и другим языкам и также морали, математике и всякого рода телесным упражнениям. Школы эти приобрели уже такую известность между Русскими, что сии последние присылают в них для обучения сыновей своих из Москвы, Вологды и других местностей и городов. Учителя в них, бывшие прежде высшими и низшими обер-офицерами, ведут теперь весьма нравственную жизнь, вполне посвятили себя духовному званию и содержание свое получают, от учеников и от знаменитого господина Франка, из Галле. В Москве, между прочим, есть и такие пленные, которые занимаются исполнением разных поручений, справок, и люди эти все надёжного поведения. Наконец, есть и такие, которые приняли Русскую веру, вступили в Русскую службу и поженились на Русских, чем и доставили себе безбедное существование. Один известный лейтенант, Бременский уроженец, потерявший здоровье в морозную зиму под Полтавой и не знавший никакого ремесла, завел в Тобольске кукольную комедию, на которую стекается [1400] множество горожан, не видавших никогда ничего подобного. Вообще, большим счастием для всех этих пленных было то, что они попали в такую дешевую местность; потому что за 12, за 20 рублей в год они имеют весьма порядочное продовольствие; равно и то, что князь Гагарин, бывший тогда губернатором Сибири, не отпускал от себя ни одного пленного, не утешив и не облегчив его. Шведы не могли достаточно восхвалить добросердечие этого господина и уверяли, что единственное их несчастие состояло в том, что они жили в такой отдаленной стране. Все они имеют там свои даровые помещения и ни ловлею соболей и никакой другой работою не обложены. Словом, кто промышляет хоть каким-нибудь ремеслом, тот может доставить себе достаточное содержание. Один Шведский полковник, по имени Шёнстром, человек с хорошими средствами, ученостию и с умом, провел время плена своего в Сибири в интересных наблюдениях и изучении страны и её обитателей. Он писал к другу своему в Москву, что на границах Сибири он встретил языческий народец (вероятно соседний с Остяками), и по ближайшему исследованию его веры и образа жизни нашел много такого, что имеет весьма большое сходство с древним язычеством; при том, так как народец этот, в богослужении своем, упоминает имена Тора, Фрегга (Fregga) и Одде (Odde), бывших древними языческими божествами в Упсале, то он полагает, что язычники эти, имеющие свой собственный язык, должны были происходить от тех Готов, [1401] которые в древности оставили Швецию, вышли на берег Остзейского моря и частию потянули к Черному морю, а частию в Русские земли и что, вероятно, некоторые из них, под гнётом и силою врагов своих, принуждены были оставить занятые ими места, потянуть далее и наконец искать безопасности в отдаленнейших странах за Сибирью, куда никто уже не хотел следовать за ними. Этот полковник составил любопытные замечания, которыми со временем хотел подкрепить приведенное здесь предположение. Об этих Остяках читатель найдет ниже более подробные сведения. Что же опять касается до Шведских пленных в России, то большая часть их из простых солдат совсем обнищали и должны проживать работой. Имена и места жительства офицеров записаны в точности, так что эти господа могут быть легко отысканы в случае будущего мира; с простыми же солдатами сделать это гораздо труднее, потому что они отдельно каждый не записаны и проживают не только в городах, но и по селениям и в отдаленных боярских поместьях, где, вследствие женитьбы и перемены веры, прочно основались и обзавелись хозяйством, так что подобные пленные охотно останутся навсегда в этой стране. В Петербурге проживает еще более 1000 пленных, которые ежедневно зарабатывают себе муку, соль и проч., а также пользуются правом просить и милостыню. В начале Северной войны, когда Русские употребляли Калмыков и Татар для опустошения Эстляндии, Ингерманландии и Финляндии, многие тысячи жителей из этих областей уведены были в Калмыцкие земли и распроданы [1402] Сибирякам, Татарам, Казакам, Туркам и даже в Персию, и я слышал от людей, которые встречали таких пленных в сказанных странах, что они находили их там переменившими веру и живущими довольно порядочно. Поэтому Русские такой плен и рассеяние Шведов по всему свету считают особенным божеским предопределением.
329. Караван, ходивший в последний раз в Китай и прибывший оттуда в Москву четыре месяца тому назад, вывез оттуда громадные богатства. Когда я был в Москве у князя Гагарина и застал у него коммиссара и фискала этого каравана, князь приказал им, по желанию гостей, рассказать всё замечательное в их путешествии, в следствии чего они и сообщили следующие сведения.
330. Выехали они из Москвы три года тому назад. Первые удивительные народцы, встреченные ими в Сибири, по сю сторону, к России, были Остяки, невежественные язычники и идолопоклонники. Вся одежда их состоит из шкур, а пища из осетра и других рыб, которых они бьют в воде стрелами. Они не знают хлеба и если им дадут его поесть, то выплевывают его, охотно и скоро упиваются водкой, денег не берут, потому что не знают им никакой цены, а скорее берут табак, шерстяные материи и другие безделицы. Далее путешественники по реке Оби поплыли почти до самого города Енисейска, лежащего на р. Енисее. Страна вокруг этого большого и довольно укрепленного города представлялась им уже несколько лучше и производила рожь. Отсюда они дошли до города Иленска, в соседстве с которым обитал [1403] странный народец Тунгузы, не знающий ничего ни о Боге, ни об Его всемогуществе. Летом народцы эти ходят нагие, живут вообще крайне бедно, блуждают подобно оленям и дня по четыре остаются иногда без всякой пищи. Покойников своих они не хоронят, а кладут их на высокие деревья; в одном месте долго они не остаются, а перекочевывают из одной местности в другую. У них существует престранный способ делать лицо красивым по их понятиям: в детстве они вышивают щеки окрашенными в черную краску нитками, всякого рода фигурами, оставляют это шитье в коже на несколько дней, за тем вытягивают нитки вон, вследствие чего и остаются черные точки и следы вышитых на щеках фигур; чем более кто обезображивает лицо свое подобными болезненными прокалываниями, тем красивее и знатнее считается у своего народца. Далее путники прибыли в город Бурат (Burat), а затем в Якутск, где и далее находили уже одних язычников. Оттуда пробрались они в Даурию, где нашли Конни-Тунгузов (Konni-Tungusen). Здесь владетельный князь был человек лет около 30-ти, по имени Ларимуг (Larimuh), которого отец вследствие притеснений перешел из-под Китайского владычества под покровительство царя, и с целым домом своим и за 3000 подданных принял христианскую веру. Остальные всё еще пребывали в идолопоклонстве. Когда они достигли до последней пограничной крепости обширного Русского государства, то должны были пробыть еще 45 недель в пути до города Пекина; при вступлении их в Китайские владения, таможенный [1404] начальник осмотрел их товары и взял пошлины, а за тем с двумястами солдат их провели через замечательную Китайскую стену (которую, впрочем, они не могли хорошенько осмотреть) в предместие Пекина, где они и расположились на большом подворьи, выстроенном для Русских караванов; здесь они сложили свои товары и должны были дожидаться купцов, потому что ехать в город с товарами и продавать их там никому не дозволяется. Сначала обыкновенно вымениваются царские, а потом и купеческие товары на неклейменое золото, серебро и всякого рода Китайские товары. В восхвалении своих товаров Китайцы вообще крайне бесстыдны, но часто довольствуются и десятою долею того, что запрашивают в начале. Драгоценные камни, часы и подобные редкости они очень высоко ценят и часто платят вдвое и более настоящей стоимости. Впрочем, Китайцы вообще народ смышленый, и с ними хорошо иметь дело. Город Пекин лежит в трех стенах. В самой внутренней, называемой Китайцами красною, была резиденция императора, которого однако ж никто никогда видеть не может. Однажды, в бытность там Русского каравана, император Китайский отправлялся на охоту, и два трубача ездили и трубили вперед по всем улицам, через которые должен был ехать император, для того, чтобы народ уходил скорее прочь, или же, припав ниц на землю, лежал на ней до тех пор, пока не проедет император. Этому императору было в то время лет около 60, и он очень славился своим добрым управлением. У него было 19 сыновей, которые открыто [1405] являлись всюду и из которых избранный отцом наследует правление по смерти отца. Старший из этих сыновей просил коммиссара Русского каравана пожаловать к нему, вместе с другими Русскими, так как он очень желал посмотреть на людей, принадлежащих такой нации; вследствии чего он коммиссар, с 30-ю важнейшими из своих, богато одевшихся и принарядившихся в парики, отправился к наследному принцу, который весьма радушно принял гостей, расспрашивал их о многом, угощал чаем и одарял подарками, по обычаю Китайцев.
В числе тамошних Иезуитов, один, по имени Килиан (Kilian), был в большом уважении и милости у императора, постоянно должен был находиться при нем и даже спать во дворце; он перевел много книг на Китайский язык, сделал великие успехи в распространении христианской религии, построил множество церквей и в последнее время для сооружения новых получил от императора богатое вспомоществование; полагали даже, что император этот, в сердце своем истинный Христианин, потому что он во всем предоставляет Иезуитам полную власть и свободу. Известный спор между тамошними Иезуитами и Доминиканцами тогда продолжался еще. Необращенные Китайцы, кроме того, что между ними есть идолопоклонники, не имеют ни совести, ни веры и всё благо свое поставляют во временных наслаждениях. Вследствие великого размежевания границ, бывшего 23 года назад, по договору, несколько Китайцев должны были перейти под Русское владычество, а 90 Русских семейств под владычество [1406] Китайское. Всех этих Русских, в особенное им отличие, император взял в Пекин, и из молодежи их образовал себе лейб-гвардию, которая по рангу стояла выше всякой другой и считалась вернейшею его стражею. Эти Русские в Пекине сохранили свою веру, и так как бывшие с ними Русские священники перемерли, то они просили императора прислать новых из России, на что тот и соизволил писать к князю Гагарину (который мне подтверждал это) и приказал прислать несколько священников. По приказу его царского величества князь выслал туда двух архимандритов, с несколькими попами и протопопами, и эти миссионеры встречали сказанный Русский караван у Китайской стены. Простоявши в Пекине 16 недель, караван по прежнему сопровожден был до границы и осмотрен в таможне, со взятием пошлин. В Пекине давалось им даровое продовольствие только в течении ста дней, ибо время это условлено между обоими дворами. В конце концов путешествие это было самое тягостное: ибо, при всей успешности оного, нужно было употребить на него по крайней мере 16 месяцев на дорогу туда и столько же на обратный путь, и никто конечно не решился бы охотно на такие трудности, если б громадные выгоды не вознаграждали их с избытком. Князь Гагарин добавил к этому рассказу следующее: Китайский император или хан все дела свои с Россиею ведет посредственно, через него Гагарина, и никогда не отправляет посольства к царю (который не жалует излишних церемоний), а только к нему Гагарину, в Тобольск, при чем кредитивные [1407] грамоты пишутся одновременно на Китайском, Монгольском и Латинском языках. При этом случае князь заметил, что при обширности Русского государства не следует удивляться тому, что в различных недоступных местностях находится еще такое множество языческих народцев, которые до сих пор не обращены еще в христианство. Но его царское величество, начав уже дело обращения этих язычников, прилагает свою высокую заботливость неуклонно продолжать это дело.
