Восточная война

Глава ХLIII.
Венские совещания и Парижский трактат.

Изложив ход военных действий до прервавшей их зимы 1855-1856 годов, обращаюсь к очерку переговоров, положивших конец войне.

Император Николай I-й, желая испытать последнее средство к прекращению бедствий войны, поручил князю А. М. Горчакову, с содействием г. Титова, открыть предварительные переговоры в Вене, на основании четырех условий, требуемых Союзными державами. С своей стороны, Российский Монарх настаивал на том, чтобы не было предложено ничего несовместного с честью и правами России. Представители Франции и Англии признали справедливость этого требования, объявив, что их дворы не помышляли о предложениях оскорбительных для России, а Император Франц-Иосиф обязался в том же честным словом.

Насчет 1-го пункта — Отмены русского покровительства над Дунайскими княжествами, наши дипломаты получили приказание объявить, что ни в каком из наших прежних трактатов с Портою не упоминалось о таком покровительстве, и потому достаточно было постановить, чтобы настоящее положение Дунайских княжеств было гарантировано вообще всеми договаривающимися державами.

2-й пункт — свободное плавание по Дунаю — долженствовал быть решен сообразно с потребностями торговли.

Наиболее затруднения представлял 3-й пункт — ограничение нашего владычества на Черном море. Князю Горчакову было предоставлено объявить, что, на основании прежних трактатов, Черное море никогда не было закрыто для торговых судов; что же касается до иностранных военных судов, то закрытие проливов было издревле установлено правилом Порты, которая, владея их обоими берегами, имела право открывать и закрывать проход чрез оба пролива. При закрытии их, Черное море естественно оставалось доступно только военным кораблям России и Порты. Но, чтобы успокоить опасения Европы, Россия изъявляла согласие на открытие Черного моря военным флотам всех держав, с тем, чтобы и наши военные суда пользовались обоюдно правом, свободно проходить чрез проливы.

Насчет 4-го пункта — льгот, предоставленных Христианам, Государь поручил нашим уполномоченным настаивать на совершенном равенстве прав всех Христиан, без различия их вероисповеданий, и на обеспечение дарованных им льгот и преимуществ надежными ручательствами.

Принятие Российским Императором 4-х основных пунктов не удержало Австрию от заключения, 2-го декабря н. ст. 1854 года, с Франциею и Англиею, союзного трактата, ясно обнаружившего враждебные намерения венского двора против России. Император Николай, не отказываясь от ведения переговоров, не надеялся однако же на успешные их последствия. Узнав о заключении помянутого трактата, Он писал князю Михаилу Дмитриевичу Горчакову: «Наше положение тяжело. Я давно его предвижу, измеряю, не обманываю себя ложными надеждами и стараюсь себе представить картину будущности в настоящем виде; но отнюдь не отчаяваюсь, ибо надежда Моя на Бога, на Его правосудие и на правоту нашего дела. Дух нашего русского народа, льщу себя надеждою, тоже знаю, глубоко ценю и уважаю. Знаю, что когда настанет минута воззвать Мне к России, она станет та жег как была в 1812 году; но Мне надо дорожить этим и не истощать сил наших до поры до времени. Тем общий порыв на спасение Отечества будет сильнее. Быть может — скоро наступит время к воззванию. Доныне мы могли еще не приступать к сей последней мере. Нужно будет — исполним и Я спокоен...» ⁽¹⁾. Несколько дней спустя, Государь писал: «Занимаюсь приготовлениями к образованию Государственного Подвижного ополчения, по две дружины на каждый полк армии. Прибегну к сему, когда решится, что будет из переговоров в Вене; вероятно — ничего хорошего; тогда и к делу...» ⁽²⁾.

Но в то время, когда великодушный Монарх, изъявляя наклонность к миру, готовился, став в челе Своего народа, дать отпор неумеренным требованиям врагов России, неисповедимый Промысл положил предел Его жизни.