331. Некоторые духовные лица в Москве уверяли меня, что два года тому назад, по приказанию царя, несколько человек из их среды посланы были в качестве священников и учителей к различным языческим народцам, и в особенности к Остякам, чтобы вывести этих бедных людей из мрака невежества и что будто это похвальное распоряжение в некоторых местах имело уже и желанный успех. Что это согласно с истиною, подтверждает и то прекрасное описание, которое составил Шведский капитан Мюллер во время своего пребывания пленником в Сибири о доселе неизвестных свету Остяках и которое я получил в рукописи в Петербурге 20.
332. Когда 26-го Марта я снова возвратился в Петербург, то из нового нашел недавно обнародованный царский указ духовенству, следующего содержания 21.
[1408] 333. Во все время отсутствия царя из своего государства, в Петербурге было мало, или почти ничего, замечательного, кроме разве того, что Ревельская гавань, постройка и исправление которой стоили неисчислимых денег, более чем на половину разрушена бурею и в два года затем снова приведена в прежнее состояние.
334. 30-го Июня умерла в Петербурге царевна Наталья Алексеевна, единственная родная сестра царя; набальзамированное тело ее оставалось во дворце ее до возвращения его царского величества.
335. В это время вышеупоминаемый Молдавский господарь Кантемир писал из своих Украинских деревень в Петербург к приятелю письмо на Латинском языке следующего содержания:
«Многочтимый друг мой!
Давши обет уже несколько лет тому назад посетить мощи Киевских святых, признанных святыми уже после их смерти, я отправился прошлого месяца в эту поездку и, исполнив святое обещание свое, возвратился домой к занятиям домашними делами и к возобновлению прерванной, но обычной моей переписки с отдаленными друзьями. Когда я возвратился таким образом из сказанной поездки, то 27-го Сентября, в «Regiomonte», на Украйне, я получил разом четыре письма твои, посланные тобою из Петербурга, и хотя поздно, потому что они задержаны были где-нибудь (в Москве, может быть) и все исколоты были сорока предохранительницами [1409] (дырочками) от чумы, но тем не менее они были для меня весьма желанными, потому что уведомляли меня о многих обстоятельствах, которых я до того не знал, но которые всегда весьма желал узнать».
«В замен этих сведений сообщаю здесь и тебе то, что удалось мне узнать во время моей Киевской поездки. Посланец Хотинского (Choziniensis) паши (Bassae), присланный к Киевскому правителю Голицыну (Gallyzinium), для изведания намерения, по которому Русские войска обращали оружие свое на Польшу, не только собственным свидетельством своим потверждал поражение Турок, но и сознавался даже, что оно было гораздо сильнее, чем как известно о нем по донесениям Немцев, добавляя к тому, что главною причиною неудачи Турок была трусость спагов (Sipahiorum) и остальных конных полков; что их-то стремительным бегством и началось общее поражение, что при этом погибло отменное Оттоманское войско в 80 тысяч человек; что в Белграде, на третий день после поражения, умер визирь Али-паша, раненый в битве в бок, и что на место его, по повелению султана, вытребован был префект Вавилонии, Гассан-паша. Я едва верю, что Гассан-паша примет предлагаемую ему почетную должность, потому что он живёт в своих странах (т.е. в Вавилонии) вполне с царским авторитетом, для которого ему не достает только одного этого титула, и тем более, что уже и прежде сего ему дважды предлагали визиратство, но он не хотел поступать на эту заманчивую с виду, но опасную должность, отговариваясь, что он не достоин занимать такое [1410] высокое место. Что бы и как бы то ни было, но так как Турки не могут в этом году собрать и вновь поставить уничтоженное у них войско, то, кажется, что победа эта принесёт великие плоды цезарю и послужит средством для дальнейших других, еще больших побед, лишь бы только порядком, противным природе, по падении на Востоке луны, не изошло на Западе солнце или наместник солнца, и не возмутило бы опасными последствиями (effluxibus) Христианского дела. Десять тысяч Татар, имевших намерение опустошить Трансильванию, загнанные Цесарскими войсками в тесные проходы Молдавских гор, погибли там все до одного. Носятся также слухи, что Венециане потопили в море, близь Корциры, множество Турецких трирем и что те же Венециане заставили положить оружие и сдаться 10 тысяч Янычар, которых Турки высадили уже на остров».
«Конница его царского величества, при мне еще, под начальством Ренния (Roenii), разделенная на три отряда, вступила в пределы Польши. Киевский гонец, проезжавший через наши деревни, сообщал нам, что Поляки, кажется, не посмеют отказывать в корме и продовольствии сказанной коннице, пока не уверятся в помощи от Турок. Известно, что Татарский хан, с несколькими тысячами войска, стоял уже несколько времени в Хотине и намеревался оказать помощь Полякам против Русских; но после Венгерского поражения Оттоманы переменили образ мыслей, и более благоразумные из них полагают, что опасно возбуждать против себя еще новых неприятелей. Но, между тем, другой отряд Крымских Турок [1411] опустошил около р. Оскола 22 Русские земли, и сверх нескольких пленных угнал ещё полторы тысячи лошадей, пасшихся под Бахмутом. Хотя начальники местные и жаловались на такой грабеж, но Татары отвечали на эти жалобы, что грабеж совершен вовсе не по приказанию хана, а просто разбойниками; при чем, ни самых разбойников, ни похищенного ими они не отыскали. Постоянные дожди и довольно глубокий снег вредят нашим полям и угрожают осенним посевам гибелью, а следовательно и голодом всей стране нашей, если только Бог не предотвратит этого несчастия. Прощай. Из глуши моего Соломинео (Solomineo). 6-го Октября 1716-го года».
«Твой – другой ты, Димитрий Кантемир».
336. Превосходно собранная библиотека покойного герцога Курляндского, состоящая из 4000 книг, перевезена в крепость, в Петербург, и в этом городе тогда же вторично перечислены дома, которых оказалось теперь свыше 50000.
337. Два купца вошли в Сенат с предложением о том, что посредством соединения многих судоходных рек, озёр и притоков, Русские купцы могли бы проходить с своими товарами из Архангельска в Восточный Океан, а следовательно легко и кратчайшей дорогой сноситься с Японией и Ост-Индией, от чего государство Русское получило бы великую пользу. Реки же те от Архангельска были следующие: Двина, Тафта, Иртыш, Обь, Кета, Иенисей- Ангур, Байкал-озеро, Шилка и Амур, [1412] изливающийся через Даурию в Океан. В таком случае не было бы надобности помышлять об открытии пути через Новую Землю, который до сих пор не отыскан и считается почти невозможным.
338. Генерал-Фельдцейгмейстер Брюс, Шотландец по происхождению, хотя и родившийся в России, отлично знает математику, вследствие чего царь советовался с ним и назначал его по разным делам, касающимся Русского и Азиатских государств. Он уверял меня, что Японское государство, о географическом положении которого до сих пор еще ничего верного не знают, сопредельно с Татарией, а сия последняя граничит с Россиею. Года два назад он исходатайствовал у царя приказ к Нерчинскому коменданту в Даурию, где прежде того состоял комендантом кн. Гагарин, чтобы тот послал двух человек на самые крайние пределы России с тем, чтобы они сели на судно у берегов Восточного Океана и разведали бы, нельзя ли отрыть там в море где-либо земли. Эти два человека не имели ни малейшего понятия о мореплавании; тем не менее, проходивши несколько недель вдоль морского берега и выглядывая землю, они увидали наконец милях в двух от берега твердую землю, сделали чёлн, пустились на нем в море к усмотренной ими земле, и через два дня возвращались уже оттуда назад; но в то самое время, когда они почти уже достигли берега, налетевшая буря разбила и потопила их, так что поджидавшие их на берегу люди никак не могли спасти их. Таким образом осталось неизвестным, что нашли и открыли эти потонувшие люди. Брюс [1413] имел намерение посоветовать царю, чтобы послать туда еще раз несколько сведущих людей, которые разумели бы наблюдение светил небесных и употребление компаса, с надлежащим количеством экипажа, и чтобы люди эти построили себе надёжное судно и пустились в море, где наверное откроют нечто новое и найдут путь к наиполезнейшим сношениям с Японией.
У сего Брюса был кабинет Китайских редкостей, и он очень сожалел, что невозможно никак приобрести точных сведений о положении и особенностях Китайского государства, потому что наряжаемые туда посольства и все Русские купцы не имеют права оставаться там долее 3-х или самое большое 4-х месяцев; в противном случае они должны оставаться там на всю жизнь.
339. В летние месяцы (считая весь Июль и половину Августа) в Петербурге была неописанная жара, от которой хлеб и плоды созрели чрезвычайно быстро; но первый, по причине наступившего за тем осеннего дождливого времени, свезен в риги сырой, сушился в избах и дал плохой умолот, потому что семя, или зерно в нем, почти всё высыпалось еще в те шесть жарких недель, когда и ночи были не холодны вследствие незначительного уклонения солнца от горизонта. В такой сильный зной очень плохо приходилось и от недостатка в напитках, потому что пиво, продающееся в царских пивных лавках, по крепости своей не утоляло жажды, да иностранец и не решался брать пива из этих простонародных кабаков, где стоило только взглянуть на продажу оного, чтобы потерять к нему всякий аппетит. Пиво это стоит [1414] там обыкновенно в огромных открытых кадках, или чанах, из которых теснящийся около них народ зачерпывает свою долю деревянным ковшом и, чтобы не проливать ничего даром, выпивает пиво над кадкой, в которую стекает таким образом по бороде то, что не попало в рот. (Рабочим простолюдинам, по недостатку бородобреев, надо было дозволить носить бороду). При том, если у пришедшего выпить не окажется денег, то он оставляет в заклад свой старый тулуп, рубаху, онучи или другое что, без чего может обойтись до вечера, когда получит подённую плату свою и заплатит за пиво, и он вешает такой заклад свой тут же, на кадку, которая часто кругом бывает обвешена этими грязными закладами, и никто не брезгает этим, хотя не редко то или другое из этого добра сваливается от тесноты людской в самую кадь и преспокойно плавается там в пиве по нескольку часов.
Для своего дому царь держит Английского и Голландского пивоваров, которые варят превосходное пиво всех сортов, и не так как все другие жители Петербурга, которые употребляют для варки раскаленные камни или ядра.
340. В это же лето окончательно устроена Морская Академия, и в целой обширной России не было ни одной знатной фамилии, которая бы не обязалась выслать в эту академию сына, или другого родственника, от 10 до 18 летнего возраста; поэтому, в Петербурге встречаешь этих молодых новобранцев из всех уголков и мест России, и в этой академии собраны таким образом представители всего Русского дворянства. [1415] Теперь уже четыре года, как весьма сведующие профессоры и учители обучают этих юношей всем знаниям относящимся до мореплавания, равно языкам, фехтованию и другим телесным упражнениям, и содержат их в строгом повиновении.
341. Из Шлезвига прибыли 20 овцеводов и посланы в Казань, чтобы ознакомить Русских со стрижкою тамошних овец и с обработкой шерсти, и чтобы шерсть эту употреблять и обращать в надлежащие изделия, с целью избежать необходимости за чистые деньги выписывать сукно на одежду армии из Англии, как это делалось до сих пор. Но с этими своими шерстяными изделиями Русские и по настоящее время далеко не ушли, и главнейшую причину дурного качества их шерсти приписывают тому, что стада овец в течении многих лет перемешаны с козами.
342. Напротив того, устроенная в ½ мили от Петербурга, льняно-ткацкая фабрика действует так успешно, что полотно, изготовленное на ней из Русского льна, не уступит самому тонкому Голландскому. Мастером на ней Голландец, а до двадцати подмастерьев его все из Германии. Пряжа изготовляется в особой вновь выстроенной прядильне, и одна старая Голландка надзирает за работой слишком 80-ти беспутных женщин, которые обучаются здесь
употреблению прялки, неизвестной до сих пор в России. Возделывание льна в России заведено также на разумных основаниях. Кроме того, в 2-х милях от описанной прядильни, за Дудергофом, по приказанию царя, устроена бумажная фабрика, а не в дальнем от неё расстоянии [1416] соломорезка, и оба эти заведения, приведенные в безукоризненно-отличное состояние, устроены и управляются Немцами, из коих каждый получает ежемесячно по 16-ти специес-талеров 23. О соломорезках Русские до сих пор ничего не знали, равно как и об изготовлении хорошего масла, которое они топят из сливок только в горшке и тотчас употребляют.
Против Шлиссельбурга, у реки Невы, построено несколько мукомольных, пильных и резных мельниц, а ближе к Петербургу и в Москве пороховые заводы и лаборатории, селитряные и серные заводы. Все потребные материалы для этих заведений находятся в России, равно как и пенька для обширных веревочных работ, на которых в Петербурге, на большой назначенной исключительно для того площади, ежедневно работают несколько сот человек Русских рабочих, в изобилии доставляющих разные канатные и веревочные изделия, потребные для кораблей. То же самое должно сказать и о литейном заводе, на котором безостановочно выливаются новые орудия. В Олонецке в громадном количестве добывается железная руда, и командированный туда генерал-майор Геннингс, иноземными мастерами и Русскими подмастерьями и рабочими, изготовляет не только пушки, мортиры, гаубицы и малые огнестрельные орудия, но и всякое другое оружие, в таком огромном количестве и такого достоинства, что скоро можно будет торговать всеми этими изделиями в иностранных землях. В [1417] больших в Петербурге построенных кузницах куются якори и всякие другие железные снаряды, потребные для построек кораблей и домов.
Множество кирпичных заводов доставляют кровельную черепицу и обожженный кирпич для Петербургских построек, хотя материалы эти и оказываются еще не довольно прочны; а так как, кроме того, известка там не хороша, или же изготовляется и потребляется в дело зимою (постройки в Петербурге продолжаются беспрерывно, круглый год), то не удивительно, что возведенные вновь дома и дворцы, в два или в три года, требуют уже поправок. Улицы теперь во всем обширном Петербурге вымощены, что стоило жителям громадных издержек, по недостатку голыша в тамошней болотистой местности, и что в то же время придало городу совершенно другой вид. В добавок каждый домовладелец обязан насадить липы перед своим домом и двором. Книгопечатание не нуждается ни в каких усовершенствованиях, и царь приказал печатать в типографиях еженедельные Русские ведомости, чтобы всеми мерами обратить внимание своих подданных на то, что делается в свете, в каковых видах переведен в Праге четырьмя монахами, сведущими в Славянских языках, большой лексикон Буддея. Введение в историю Пуфендорфа, Разговоры Эразма Роттердамского, Истинное Христианство Арндта, Orbis Pictus уже три года переведены и напечатаны на Русском языке.
Так как я заговорил о различных знаниях в России, то кстати упомяну здесь вообще о том, что [1418] царь приумножил и улучшил в этом отношении в течении времени до 1720 года.
Открытие рудокопень, лежавших до сих пор погребенными в России, составляет после кораблестроения одно из важнейших забот его; так, учрежденная в 1718 году Берг- коллегия сделала уже и делает всевозможные распоряжения к отысканию и разработке разных руд, и есть уже надежда, что кроме существующих железных руд в горах и найденного в реках богатого золотом песку, найдутся сродства добывать и разрабатывать золото, и серебро, и другие менее ценные металлы большими кусками и глыбами, и таким образом от этой доходной работы получатся громадные богатства. Если теперь это великое предприятие удачно исполнится, то из приведенных выше новых порядков легко заключить, что, обладая своими металлами, порохом, свинцом, оружием, одеждой, продовольствием и золотом для содержания и употребления своей армии, царь не будет уже нуждаться ни в какой иноземной помощи, ни в каких чуждых странах. При том, так как он хорошо знает, что ввоз необходимых для России шелковых, шерстяных и льняных материй стоит несказанных денег, то, кроме упомянутых учреждений, он задумал с 1718-го года и о заведении шелковой мануфактуры, для чего выписал из Франции большое число мануфактуристов и привлек денежные средства нескольких Русских вельмож, которые добровольно пожелали положить на это дело часть капиталов своих. Но так как другие Русские напротив очень притесняли приехавших мануфактуристов [1419] в доставлении им содержания, поставляли всевозможные препятствия и делали неприятности, то большинство этих иностранцев уехало из России, и я не знаю уже, в каком положении находится там это дело в настоящее время.
Мне пришлось бы говорить чересчур много, если б я захотел привести здесь все относящиеся сюда заботливые распоряжения по части порядка, полиции, заведения машинистов, архитекторов и всякого рода художников, всевозможных профессий, какие только можно придумать; поэтому я удовольствуюсь подтверждением еще раз того, что при всем этом царь умеет соединить полезное с приятным. Ибо кроме того что он завел превосходные дачи или увеселительные загородные дома, сады с оранжереями, зверинцами, каскадами, гротами, водомётами и проч., устроил машину на главной церкви с колокольной игрой, изготовленную в Голландии, завёл зимние ассамблеи или собрания, кроме того, что приказал составить план постройки здания для оперы и концертов и разных других увеселений, служащих для забавы и привлечения иностранцев, он принял также все меры и к тому, чтобы сделать свою столицу приятною и для ученого мира.
Если будет продолжаться постоянно приращение и теперь уже драгоценной библиотеки, то в немного лет она станет на ряду с важнейшими Европейскими, не по числу, но по достоинству находящихся в ней книг. Превосходные картины, которыми обладает царь, нельзя купить ни за какие деньги. Вещи, перешедшие к нему от предков его и [1420] полученные им изо всех Азиатских областей, тщательно хранимые в Петербурге, составляют превосходнейший кабинет редкостей. Древности, которые найдены были у Каспийского моря в разных развалинах языческих капищ и молелен, в 1716 и 1718 годах, и которые состоят из всякого рода жертвенной утвари и ветхих, но разборчивых еще рукописей на пергаменте (они были у меня в руках), могут образовать прелюбопытное собрание идолов, и ученый, сведущий в древних восточных языках, в древностях и в мифической теологии, будучи допущен к изучению этих сокровищ, может многое разъяснить для всего ученого мира.
Химические и другие редкости из царства растительного и минерального, множество уродов, Готторпская сфера, представляющая систему Коперника, математические инструменты и множество других вещей, состоявших прежде под наблюдением умершего царского лейб-медика Арескина, по справедливости заставляют удивляться, каким образом такое громадное, драгоценное собрание могло быть составлено здесь в столь короткое время.