Удар, поразивший Россию, раздался во всей Европе. Сам Император Франц-Иосиф посетил князя Горчакова и выразил ему в задушевных выражениях глубокую скорбь, которую чувствовал он, потеряв испытанного друга в такое время, когда надеялся доказать ему на деле свою признательность и возобновить искренно прежние сношения ⁽³⁾.

Чрез несколько дней по восшествии на престол ныне благополучно царствующего Государя Императора, в циркуляре ко всем представителям Российского Монарха при иностранных дворах, было объявлено, что Государь, оставаясь верен политическим основаниям, принятым Его Августейшим Родителем, имеет целью: восстановить мир; упрочить свободу Богослужения и пользование льготами христианского народонаселения на Востоке; обеспечить права Дунайских Княжеств общим ручательством всех держав; установить свободное плавание по Дунаю на пользу торговли всех наций; положить конец соперничеству держав на Востоке; наконец — условиться с ними на счет признанного с их стороны закрытия Дарданелл и Босфора и заменить его новыми обоюдно почетными условиями ⁽⁴⁾.

Совещания в Вене открылись 3-го (15-го) марта 1855 года. Пруссия не была приглашена к принятию участия в переговорах, несмотря на то, что Король Прусский, по требованию Австрии, поддержанному Германским Союзом, изъявил готовность поставить на военное положение свои крепости ⁽⁵⁾.

Представителями держав на венских конференциях (совещаниях) были: со стороны России князь А. М. Горчаков и г. Титов; со стороны Франции — барон де-Буркеней и впоследствии министр иностранных дел Друэн-де-Люи; со стороны Австрии — граф Буль-Шауэнштейн и барон Прокеш-Остен; со стороны Англии — лорд Джон Россель и граф Вестморленд; со стороны Турции — Аариф-эфенди и впоследствии Али-паша.

Первые совещания уполномоченных пяти держав привели к соглашению по 1-му и 2-му пунктам, относившимся к интересам Германского Союза, и потому надлежало ожидать, что Австрия не станет поддерживать прочих требований Западных держав, не имевших собственно для нее никакой важности. Но, при обсуждении их, оказалось, что австрийские уполномоченные, отказавшись от самостоятельности мнении, настойчиво поддерживали требования Западных держав. Уполномоченные России, видя пристрастие венских дипломатов, решились, в крайнем случае, обратиться к личному участию Императора Франца-Иосифа, который желал мира и всячески уклонялся от принятия участия в войне, весьма невыгодной при тогдашнем расстройстве австрийских финансов. Напротив того, Наполеон III, надеясь быть решителем судеб Европы и составляя гигантские планы, надеялся осуществить их не иначе, как продолжая войну. С этою целью, он гласно изъявил намерение отправиться в Крым, чтобы принять начальство над Союзною армией под Севастополем. На пути туда, он предполагал видеться с Императором Францем-Иосифом и условиться с ним на счет движения другой французской армии, чрез Ломбардию и Галицию, в Царство Польское. Таковы были виды главного деятеля европейской коалиции, когда уполномоченные пяти держав приступили, 14-го (26-го) марта, к обсуждению третьего пункта. Если бы Союзники желали только ввести Турок в общую семью европейских народов, то решение такого вопроса не представило бы особенных затруднений; но как главною целью наших неприятелей было ослабление России, и непомерные их требования могли иметь последствием отложение от них. Австрии, то они предложили нашим уполномоченным пересмотр конвенции 1-го (13-го) июля 1841 года, в таком смысле, чтобы обеспечить существование Оттоманской Порты совершенным участием ее в системе равновесия Европы и условиться на счет справедливого ограничения военных флотов в Черном море.

Князь Горчаков отвечал, что он готов участвовать в совещаниях о средствах, которые будут предложены уполномоченными, но не считает удобным предложить их сам, предоставляя их указание державам, пожелавшим пересмотр конвенции 1841 года, и будучи готов к соглашению по сему предмету, лишь бы не было предложено ничего могущего нарушить права верховной власти Российского Императора в собственных владениях ⁽⁶⁾.