Зверинец диких животных и в особенности красивый лев и львица его, которых два года назад прислал из Персии царский посланник Волынский, также заслуживают того, чтобы полюбоваться ими.
Об ассамблеях я должен упомянуть здесь только то, что они начались с 1719 года, собирались трижды в неделю и что его царское величество приказал напечатать составленные для них правила, которые [1421] мною переведены и заключаются в следующем 24:
Объявление
Каким образом асамблеи отправлять надлежит.
Асамблеи - слово Францужское, которого на Руском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать, волное, в котором доме, собрание или съезд делаетца не для толко забавы, но и для дела. Ибо тут может друг друга видеть, и о всякой нужде переговорить, также слышать что где делаетца, при том же и забава. А каким образом оные Ассамблеи отправлять, то определяется ниже сего пунктами, покамест в обычеи воидет.
1) В котором дому имеет Асамблея быть, то надлежит писмом, или иным знаком объявить людем, куды всякому вольно притить, как мужскому полу, так и женскому.
2? Ранее пяти или четырех часов не начинается, а далее десяти по полудни не продолжается.
3) Хозяин не повинен гостеи ни встречать, ни провожать, ни потчивать, и не точию вышеписаиное не повинен чинить, но хотя и дома не случится оного, нет ничего, но токмо повинен нескольско покоев очистить, столы, свечи, питье употребляемое в жажду кто попросит, игры на столах употребляемые.
[1422] 4) Часы не определяютца в котором быть, но кто в которои хочет 25, лише б не ранее и не позжее положенного времени. Также тут быть сколько кто хочет, и отехать волен когда хочет.
5) Во время бытия в Асамблее волно сидеть, ходить, играть и в том никто другому прешкодить, или унимать, также церемонии делать вставаньем, провожаньем и прочим,
отнюдь да не дерзает, под штрафом великого Орла, но только при приезде и отъезде поклоном почтить должно.
6) Определяетца, каким чинам на оные асамблеи ходить, а именно, с вышних чинов до обор офицеров и дворян, также знатным купцам и началным мастеровым людем, также и знатным приказным 26; тож разумеетца и о женском полу, их жен и детей.
7) Лакеям или служителем в те апартаменты не входить, но быть в сенях, или где хозяин определит, также когда в Австерии, и в прочих местах будут балы, или бонкет, также не волно вышеписанным служителем в те апартаменты входить, кроме вышеозначенных мест27.
[1423] На этих асамблеях одна комната назначена для танцев, другая для всякого рода карточной игры и особенно для шахматной (в которой отличаются самые простые Русские люди), в третьей комнате курят и ведут беседы, а в четвертой женщины играют в фанты и другие забавные игры.
Хотя на асамблеях никому не предлагается вина или водки больше того, сколько кто сам пожелает, кроме случаев (которые нередко повторяются) когда кто поступит в противность установленным правилам; тем не менее иной Русский порядочно напивается и смотрит на учреждение асамблей, как на одно из лучших нововведений в России.
Обязанность дать у себя асамблею выпадает на долю каждого знатного [1424] придворного, по крайней мере однажды в зиму, и полицей-мейстер объявляет каждому, у кого она должна справляться, по усмотрению царя.
В тоже время заведены оперы и комедии и изысканы денежные на них средства, хотя сам царь так же мало находит удовольствия в этих зрелищах, как и в охоте.
Хотя Русские сами пытались завести у себя театральные зрелища, но без надлежащего руководительства попытки эти до сих пор были очень плохи.
Царевна Наталья, еще до отъезда царя, устроила представление одной трагедии, на которое дозволялось приходить всякому. Для этой цели она приказала приготовить большой пустой дом и разделить его на ложи и партер. Десять актеров и актрис были все природные Русские, никогда не бывавшие за границей, и потому легко себе представить, каково было их искусство. Сама царевна написала драму и комедию на Русском языке, взяв содержание их частию из Библии, частию из светских происшествий. В забавной пьесе появлялись вперемешку то арлекин, то обер-офицер, а под конец вышел оратор, объяснивший историю представленного действия и обрисовавший в заключении гнусность возмущения и бедственный всегда исход оного. Как уверяли меня, во всем этом драматическом представлении, под вымышленными именами, представлялось одно из последних возмущений в России. Шестнадцать музыкантов, состоявшие при этом зрелище, были все чисто Русские и играли, как и все другие артисты, без всякого искусства. Несколько офицеров заверяли меня и ежедневные наблюдения [1425] подтвердили мне эти уверения, что Русским, как науки, так и музыку, нужно вбивать и преподавать батогами (при чем провинившийся должен лечь на землю, и его бьют шпицрутенами), без чего они ничего усвоить себе не могут. Если у генерала остался какой-нибудь молодой парень, или уже и пожилой, которого нужно обучить полковой музыке, то такого, хотя бы он никогда не слыхивал никакой музыки и не имел к ней ни малейшей способности, отдают на известное время учителю, для первоначального обучения Евангельскому пенью, которое составляет их обычное пенье, менуэтам (Menuet) и проч.; если же учащийся в это время ничего не успел, то его бьют батогами, ради исправления, до тех пор и так часто, пока он не научится и не станет играть. Также поступают они и во всех других делах своих и даже в военных упражнениях. Отсюда и происходит, что в Русском народе, при такой строгой дисциплине, существует такое слепое повиновение старшим, в особенности у солдат, которые оказывают всевозможную верность и выносливость в войне, и при своем грубом невежестве обнаруживают знание и исполнение всего того, что необходимо каждому доброму воину.
Говоря о нововведениях, которыми стараются украшать Петербург и сделать его приятным, я вспомнил слова князя Меншикова, говорившего, что Петербург другая Венеция и что иностранцам заманчиво поэтому приезжать в Россию. Это со временем может будет и справедливо (за исключением, разумеется, климата), если только Русские наиболее приспособятся к воле и намерениям [1426] царя и радушнее будут встречать заезжих гостей своих, а равно, когда каждому предоставлена будет большая, чем до сих пор, свобода приезда в Петербург и выезда из оного, и когда уменьшится страшная дороговизна на все предметы.
Вдовствующая герцогиня Курляндская 31-го Августа отправилась из Петербурга в Митаву, с обер-гофмейстериной своей, графиней Матвеевой, женою бывшего посланника, для принятия во владение вдовьего удела своего. В настоящее время такою обер- гофмейстериной при герцогине состоит вдова генерала Рённен (Rönnen), графиня же Матвеева скончалась в Петербурге в 1720 году.
В зимние месяцы, по приказанию царя, приехало в Петербург несколько сот дворянских семейств, которые жаловались, что таким переездом они лишились двух третей своего состояния, потому что в Петербурге они должны были обстраиваться вновь и прокармливатъся на чистые деньги, тогда как внутри России они могли бы жить и продовольствоваться от своих имений несравненно дешевле. Крестьянам, которые обязаны бывают таким же образом тащиться в Петербург, перемещение это обходится не легче; но все эти неудобства и лишения, как знатные, так и простые Русские люди умеют как-то переносить с невероятным почти терпением. Простолюдины зачастую говорят, что жизнь их просто одна тягость. Если кто заболеет из них, то ложится на пол и мало печалится о том, встанет он или нет, почему и не хочет принимать никаких лекарств. Один Евангелический проповедник в России рассказывал [1427] мне, что когда он расспрашивал некоторых простодушных Русских крестьян об их вере и о том, что должны они делать, чтобы достигнуть блаженства, то они отвечали ему, что и не слыхивали о том, что могут попасть на небо и полагали всегда, что оно назначено только царям да знатнейшим боярам.
В Январе 1717 г. следовал я за царем в Германию и к концу того же года возвратился снова в Петербург, в каковой промежуток времени, как я сказал уже, внутри России ничего замечательного не случилось (кроме бегства царевича, о котором скажу ниже).
В заграничном путешествии своем в Данциг, в Данию, и Голландию и Францию царь провел почти два года, и все изданные им в это время распоряжения к предположенной мною задаче не относятся, почему я оставляю их в стороне и последую далее за внутренними, домашними делами в России.
343. В Октябре 1717 года царь снова прибыл в Петербург и до конца этого года непрестанно занимался тем, что приводил снова в надлежащее положение дела, совершенно запущенные в его отсутствии, а также подвергал справедливому наказанию тех, которые действовали противно своим обязанностям. Он взял на себя труд лично исследовать жалобы споривших сторон и каждое утро в 4 часа присутствовал в Сенате.
Но так как дела, подлежавшие этому исследованию, казались в начале весьма запутанными и требовали немалого времени, чтобы удостовериться в злоупотреблении обвиняемых, то учрежден был особый [1428] суд (трибунал), и в тоже время расстрелян вполне изобличенный князь Волконский, губернатор Архангельский. Сказанный суд состоял из нескольких коллегий, а каждая коллегия из майора, капитана и лейтенанта лейб-гвардии, которые должны были, по здравому разуму и справедливости, исследовать каждое дело и учинить законный приговор. Таким образом в России дошло до того, что какой-нибудь почтенный член Сената, из важнейших родов государства, должен был являться перед лейтенантом и давать ему объяснения и ответы.
344. В Ноябре царь издал запрещение носить на одеждах золото и серебро, отпустил разных оказавшихся бесполезными ремесленников, вызванных из-за границы, других посадил на половинное жалованье и принял многие другие действительные средства, чтобы как-нибудь уменьшить недостаток в деньгах.
Около этого же времени некоторые знатные Русские люди составили общество (о котором я уже упоминал выше) изготовления золотой и серебряной парчи, которое царь освободил на много лет от пошлин и, напротив, привозную из-за границы парчу обложил: лучшую трижды удвоенною, а худшую дважды удвоенною пошлиною, каковой налог должен был впервые взиматься только с 1719 г. и имел конечною целию, вместе с поощрением новой мануфактуры, заставить иноземных купцов привозить в Россию вместо товара чистые деньги.
345. Юный великий князь (под которым я разумею здесь сына царевича) получил от царя царский портрет, усеянный бриллиантами и за свой бодрый, воинственный нрав [1429]
объявлен сержантом лейб-гвардии; затем его одели в сержантский кафтан и стали наставлять в первоначальных строевых приёмах, которые, впрочем, он не только быстро изучил, но уже год тому назад сам выделывал, по крайней мере, важнейшие из построений и упражнений.
346. В начале этого трактата я уже сообщал о Бухарском после Ачерби и об его представлении, в бытность его в 1714 году в Петербурге. Когда он, на обратном пути своем, приехал в Астрахань, то узнал, что в его отсутствие дела в отечестве его приняли совершенно другой вид и что там произошло всеобщее возмущение, вследствие чего, ради безопасности, он пробыл некоторое время в Астрахани, а затем решился всё-таки отправиться домой. Но едва только прибыл он в отечество, как вместе с несколькими тысячами других Бухарцев был казнен ханом Гамалием (Gamalie), который снарядил и отправил к царю другого посла, по имени Батуча (Batucha), для заявления царю своей покорности и возобновления старого союза, а в тоже время для испрошения защиты против хана Каракалпаков и других соседей.
20-го Декабря помянутый Батуча имел первую свою аудиенцию у царя, в канцелярии, где собралось и множество знатных Русских и хотя эти последние все стояли, но Батуча потребовал себе стул и сел на него с особенною важностию; когда же прошел великий канцлер и дал ему знак идти к царю, посол проворно вскочил со стула, бросил свою саблю в руки богато одетых [1430] прислужников и, низко наклонившись, пошел в царский покой.
По окончании аудиенции, царь вышел с послом из своего покоя в канцелярию, и здесь один старый Татарин, важнейший из прислужников Батучи, приветствовал его низким поклоном, с заявлением, что он желал бы сказать царю несколько слов; когда же ему дано было позволение говорить, он громким голосом и делая руками различные жесты, произнес речь, которую посол, знавший Русский язык, тут же перевел по-русски и которая собственно заключала в себе следующее пожелание: «подобно тому, как одно солнце освещает всю землю, так да будет он царь один ее обладателем». Царь улыбнулся добродушному оратору, но оставил его без ответа.
347. 31-го Декабря его царское величество отправился в Москву, в которой он не был уже целые восемь лет; в это же время прибыл из Персии один Иезуит, с известием, что Русский посланник Артемий Волынский приехал уже в гор. Испагань, а секретарь посольства его, Венигеркинд (Wenigerkind), ученый Немец, с 30-ю служителями, умер от горячки по ту сторону Каспийского моря. Смерть этого почтенного мужа весьма прискорбна и достойна сожаления, потому что он обладал обширными познаниями в философии и имел намерение, а также и поручение, сообщать все замечательные открытия, которые он мог сделать в Персии и вообще на пути своем. В моих многочисленных поездках у меня пропали интересные письма этого человека, которые писал он ко мне во время пути своего.
[1431] 348. Последний Русский караван, отправившийся в Китай, должен был простоять несколько месяцев по сю сторону Китайской стены, и присланный на границу мандарин, под разными ничтожными предлогами, всё отговаривался и не давал позволения проехать в Пекин; наконец, когда отправлен был к Китайскому двору нарочный и сделал более настоятельные и серьёзные представления, тогда уже надумались, и караван пропустили.
349. В Январе прибыл курьер из Украйны с неприятным известием, что Кубанские Татары снова собрались большими силами и приблизились к Русским границам, не подкрепляемые, впрочем, на этот раз Турками; ибо Турецкий комендант Азова сам прислал с нарочным к уполномоченным на Русских границах дать знать о таком замысле Татар, объясняя, что, так как никто не мог обуздать этого народа и он очень благоденствует после вторжения своего в прошлом году в Россию от приобретенной добычи, то и решился теперь со всею силою своею сделать вторичный набег в пределы России.
350. С этой Кубанскою войною не должно смешивать ту, которую царь предпринял и поручил вести у Каспийского моря Грузинскому кн. Александру Бекевичу и о которой 4-го Февраля получены были в Петербурге следующие подробности.
351. Выше было уже сказано, что два года назад царь вторично послал этого князя (который сам происходил от Татарских предков и женат был на княжне Голицыной, утонувшей в Волге), в качестве генерала и начальника войск в 3000 человек (в числе [1432] коих было и 300 пленных Саксонцев, захваченных при Полтаве в Шведских полках) в Великую Татарию для разработки там руд и золотого песку. Намерение царя было таково, чтобы построить у Каспийского моря две крепостцы, для облегчения торговых сношений и прикрытия лагеря, устроенного там для этой цели, что всё и было теми войсками исполнено, благодаря неимоверному множеству раковин, находившихся там на песчаных отмелях; и сначала Татары и Калмыки нисколько не мешали делу, позднее же, когда Русское войско двинулось во внутрь страны, так называемые степи, по утомительной и в следствии недостатка воды в высшей степени убийственной дороге, и приблизилось к месту нахождения золотого песку, жители подвластные хану Ширванскому, числом свыше 50,000, стали уже подозревать недоброе и отказались от подарков, предложенных им от имени царя. Но, в тоже время, они всё еще не обнаруживали нерасположения, притворяясь, что им очень прискорбно видеть, как такое почтенное войско терпит лишения и страдает; они предлагали даже свои услуги пособить горю, обещали доставить войску воду и продовольствие, если только оно раздробится на части и примет обратный путь отдельными колоннами. Генерал доверился таким предательским услугам, и частию по необходимости, частию по неопытности в войне, приказал своей армии разделиться и идти небольшими отрядами в 300 и 500 человек и таким образом предал себя и своих на разбой волков, скрывавшихся в овечьих шкурах. Самого его пригласили к обычному [1433] у Татар знаку кровопролития, именно: на разостланное на земле перед палаткою хана красное сукно, и так как он не хотел добровольно стать на колени на этом сукне, то несколько сабельных ударов по икрам были началом страшно-мучительной смерти его.
Такое же бедствие постигло и всё раздробленное его войско, и ни одному способному носить оружие не было пощады, кроме артиллеристов, которыми впоследствии воспользовались победители, вместе с их пушками и амуницией при завоевании одной пограничной Персидской крепости Мецец (Mezetz), в которой разграбили монастырь, обитый внутри золотом и множество других драгоценностей, а коменданта ее принудили к постыдному договору. Пощадили также музыкантов и многих молодых волонтеров, большею частию боярских детей, которых пораспродали, и один из них, перешедший через многие руки, попал снова к своим землякам и в настоящее время находится в Петербурге.
За тем обе помянутые крепости Русские разрушены Татарами без особенной трудности, и тамошний капитан галерного Флота, по имени Третель, имел счастие спастись во время и впоследствии сопровождал Русского посланника в Персию, Волынского, на пути его туда и обратно.
Простирающаяся на несколько тысяч верст степь или пустыня (в одной Немецкой миле пять вёрст) есть такое пространство, на котором хотя и растут в изобилии все возможные плоды, низменные Фруктовые деревья, рис и душистые цветы, кустарники, но высокий тростник закрывает собою даже всадника [1434] на лошади, и нужно прежде выжечь на тысячу и более вёрст тростник, чтобы можно было продовольствовать лошадь и доставить солдатам безопасность; в противном случае трава произрастает скудно и еще реже встречаются ключи, или колодцы.
В Петербурге твердо убеждены, что его царское величество, в скором времени и с незначительным даже войском, заботливо только снабженным водою и провиантом, может чувствительно отомстить этим Кибитским Татарам (как называют их некоторые от их палаток, именуемым по-татарски кибитками); ибо кроме сабель, стрел и быстрых лошадей, у этих Татар вообще средства обороны в плохом состоянии; говорят, что также скоро состроены будут и новые крепости для прикрытия назначенных туда чернорабочих и мастеров.
Торговля золотым песком давно уже велась с успехом и Персиянами; но туземные жители засорили и сделали несудоходным устье реки Дарьи, по которой можно было из Каспийского моря прямо достигнуть до местонахождения золотого песку, и самую реку отвели в равнину. Восстановить всё это в прежнем виде и было поручено, между другими делами, Александру Бекевичу, с тою целию, чтобы избежать необходимости проходить опасным сухим путем, через степи; ибо сказанная река берет начало из находящихся внутри страны рудников и приносит с собою вниз заветный песок.
Вызванный из Саксонии на царскую службу мастер горных дел, теперешний горный советник Блюгер, вторично представил в Петербург несколько проб находящейся в описанных выше местах руды и золотого песку, по которым оказалось, что масса руды и песку, равная по весу 3-м дукатам, содержит с себе чистого золота на 2 ¼ дуката.
352. Из Новгорода получено известие, что царевич с тайным советником Толстым, прибыл из Неаполя, был в Новгороде проездом в Москву; из этого же последнего города извещали, что после того, как бывший там вице-царь Ромодановский скончался, и его царское величество возвёл в эту высокую должность единственного сына покойного, то в виду того, чтобы не вымерло имя такой знатной древней фамилии, повелено было: обеим сестрам теперешнего вице-царя, не имеющего по себе наследника и последнего представителя этого имени, выйти за муж за двух знатных Русских вельмож под таким условием, чтобы оба эти мужа откинули свои родовые прозвания и приняли бы прозвание Ромодановских.