Уполномоченные Союзных держав, в следующем совещании, предъявили проект изложения 3-го пункта в следующем виде:

1. Общее ручательство всех держав в независимости и целости Оттоманской Империи.
2. В случае несогласия между Портою и какою-либо из договаривающихся держав, последняя обязана дать возможность прочим к предупреждению войны мирными средствами.
3. Ограничение военных сил России и Турции в Черном море, каждой четырьмя кораблями и четырьмя фрегатами и соразмерным числом легких судов.
4. Закрытие проливов Босфора и Дарданелл.
5. Право прочих держав вводить в Черное море, с разрешения Султана, военные суда, в половинном числе морских сил, содержимых каждою из прибрежных держав.
6. Запрещение всем иностранным военным кораблям, кроме легких судов, принадлежащих посольствам, становиться на якорь в Золотом Роге ^(*), и вообще, в мирное время, число иностранных линейных кораблей у Константинополя, на пути от Дарданелл в Черное море и обратно, не должно превосходить четырех.
7. Право Султану, в случае надобности, открыть проливы всем силам своих Союзников.
8. Разрешение всем договаривающимся державам иметь консульства во всех портах Черного моря ⁽⁷⁾.

Из этих условий первые два были непосредственно приняты нашими уполномоченными, но с оговоркою, что ручательство в целости Турции не обязывает Россию к употреблению вооруженных сил. Мы обязывались не нарушать независимости и целости владений Порты, но не могли принять на себя обязанность охранять Аден, Тунис, либо Египет.

Что же касается до условий, имевших целью ограничение наших сил в Черном море, князь Горчаков решительно отверг их, напомнив обещания, данные уполномоченными Союзных держав, признавшими, что лучшими условиями будут те, которые согласят достоинство России с безопасностью Европы.

Тогда же князь Горчаков предъявил с своей стороны проект (contre-projet), на основании открытия проливов и свободного плавания в Черном море. Он доказывал убедительными доводами, что «причиною слабости морских сил Порты не были — ни заключенные с нами трактаты, ни превосходство нашего флота. Эта слабость была последствием событий, независимых от России: возрождения Греции, сражения при Наварине, потери Алжирии и попыток к самостоятельности паши египетского и беев тунисского и триполиского, которые лишили Порту значительной части ее морских сил.

«На стороне Порты были и существуют доныне значительные выгоды: топографическая конфигурация Босфора, способствующая неодолимой защите; обладание укрепленными гаванями: Варною, Сизополем, Бургасом, Трапезонтом, и проч. и возможность быстрого сосредоточения сил. Напротив того, Россия, находясь в необходимости содержать флоты на четырех отдельных морях, разобщенных огромными пространствами, не может чрезмерно увеличить свои морские силы на Черном море. Опасения, внушенные Порте на счет наших морских учреждений, неосновательны. Наши эскадры никогда не могли высадить более 20-ти тыс. человек в продолжении трех недель, что, нисколько не угрожая Турции, могло послужить ей в пользу. В 1833 году, наш флот успел высадить в Босфоре только около 12-ти тыс. человек, которые, без сомнения, важны как вспомогательный корпус, но не могли быть страшны для Турции. Эскадры Англии и Франции не менее наших могут быть опасны Оттоманской Порте. Быстрота телеграфических сообщений дает средство судам, стоящим в Мальте и Тулоне, прибыть своевременно на защиту Константинополя, угрожаемого русским лотом, высланным из Севастополя. А кто может ручаться, что они когда-либо не появятся в виду Сераля с враждебною целью? И потому наш флот необходим для противодействия подобным покушениям.

Господство России на Черном море прекратится вместе со вступлением Турции в семью европейских держав. Закрытие проливов для военных флотов не было последствием сношений России с Портою; оно установлено издревле правом Оттоманской Порты; но Султан может открыть проливы для военных кораблей всех держав, с тем, чтобы выход из Черного моря был также для всех свободен» ⁽⁸⁾.

Представители Союзных держав отказались совещаться на основании проекта, предъявленного князем Горчаковым; но князь Горчаков и г. Титов склонили дипломатов к возобновлению совещаний конференции, предложив: «во 1-х, чтобы правило закрытия проливов Босфора и Дарданелл в мирное время, утвержденное древним законом Блистательной Порты и трактатом 1-го (13-го) июля 1841 года, оставалось ненарушимо; во 2-х, чтобы Султан сохранил право, в виде исключительной меры, открыть Дарданеллы и Босфор для иностранных флотов, которые Блистательная Порта сочтет нужным призвать для охранения своей безопасности» ⁽⁹⁾.

Этот проект, сообразный с видами Австрии, отвергавшей открытие проливов, расстроил намерение представителей Франции — прекратить венские конференции и заставил графа Буля объявить, что, несмотря на недостаточность предложенных нами мер, они допускали соглашение. Французский министр иностранных дел, Друэн-де-Люи и английский уполномоченный лорд Джон Россель, по совещании с графом Булем, признали, что, для избежания затруднений, представляемых третьим пунктом, надлежало, как было предложено одним из уполномоченных Франции, предоставить определение морских сил в Черном море прямому соглашению прибрежных держав, России и Турции ⁽¹⁰⁾. Оба дипломата, возвращаясь к своим дворам, обещались поддерживать графа Буля; но как в Париже и Лондоне не хотели мира, то предложенные условия подверглись общему порицанию.

Лорд Дж. Россель был встречен весьма неблагосклонно в Англии, а Друэн-де-Люи навлек на себя неудовольствие Наполеона III и получил увольнение от должности министра иностранных дел. На его место был назначен граф Валевский.

Очевидное желание Западных держав продолжать войну оказало благоприятное для нас влияние на Императора Франца-Иосифа и на общественное мнение в Австрии. Но недоброжелательство к России графа Буля уничтожило надежду на успех мирных переговоров.

На последнем (14-м) венском совещании, австрийский министр иностранных дел предложил изложить третий пункт следующим образом: «Россия и Порта сообща предъявят конференции ведомость морским силам, которые каждая из сих держав будет содержать на водах Черного моря, в равном количестве, не превосходящем нынешний состав русских судов в этом море ⁽¹¹⁾. Барон Буркеней, которого мнение по сему предмету желали знать наши уполномоченные, заявил, что постоянный отказ их ограничить морские силы оказал влияние на инструкции, ему данные, и что французское правительство не считает согласным с ними проекта, предложенного графом Булем Князь Горчаков, в ответ на это заявление, заметил, что оно положило конец de facto совещаниям, и что продолжать их значило бы — вести прение о проекте, который Австрия находит удовлетворительным, а Союзные державы — недостаточным. «Впрочем — продолжал он — я изложу мое личное мнение в уважение к уполномоченным, принявшим на себя труд составления помянутого проекта... Не отвергая прямого соглашения уполномоченных России и Порты, на счет ограничения их морских сил, полагаю, что определение количества их должно зависеть исключительно от сих держав, и что права каждой из них были бы нарушены, если бы другие державы подчинили их своей воле по этому предмету...» ⁽¹²⁾.

Таково было наше последнее слово на венских конференциях. Не смотря на неудачу их, нельзя отрицать, что они выказали явно Европе, и особенно Германии, готовность России к миру и стремление Западных держав к продолжению войны. Король Прусский гласно отдавал справедливость умеренности наших уполномоченных, и даже Император Франц-Иосиф, пригласив князя Горчакова к себе на аудиенцию, изъявил ему свою признательность и обещал соблюдать, чтобы Союзники не имели доступа к нашим границам со стороны Дунайских Княжеств, занятых австрийскими войсками. Вместе с тем Император старался извинить в глазах князя Горчакова поступок графа Буля, предложившего, без ведома нашего министра на последнем совещании, ограничить определенным числом судов наши морские силы, и объявил, что ни в каком случае не поставит обязательным для нас такое условие. Но, несмотря на представления князя Горчакова необходимости возобновить между Россию и Австриею дружеские отношения, упроченные полувековым опытом, Император Франц-Иосиф, остерегаясь нарушить трактат 2-го декабря 1854 года, не принял на себя формального обязательства обеспечить наши границы со стороны Княжеств и не согласился вести отдельные переговоры с Россиею. Тем не менее однако же ближайшим последствием венских конференций было распущение, согласно проекту генерала Гесса, резервов 3-ей и 4-й австрийских армий, стоявших в Галиции, Буковине и Трансильвании ⁽¹³⁾. Этого требовали собственные пользы Австрии, которой финансы, несмотря на крайнее напряжение всех ресурсов, представляли дефицит в 100 миллионов гульденов. Но Наполеон, не вникая в положение Союзной ему державы, был раздражен разоружением (хотя и частным) австрийской армии, тем более, что оно было решено непосредственно после поражения Союзников на штурме Севастополя 6-го (18-го) июня.