353. В деле царевича напали теперь на более ясные следы, потому что 18-го Февраля, в полночь, дом прежнего великого любимца и адмиралитетс – советника Кикина оцепили вдруг 50 гренадеров, и самого его, бывшего уже в постели, при объявлении ему царской немилости, заковали в оковы и арестовали, так что он едва успел сказать несколько успокоительных слов и проститься с супругою своею, которая вместе с княгинею Черкасскою считалась первою красавицею в России. Таким же образом поступлено было с Сибирским царевичем и со всеми служителями царевича Русского, которых, большею частию уже закованных, 22-го Февраля, привезли в [1436] Москву, откуда один хороший приятель мой прислал мне следующее письмо:
«Тайный советник Толстой, ехавший с царевичем из Неаполя, достигнул Твери вперед и прибыл сюда и, ему было приказано съездить обратно в Тверь, откуда несколько дней тому назад он опять прибыл сюда и привез с собою царевича, который пал к стопам своего государя отца и встречен был гневною речью последнего. Не возможно описать смущение мыслящих по старине Русских, для которых Петербург, корабли, вода, иноземные обычаи и язык кажутся ужасом, и так как в теперешних смутных обстоятельствах много виноваты Русские священники, то легко отыскать причину, почему царь подрезал им крылья и определил им ограниченное содержание, приказав заниматься только церковью и священнослужением. Весь ход этого следствия будет напечатан, и на этот раз я сообщу здесь только то, что царевич всенародно отказался от наследования и лишь под этим условием, а также и под обязательством, что он откроет советчиков своих, дано ему прощение.
Кикин имел шпионов даже в покое царя и приспособил себе камер-пажа Баклановского, посредством 20 тысяч рублей, в случае наступления опасности заранее он должен был уведомить Кикина, чтобы дать ему время и возможность убежать. Баклановский стоял позади царя, когда тот писал князю Меншикову собственноручный приказ схватить и прислать сюда Кикина, и неверный слуга тотчас же побежал на почту и отправил к Кикину [1437] в Петербург курьера (который прибыл в Петербург почти в один час с царским нарочным и следовательно поздно уже); так как царю показалось подозрительным отсутствие пажа, и он послал в город осведомиться о том, зачем он уходил, то дело всплыло наружу, и паж заключен в тюрьму с остальными обвиняемыми».
«Кроме этого произошло здесь и нечто забавное, что и сообщаю в заключение».
«Известно, что здесь перед Кремлем и в других местах до сих пор стоят воткнутыми на высоких шестах, на показ, головы бывших бунтовщиков, со времени большого Стрелецкого бунта. Казненные были всё знатные господа, и наследники их, равно как и другие их родственники, люди все с состоянием и средствами, которые живут в Москве, или по деревням. Эти-то родственники решились в настоящее время войти ко двору с следующим челобитьем, или прошением: родные головы так долго уже стояли на воздухе часовыми, что можно было бы теперь и отпустить их. Они, родственники эти, могут еще открыть царю столько мошенников, воров и изменников, что такое зрелище могло быть заменено в десять раз большим количеством голов»... и проч.
«Москва, 6/17 Февраля 1728 года».
354. Говоря о Сибирском царевиче, привезенном под стражею в Москву, необходимо упомянуть здесь, что в России названием царевичей чествуют только сыновей Русских царей н потомков прежних царей Сибирских, остальные же Русские [1438] просто так и называются князьями. Супруга царя называется царицей, царская дочь - царевной.
Царевич Сибирский был внук Сибирского царя, который в 1587 поступил в подданство к Русскому царю Феодору Ивановичу и тем присоединял Сибирь к России; а так как это великое событие совершилось при сильном содействии одного Сибирского крестьянина Строгонова, то этому Строгонову и потомкам его дарованы были большие льготы и имения, и в настоящее время эти Строгоновы иначе и не называются как богатыми крестьянами (reiche Bauern). Старший сын умершего три года назад Строгонова находится теперь в Петербурге.
Помянутый Сибирский царевич есть последний представитель своей фамилии, не имеющий наследников; равным образом и фамилия Казанского царя Семеона, которого царство завоевано Русскими в половине 16 века и который сам был тогда взят вместе с женою своею в Москву, совершенно вымерла.
355. Князь Меншиков получил в Петербурге повеление прислать в Москву, за строжайшим караулом, генерал-лейтенанта, полковника лейб-гвардии Преображенского полка, кавалера ордена слона, бывшего в тоже время и генерал - инквизитором князя Василия Володимировича Долгорукого. По этому повелению князь Меншиков немедленно отправился с сильным отрядом солдат к Долгорукому, объявил ему царскую немилость, и тот, отдавая свою шпагу Меншикову, сказал; «Совесть у меня чиста, умирать - один раз». В тот же вечер Долгорукий посажен в крепость, а Меншиков между тем посетил таким [1439] же образом и арестовал сенатора Петра Матвеевича Апраксина (брата великого адмирала, оказавшегося невинным), Абрама Федоровича Лопухина (бывшего до сих пор только под домашним арестом), сенатора Самарина, Воинова, Ворова, Ивана Васильевича Кикина, брата Александра Кикина, и девять других знатных Русских господ.
356. Около этого времени в Олонеце открыт был целебный источник или колодезь, и послан туда медик для исследования свойств воды, которую он должен был давать пить больным людям. Так как вода эта помогла находившимся там больным, а позднее и многим другим и даже самому царю, то источник Олонецкий вошел в такую славу, что в настоящее время он сделался почти универсальным лечебным средством в России, и к нему стекаются больные из всех концов и мест России. Целебное свойство воды главным образом состоит в том, что она очищает желудок и возбуждает аппетит; осадок в воде представляет красноватую землю, на вид очень похож на Португальский нюхательный табак, и я видел образчики этой земли, по которым оказалось, что железо в этой минеральной воде составляет почти треть ее основных начал. Источник этот или колодезь находится на восемь миль далее на север от Олонецких рудокопень. Так как при пользовании этими водами необходим сильный моцион, а по причине снегу и другим неудобствам холодного климата иметь его там невозможно, то его величество приказал устроить билиард и токарный станок, на которых во время своего пребывания [1440] он ежедневно и упражняет свой организм. Некоторые остроумные люди, угадывающие тайные намерения царя, рассказывают, что своим примером он старается только указать подданным дорогу в Олонец; ибо, бывши в Пирмонте, Карлсбаде и в Спа, он заметил, что многие знатные люди посещают эти воды только для развлечения, тем способствуя процветанию и обогащению вод. А так как рабочий народ в городке Олонеце не имеет почти ничего, кроме царского жалованья, а с другой стороны множество плохого орудия тамошнего изделия, шпаг и прочего, остается ежегодно непроданным, то сказанные люди и полагают, что открытием целебных вод царь желал только привлечь в Олонец своих подданных (которые и без того охотно прибегают к простым естественным средствам и имеют прирожденное отвращение к аптекам) и тем привести в лучшее состояние торговлю оружиями тамошнего артиллерийского управления, состоящего в ведении генерал-майора Геннингса, и самое место сделать более зажиточным.
357. По обнародовании в Москве отречения царевича от наследования престолом, прислан был в Петербург князю Меншикову и всему Сенату указ его царского величества о том, чтобы созвать в Петербурге всю милицию, дворянство, горожан и крестьян, для приведения их к присяге в верности наследному царевичу Петру Петровичу, как будущему царю, каковая церемония и совершена была с особенною торжественностию 9-го Марта, в церкви св. Троицы.
Того же числа отправился я из Петербурга в Москву и хотя надеялся [1441] проехать туда в три дня, подобно тому, как было это в первую мою поездку, но выпавший снег и ужасный холод воспрепятствовали этому и продлили время моего пути. В эту вторую поездку мою, между прочим, я дознал, что от Гамбурга до Москвы надо считать добрых 400 Немецких миль.
358. В Москве я нашел прибывшего обратно из Китая Лангена, который несколько уже недель поджидал там царя (царь остался очень доволен его экспедицией) и в Марте месяце получил из Китая по особому случаю еще одно известие о том, что тамошний император, по настоянию мандаринов, решился извести в своей империи христианскую религию и что преследование оной началось уже и на деле. Находясь в такой крайности, Иезуиты написали весьма трогательное письмо к Римскому императору, которое и препроводили с другим письмом к его царскому величеству на Латинском языке; это другое письмо было следующего содержания.
«Великомощнейший царь! В прошлом месяце текущего 1717 г. христианство в великой Китайской империи повелением 9-ти высших государственных чинов поставлено в крайнюю опасность, которую один Рим мог бы отклонить, если б только ему было известно истинное положение дел. Но из такой отдаленной страны и в настоящее именно время, когда никакие корабли отсюда не отплывают, я решительно не знаю, к кому обратиться и ничего иного не могу предпринять, как только нижайше повергнуться к стопам вашего царского величества и всеподданнейше просить, дабы вы соблаговолили высочайше и всемилостивейше [1442] повелеть мое донесение о здешних событиях, которое вместе с сим посылается, снабженное всеми надлежащими документами, верно и возможно скорее, переслать через страну вашего величества в Австрию, в Вену, к его императорскому величеству Карлу VI-му, как ближайшему родственнику вашего царского величества. Надеюсь, что, из любви к Богу и главе веры, ваше величество соблаговолите принять во внимание эту просьбу, так как, ревнуя к вере, ваше царское величество многократно уже подвизались собственною высочайшею особою своею, не щадя своей крови и жизни, против Турок, Татар и других неверных и в этих подвигах стяжали себе высокодостославные победы, которые ваше величество, по благословению Божию, одержали над врагами веры и тем расширили пределы своего царства. За такое, испрашиваемое здесь, всемилостивейшее благодеяние мы навеки пребудем всеподданнейше благодарны вашему величеству, и в числе 80-ти вероучителей и двухсот тысяч здешних христиан никогда не престанем молить неотступно Бога, дабы Он продлил на многие будущие лета жизнь и благосостояние вашего царского величества, всего царского дома вашего и царства, да приумножит и благословит Он ваше величество всеми временными и вечными благами Своими. Вашего царского величества, неизвестный вам, но на всегда преданнейший Килиан Штумпф, Китайский и Японский визитатор. Пекин, 25-го Июня 1717-го года.