Умеренные действия венского двора были поддержаны Германским Союзом, который изъявил австрийскому правительству свою признательность за его усилия к восстановлению мира и положил ограничиться содержанием контингентов Союза на военном положении, не принимая на себя никаких новых обязательств ⁽¹⁴⁾. Князь Горчаков, утвержденный в качестве чрезвычайного посла и уполномоченного министра при венском дворе, получил от Императора Франца-Иосифа обещание, что третий пункт ручательств будет обсуждаться снова, не обращая внимания на прежние прения (que le troisieme point des garanties restait un terrain vierge, et que de droit le passé n’y avait laisse aucune trace). К сожалению, граф Буль успел поколебать благоприятное расположение к России австрийского правительства и упрочить его сношения с Западными державами, которые, пользуясь тем, хотя и признали силу обстоятельств, не дозволявших Австрии вёсти с нами войну, однако же потребовали: во 1-х, чтобы она не принимала явно в военном отношении мер, могущих рассеять наши опасения, и, во 2-х, чтобы она не усиливала нас в политическом отношении уклонением от принятых ею на себя обязательств.

Падение Севастополя, хотя и дорого стоившее Союзникам, удовлетворило Наполеона III, для которого вопрос: быть или не быть, заключался в успехе крымской экспедиции, что и побудило его к большей сговорчивости; с другой стороны, общественное мнение во Франции, довольствуясь этим успехом, не желало продолжения войны. В Англии, напротив того, господствовало совершенно иное настроение. Гордые британцы должны были сознаться, что, во все продолжение гигантской борьбы в Крыму, они играли второстепенную роль, и что все их действия ограничивались опустошением приморских пунктов. Желая возвысить славу своего оружия новою экспедицией в Балтике, где надеялись иметь превосходство над своими союзниками Французами, Англичане готовились к настойчивому возобновлению военных действий в 185б-м году. Между тем, французское правительство не столько заботилось об усилении своих войск в Крыму, где дальнейшие успехи не обещали Союзникам никаких положительных выгод, сколько о развитии враждебной нам коалиции. В Испании маршал О-Доннель, разделяя тогдашнее ослепление Европы в непреодолимом могуществе Наполеона III, согласился дать в его распоряжение вспомогательный корпус, если внутреннее состояние страны то дозволит. Напротив того, происки французских агентов в Копенгагене не имели успеха. Наполеон, раздраженный твердостью Дании, предложил Пруссии Голштинию; но берлинский двор отклонил эту сделку и дал знать о своем отказе Королю Датскому. Сношения между Западными державами и Швецией начались еще в 1854 году, когда, при отплытии англо-французской эскадры из Балтийского моря, предложено было стокгольмскому двору занять Аландские острова; но Король Оскар не изъявил согласия на это предприятие, зная, что Шведы не могли бы там удержаться зимою. Впоследствии, стокгольмский двор, увлеченный общественным мнением в Швеции, питавшим надежды на возвращение Финляндии, дал знать Наполеону III, в глубочайшей тайне, о готовности своей присоединиться к коалиции против России, с условиями: ручательства Западных держав в целости его владений; поддержания его армии Союзными войсками, в числе 100,000 человек, к которым он обязывался присоединить 60,000 Шведов и Норвежцев, и выдачи ему субсидий. Это предложение повело к поездке генерала Канробера в Стокгольм, в ноябре 1855 года, и к заключению оборонительного союза между Западными державами и Швециею ⁽¹⁵⁾.

Между тем виды наших неприятелей на счет предстоявшей кампании были несогласны между собою: Англичане хотели ограничиться блокадою в Черном море и морскими экспедициями в Балтике, что, при превосходстве их морских сил, дало бы им несомненный перевес над всеми их союзниками. Что же касается до вторжения внутрь нашей страны с юга, то Наполеон III неохотно решался предпринять его и изъявил согласие на континентальную кампанию не иначе, как с условием восстановления Польши, которое, по его мнению, вознаградило бы пожертвования Франции. Но лондонский кабинет решительно отказался поддерживать предприятие, напоминавшее войну 1812 года, и бедствия, понесенные войсками Наполеона I при нашествии на Россию.

Различие видов, руководивших Союзными державами, повело к охлаждению их сердечного согласия (entente cordiale). Император Французов стал выказывать наклонность к миру. Пользуясь тем, наше правительство открыло прямые сношения с Францией, чрез саксонского посланника в Париже, барона Зеебаха, который вел переговоры с французским министром графом Валевским, под руководством самого Наполеона III,и в Вене, между князем А. М. Горчаковым и графом Морни. Как Валевский, так и граф Морни, оба домогались нашего согласия ограничить определенным числом судов морские силы России и Турции на Черном море, либо признать его нейтральным, сохранив право иметь военный флот в Азовском море. Граф Морни старался убедить нас, что в этих условиях не было ничего оскорбительного; что подобные условия вообще продолжаются не долее, как обстоятельства. подавшие к ним повод, и что часто те, которые домогались ограничения сил, сами требовали отмены этого условия.

Венский двор, стараясь восстановить разрушенную им многолетнюю связь с Россиею, и, хотя опасаясь Франции, однако же не желая принять участие в войне, также старался открыть сношения с Наполеоном III насчет общего мира. С этою целью, в октябре 1855 года, были отправлены в Париж граф Коллоредо и барон Прокеш-Остэн. Туда же прибыл из Вены французский посланник при тамошнем дворе, барон Буркеней. Но, между тем, несмотря на соблюдение глубочайшей тайны при ведении нами переговоров прямо с Францией, граф Буль узнал о том и возбудил недоверчивость Франца-Иосифа против России. Венский двор, сделав решительный шаг к исполнению условий декабрьского трактата, потребовал от нас безусловного принятия четырех пунктов ⁽¹⁶⁾, что дало Наполеону III возможность усилить настойчивость, требований, сообразно видам Англии.

С этою целью, Император Французов предложил великобританскому правительству изложить требования Союзников на основании четырех пунктов, условленных между Франциею, Англиею и Австриею. Лондонский двор, изъявив согласие составить проект предварительных статей мирного трактата, препроводил их в Париж и Вену 6-го декабря н. ст. 1855 года.

Этот проект, одобренный парижским и венским дворами, заключал в себе следующие статьи:

Дунайские Княжества.

«Совершенная отмена русского покровительства.
Россия не будет пользоваться никаким особенным или исключительным правом вмешательства во внутренние дела Княжеств.
Княжества сохранят свои преимущества и льготы, под верховною властью Порты, и Султан, с согласия договаривающихся держав, утвердит в Княжествах устройство, сообразно с нуждами и желаниями народа.
В Княжествах, с согласия Порты, будет введена постоянная оборонительная система, соответствующая их географическому положению; принятие ими чрезвычайных мер для обороны не должно встречать никакого препятствия.
Россия, взамен крепостей и земель, занятых Союзными войсками, соглашается на проведение новой границы в Бессарабии. Эта граница, в видах общих интересов, начинаясь от окрестностей Хотина, пройдет вдоль горной цепи, по юго-восточному направлению, до озера Салзыка. Пограничная черта будет определена окончательно мирным трактатом и уступленное пространство будет присоединено к Княжествам под верховною властью Порты.