Помянутые здесь миссионеры два года уже находились в опасном положении, ибо посланные ими на собственные средства в Рим уполномоченные, [1443] для исходатайствования у папы желаемой новообращенными христианами индульгенции на чествование Конфуция и на удержание некоторых языческих обрядов, не возвращались назад; вследствие чего, с дозволения совета мандаринов, миссионеры те напечатали воззвания на Латинском, Китайском и Татарском языках и распространили их по всему свету.
Между тем в Москве великий трибунал (судилище) постоянно занимался двумя уголовными делами: об упомянутых обвиняемых, привезенных из Петербурга, и о генерал - майоре Глебове. Это были два различные следствия, из коих одно касалось царевича Алексея, а другое прежней царицы, которая привезена была теперь в Москву, из Суздальского монастыря, вместе с генералом-майором Глебовым, и это последнее следствие окончено было в Москве, а первое в Петербурге. Присутствие всего двора, большей части генералов и штаб-офицеров и собранных изо всей России важнейших духовных чинов и бояр, оживило Москву до того, что она кишела народом, а процессии, совершавшиеся часто духовными чинами в царский дворец, в каретах и в сопровождении всего их штата, для суда над сочленом своим, епископом Ростовским, представляли вообще зрелище чрезвычайно любопытное. Но еще больший интерес возбуждали речи царя, которые он, в противность обычаю предков своих, держал в аудиенц-зале к духовенству и ко всем важнейшим чинам своего государства и в которых он, с прирожденным ему красноречием (в котором он на словах и в письме был первый [1444] во всём своем царстве) представлял этим высшим чинам и народу опасность, грозившую государству и преступления, замышленные таким множеством злодеев в оскорблении его величества. Вследствие : этих-то злоумышлений Досифей, епископ Ростовский и Пустынной (Pustinoi), духовник бывшей царицы, лишены были духовного сана и преданы светскому суду.
На этих торжественных собраниях царь всегда являлся в своем обыкновенном кафтане, и никто не запомнит, чтобы видел его когда-либо в древней, великокняжеской одежде или в чрезмерно богатом убранстве, к которому он чувствовал природное отвращение, хотя, по наследству от родителя и дедов своих, он обладает множеством клейнодов и драгоценностей, как это можно видеть между прочим из описания посланника императора Фердинанда I-го, Герберштейна, который говорит: «Во время аудиенции, на великом князе была корона, которая по своей ценности и дорогим камням отнюдь не уступит папской, или какой-нибудь другой короне. Царская мантия богато унизана была рубинами, бриллиантами и алмазами, из коих некоторые были величиною в орех, и царевич одет был также великолепно. По окончании аудиенции царь пошел к столу, за которым сотни боярских детей приносили такое же число кушаний на золотой и серебряной посуде, и оной вообще было такое изобилие, что можно было бы нагрузить ею до двадцати подвод».
Присутствовавшие на венчании ныне правящего царя с теперешнею его супругою были изумлены богатством драгоценных камней в венце [1445] царицы, и вообще великолепие одежды ее при этом случае было неописанно. Царь же, напротив того, любит всегда простую одежду и очень небольшую свиту, так что даже и на этот раз, в Москве, среди домашней смуты, он не имеет у саней своих более двух или трех слуг, с которыми и разъезжает везде по городу, и днем, и ночью; а при производстве следствия сам трудится более всех, хотя заведывание оным возложено на тайного советника Толстого и на сенатора Мусина-Пушкина.
359. Сенатор Самарин объявлен был свободным, равно как и Петр Матвеевич Апраксин, сенатор и бывший Астраханский губернатор, потому что оказалось, что последний ничего другого не сделал, как ссудил только царевичу, при отъезде его из Петербурга в Германию, 3000 рублей, не зная вовсе об его намерениях. Князь же и генерал-лейтенант Василий Володимирович Долгорукий, напротив того, отдан под дальнейший и более строгий надзор.
360. Главные лица, замешанные во всем этом деле, кроме царевича и не раз упомянутого уже Кикина, были: бывшая царица Евдокия, или Авдотья, урожденная Лопухина, ее духовник, сводная сестра его величества Мария Алексеевна, царевич Сибирский, боярин Степан Глебов, архиепископ Ростовский Досифей и казначей Суздальского монастыря.
361. В это же время обнародовано объявление, в котором обнаруживалось преступление Суздальских виновных из писем и словесных признаний; но письма эти у меня все пропали, кроме того, которое епископ Досифей, запутавши многих своими вьмышленными видениями, [1446] собственноручно писал к сводной сестре его царского величества, царевне Марьи Алексеевне, каковое письмо найдено было в покоях царевны и заключало в себе следующее. 28
362. 26-го Марта совершена казнь некоторых виновных на общественном рынке в городе Москве. Боярин Степан Глебов живой посажен на кол; епископ Досифей, Кикин, казначей Суздальского монастыря и еще один Русский колесованы, после чего тело епископа брошено в огонь, а голова его вместе с головою Кикина и двух других воткнуты на высоких шестах, расставленных четырехугольником на возведенной вновь высокой каменной стене; посреди этого четырехугольника помещено тело посаженного на кол Глебова. Паж Баклановский и несколько монахинь жестоко наказаны телесно, а остальные виновные перевезены в Петербург. Во время этой казни, к месту собралось громадное множество любопытного народа, живущего в Москве, так что некоторые насчитывали его от двух до трех сот тысяч душ.
363. По этому случаю кто-то поздравлял его царское величество с тем, что он открытием и казнию заговорщиков против его высокой особы, благодаря своей неутомимой заботливости и неустрашимости, снова привел благо государство в прежнее безопасное состояние. Царь, задумчиво отвечал: «Если огонь попадает [1447] на солому и другие легко сгораемые вещества, то распространяется все далее вокруг себя; если ж попадает на железо или камень, то гаснет сам».
364. Ходившие в то время слухи о бывшем, или ожидаемом еще, восстании в России были совершенно неосновательны, и при этом случае я должен заметить, что хотя и нельзя отрицать того, что некоторые отдельные лица питали в себе разные возмутительные помыслы и были недовольны настоящим правлением; но простой, тёмный народ, никогда не поднимающийся без вождей, так страшно запуган, и безопасность царского трона так прочно
установлена, что плохо пришлось бы недовольным, если б они вздумали посягнуть на восстание: ибо царь вполне может рассчитывать на преданное ему войско.
365. Для возмущения необходимо, чтобы духовенство или знатнейшие бояре пошли впереди. Но большинство попов в России люди низкого происхождения, без связей и богатства, всю же светскую знать из целой России царь призвал в Петербург и постоянно имеет её на виду, перед своими глазами; поэтому невероятно, чтобы этот монарх, пока он жив, мог чего-либо опасаться.
366. Хотя Русское дворянство искони отличалось покорностию и преданностию царям своим, но черты эти в прежнее время были ничто в сравнении с теперешними.
367. Уже брат ныне правящего царя, царь Феодор проложил путь к настоящей форме правления; он созвал дворян изо всей России, с приказанием, чтобы они представили ко двору все письменные документы [1448] о своем происхождении, о льготах и проч., для утверждения. Вследствие этого каждый боярин постарался представить во дворец все самые точные грамоты свои, которые царь, не читая, свернул все в комок и целою кучей бросил в печь, объявив боярам, что отныне все вольности и прерогативы должны будут основываться исключительно на заслугах, а не на породе. Этому закону ныне царствующий император и дал полную силу.
368. Известно уже, что власть духовенства теперь ограничена; но не смотря на то, царь сам не лишает никого из духовных сановников служебного сана, а созывает для этого духовные чины; поэтому-то, при лишении сана судимого в Москве архиепископа Ростовского происходили такие частые прения: ибо господа члены духовенства отговаривались тем, что за неимением патриарха, они не могут лишить своего товарища его звания; когда же эти духовные чины, на вопрос царя о том, могут ли они возвести и облачить кого-либо в архиепископы, отвечали: «могут», то он изрёк, такое решение: «Ну, так вы можете и низвести его и разоблачить».
369. Приведенное мною выше сведение о письменных родословных и разных привилегиях даёт мне повод сказать здесь, что Русская История и в особенность недавно вышедшее в Гельмстеде дельное введение в оную, могли бы значительно пополниться и уясниться, если б явились на свет и обнародованы были во всеобщее сведение те рукописи и письменные памятники, которые хранятся в разных местах у некоторых Русских фамилий; ибо многие знатные дома, или роды, не смотря [1449] на бывшее невежество свое, в течении нескольких столетий вели последовательно, передавая от отцов детям, записки о разных происшествиях при прежних царях, в которых семейства их, или родственники их, принимали какое-либо участие, и такие записки оставили и потомкам своим.
370. Большое историческое сочинение, которое три года тому назад написал и приготовил к печати член военного совета, г. Гюйсен, о славнейших деяниях его царского величества, хотя само по себе очень хорошо и достойно прочтения; но так как этот неоспоримо ученый муж не имел под руками никаких сведений из Русских канцелярий и других правительственных мест, кроме тех, которые помещались в разных газетах, как напр. в Mercures Historiques, и в подобных общедоступных изданиях, то в его сочинении многое следовало бы исправить и изменить, и желательно, чтобы автор, прежде издания своего труда, познакомился с более верными источниками и таким образом составил бы более правдивое и совершеннейшее описание деяний царя.
371. Перед отъездом царя, было еще несколько конференций с посланником Бухарских Татар и с казацким гетманом, и так как я имел случай познакомиться с первым, то и стал было расспрашивать его о разных делах страны его и о соседственных с нею землях; но он отвечал мне так необстоятельно и даже глупо, что советники его должны были помочь ему и разъяснить мне его ответы. Я узнал потом, что посланник этот был просто Астраханский купец и что [1450] Татарский хан прислал его в качестве посланника собственно потому, что он знает Русский и Татарский языки и с давнего времени находится в сношениях с Русскими. Посланник этот просил между прочим, чтобы царь подарил ему несколько Шведских девиц, или дозволил бы ему купить их, ибо - де повелитель его слышал, что Шведы народ воинственный и он очень бы желал развести в своей стране такую воинственную породу. Разумеется, ему отказано было в такой забавной просьбе, и он удовольствовался тем, что приобрел двух Шведских слуг и увёз их с собою.
Бухарцы эти не подвластны царю; но так как их сильно притесняют соседние с ними Калмыки и Монголы, обитающие в странах между Китайскою стеною и рекою Аргунь, то обыкновенно они ищут защиты царя, за что с своей стороны обязываются, по первому мановению его, являться к нему на службу.
372. Когда мы отправлялись 1-го Апреля из Москвы, то из дворца дали нам знать, что так как крестьяне на большой дороге чрезвычайно обессилены и отягчены, то чтобы мы ехали другою дорогою, взяв несколько правее, по направлению на Ладожское озеро. Эта дорога в зимнее время для проезда довольно удобна; но так как на пути нас застигла ростепель и мы должны были переправляться через двадцать и более рек, на которых не было ни мостов, ни паромов, так что мы сами принуждены были устраивать последние, и так как, с другой стороны, крестьяне в этих местах никогда не видывали подобных нам путешественников и, завидя [1451] нас, бежали от нас с детьми и лошадьми своими в леса, то это было наитруднейшее из путешествий, какие когда-либо совершал я, и бывшие между нами некоторые странствующие господа, изъездившие целые две части света, говорили, что они не помнят, чтобы переносили когда-либо такую бездну неприятностей и лишений, какие вынесли они на этой дороге.
С великими трудами добрались мы наконец до Кашны (Kaschna, Кашин), где воевода Алсуфьев прислал нам для подкрепления пива, меду, водки и хлеба, за тем сам отговорил нас и представил нам очевидную опасность, которой мы подвергнемся, если будем продолжать нашу прежнюю дорогу; поэтому, без дальнейших размышлений, мы воротились в Тверь, а оттуда поехали уже по большой дороге, и таким образом в три недели прибыли наконец в Петербург, где в это время делались приготовления к приему вице-царя Московского, Ромодановского.
373. Он приехал в Петербург перед праздником, и в почет ему не только стреляли троекратно из пушек, но и сам его величество, в качестве вице-адмирала, с большою свитою явился к нему на встречу, принял его с глубоким уважением и вместе с генерал-лейтенантом Бутурлиным сел спиною к вице-царю на переду кареты, провез его таким образом во дворец, где его также со всем почтением приветствовала царица вместе со всеми своими дамами и усадили его в кресла, а царь и царица стали по сторонам его и подчивали его вином и водкою. Ромодановский человек лет около 40, и женат [1452] он был на родной сестре царицы Прасковьи (матери герцогини Мекленбургской).
374. Государственные преступники также привезены в Петербург из Москвы, и наложница царевича под стражею из Лейпцига. Камергер же Нарышкин, родственник царя
с матерней стороны, сослан в свои поместья, где и сошел с ума.
375. Из Порты приехал Турецкий ага и передал свои кредитивные грамоты великому канцлеру и вице-канцлеру, но по причине оказанного сему последнему в Константинополе сурового приема и содержания, и аге дана была сухая аудиенция, которую он должен был простоять.
376. Его царское величество совершал в это время увеселительные прогулки по разным местам, но особенно занят был спуском в море 22 линейных кораблей.
377. Сводная сестра его царского величества, Екатерина Алексеевна, уже много лет жившая в Москве и не замешанная в последнем заговоре, скончалась там последнего числа Мая месяца, и при дворе по этому случаю наложен был траур.
378. Наложница царевича, Евфросиния, получила свободу, так как добровольно во всем призналась и кроме того доказала, что своими увещаниями она много содействовала к возвращению царевича в отечество. Происхождения она была самого низкого, родом из Финок, попала в плен и, по её уверению, вступила в любовную связь по принуждению: на нее замахивались ножом и грозили смертию, в случае ее сопротивления. Многие уверяли, будто, приняв Русскую веру и родив первого ребенка, она была повенчана с царевичем, [1453] во время путешествия, одним Греческим священником, который также был заарестован и привезён к следствию из Лейпцига; обстоятельство это многим казалось основательным, потому что, когда царь совершенно освободил и простил Евфросинью, то ей возвращены были некоторые драгоценные вещи, и сверх того ей объявили, что если она выйдет замуж, то её мужу будет выдан из царской казны хороший брачный подарок; но на это последнее предложение она решительно отвечала, что, взятая и в первое сожительство по принуждению, она не хочет по своей воле принадлежать еще кому-либо. О таком ответе ее ходили разного рода толки.
379. Сначала полагали было, что последними кровавыми казнями в Москве всё следствие закончено и всякий повод к дальнейшим беспокойствам уничтожен, тем более, что, со времени прибытия нашего в Петербург, все что было открыто по следствию, тщательно хранилось в тайне, что и давало повод думать, что важнейшее всё дознано и подавлено при последних Московских казнях; но теперь, к прискорбию, увидали, что все употребленные в Москве пытки и казни далеко еще не разъяснили истины, и что из показаний находящихся в заключении подсудимых ничего бы не добились, если б по перехваченным и по зашитым в разных одеждах письмам не обнаруживалось вполне всё дело. По этому его царское величество вынужден был назначить вторичное уголовное судилище и немедленно вызвать для этого в Петербург из внутренних областей России важнейших духовных чинов.
[1454] 380. Когда все эти чины собрались в Июне в Петербурге и царь в тоже время нарядил и светское судилище (из министров, сенаторов, губернаторов, генералов и штаб-офицеров лейб-гвардии), то духовные члены суда сперва, в течении 8-ми дней, ежедневно совершали по нескольку часов коленопреклонение и, проливая горячие слёзы, неотступно молили Бога, дабы Он внушил им такие мысли, каких требовали их честь и благо Русского народа. За тем 25-го Июня открыт был в Сенате Уголовный Суд, в который его величество явился со всеми духовными и светскими судьями, по отправлении в церкви св. Духа торжественной литургии, для испрошения помощи Божией в таком важном предстоящем им деле. Когда все это собрание расположилось за судейскими столами, открыли двери и окна присутствия, чтобы каждому был свободный доступ и привели царевича, под караулом 4-х унтер-офицеров. За тем начался допрос царевичу и прочитано, во всеуслышание, всё следственное производство, извлечение из которого, переведенное и сообщенное мне в Петербурге, я привожу здесь для того, чтобы передать читателю сведения о главнейших обстоятельствах этого важного события 29.
381. Когда таким образом, заключением духовного суда и приговором суда светского, царевич осужден [1455] был на смертную казнь, то рано утром 6-го Июля собрался снова Уголовный Суд, и царевич, приведенный из крепости 4-мя унтер-офицерами и поставленный пред судом, должен был еще раз признаться перед ним в своем преступлении и выслушать подписанный светскими судьями смертный свой приговор, после чего его снова отвели в темницу.
382. В Четверг, 7-го Июля, его царское величество рано утром получил донесение, что чувствительное душевное потрясение и страх смерти причинили царевичу сильный апоплексический удар; в полдень, второй гонец принёс еще известие, что царевич опасен, вследствие чего его величество созвал важнейших придворных чинов и держал их всех у себя до тех пор, пока 3-й гонец не принес вести, что царевич безнадежен, не переживет вечера, почему и желал бы видеть и в последний раз говорить с государем, отцом своим. Его величество отправился поэтому со всем высоким обществом к находившемуся в агонии царевичу, который, завидев государя-отца, в слезах и простирая к царю свои руки, говорил, что он тяжко и дерзко согрешил против Бога и его величества; что он не надеется на выздоровление, и что если ему суждено умереть, то так тому и быть, ибо он не достоин жизни; но всё таки он умоляет его величество, ради Бога, снять с него проклятие, которое царь наложил на него в Москве, простить ему все его преступления, дать ему свое отцовское благословление и молиться за его грешную душу.
[1456] Во время этой трогательной речи его величество и всё бывшее с ним общество плакали не переставая; за тем, в ответ на слезную речь сына, царь в патетических, но кратких словах, высказал ему все его против его величества преступления и в заключение простил ему всё, дал ему своё благословение и расстался с ним, при громких рыданиях и обильных слезах с обеих сторон.
Вечером, в 5 часов, явился 4-й гонец (майор лейб-гвардии Ушаков) с донесением, что царевич молит об исполнении последнего его желания: еще раз поговорить с государем отцом своим, на что его величество не решался было; но за тем, когда ему представили, что следовало бы уважить эту последнюю просьбу, что он не может отказать в таком утешении борющемуся со смертию и может быть не помирившемуся еще со своею совестию царевичу, царь уступил; но только что он вошел было в шлюпку, чтобы отправиться к сыну, как явился 5-й гонец, с известием, что царевич отдал уже душу свою Богу.
383. 9-го Июля тело покойного в гробу, обитом черным бархатом и покрытом богатою золотою парчею, взято из крепости и под водительством великого канцлера и некоторых других знатных особ перенесено в церковь святые Троицы, где и выставлено для того, чтобы все желающие могли видеть его. Четыре офицера лейб-гвардии стояли постоянно у гроба, составляя стражу и допуская приходивших, которых теснилось несчетное множество, к последнему целованию руки царевича.
384. 10-го Июля тело всё еще было выставлено в той же церкви, а 11-го числа был обряд погребения; именно, [1457] вечером, в сопровождении царя, царицы и всех придворных чинов, тело покойного из церкви св. Троицы снова перенесено в крепость, в тамошнюю соборную церковь, где и положено в погребальном склепе, рядом с блаженной памяти его супругою. Царь и все остальные провожатые в этой печальной процессии держали в руках маленькие горящие восковые свечи, но все были без траурных мантий, и только одни дамы одеты были в черных тафтяных платьях. Присутствовавшие на похоронах уверяли, что его величество, провожая тело сына в церковь, горько плакал и что священник для подобной речи своей, взял текстом слова Давида: «Ах, Авессалом, сын мой, Авессалом». (Окончание следует).
|