2. Дунай.

«Свобода судоходства по Дунаю и дунайским гирлам будет существенно обеспечена европейскими комиссиями, составленными из равного числа представителей от всех договаривающихся держав; частные же интересы прибрежных владений будут приняты во внимание на основании правил, определенных актом венского конгресса, по предмету речного судоходства.
Каждая из договаривающихся держав будет иметь право содержать по одному или по два легких морских судна у дунайских устьев, чтобы охранять свободу судоходства по Дунаю.

3. Черное море.

«Черное море будет объявлено нейтральным.
Открытый в него вход для торгового мореплавания всех народов воспрещается военным судам.
Посему на берегах Черного моря не будут ни заведены, ни оставлены никакие военно-морские арсеналы.
Покровительство торговых интересов всех народов будет обеспечено в портах Черного моря учреждениями, сообразными с международным правом и установившимися обычаями.
Обе прибрежные державы условятся между собою на счет числа и силы легких судов, которые они будут содержать в Черном море. Конвенция между ними, по сему предмету, по предварительном принятии ее договаривающимися державами, приложится к общему трактату и будет иметь такую же силу, как если В составляла его часть. Она не может быть ни уничтожена, ни изменена без согласия договаривающихся держав.
Закрытие проливов допустит исключение, помянутое в предыдущем пункте.

4. Христиане подданные Порты.

«Права и льготы христиан подданных Порты будут обеспечены без нарушения независимости и достоинства турецкого правительства.
Россия, по заключении мира, будет приглашена к участию в распоряжениях, принятых Австриею, Франциею, Великобританиею и Портою, для облегчения религиозных и политических прав христиан подданных Султана.

5. Особенные условия.

«Воюющие державы предоставляют себе право предъявить на пользу Европы особенные условия сверх четырех прежних» ^(**).

Германские второстепенные державы желали мира и не были враждебны России, но могли быть вовлечены силою в общую борьбу, а Пруссия не имела средств удержать их своим примером и потому изъявила желание, чтобы мы приняли предложения Австрии. Таковы были обстоятельства, побудившие наше правительство открыть переговоры на основании предложенных статей и принять их за предварительные условия мира. В извещении о том было объявлено, что единственное различие между требованиями Австрии и нашими предложениями заключается в предполагаемом разграничении, и что следственно уже (de facto) последовало обоюдное соглашение, на основании чего и желаний, изъявленных всею Европою, имея против себя коалицию, постоянно стремящуюся еще более усилиться, и приняв в соображение пожертвования, которых потребовало бы от России продолжение войны, Императорское правительство не сочло приличным замедлять побочными прениями (des discussions accessoires) дело мира, которого успех составляет предмет его задушевных желаний, и потому согласилось принять предложения Австрии за основание предварительных пунктов мирного трактата. В заключение сказано: «Россия своим энергическим сопротивлением ужасной коалиции показала, какие жертвы она готова принесть в защиту своей чести и своего достоинства; настоящим же актом умеренности Императорское правительство дает новый довод желания своего положить предел кровопролитию, прекратив прискорбную для человечества и цивилизации борьбу и восстановив мир на пользу России и Европы. Россия вправе надеяться, что общественное мнение всех просвещенных стран отдаст ей должную справедливость» ⁽¹⁷⁾.

20-го января (1-го февраля), был подписан в Вене, представителями Австрии, Франции, Великобритании, России и Турции, протокол о принятии пяти пунктов, предложенных Союзными державами, за предварительные условия мира, и созвания в Париже уполномоченных, для заключения перемирия и мирного трактата, через три недели, или ранее, ежели окажется возможно ⁽¹⁸⁾.

Парижский конгресс открылся 13-го (25-го) февраля 1856 года, под председательством графа Валевского, одного из уполномоченных Франции; другим был французский посланник при венском дворе, барон Буркеней; представителями Англии были министр иностранных дел граф Кларендон и английский посол при тюильрийском дворе лорд Коулей; представителями Австрии — министр иностранных дел граф Буль-Шауэнштейн и австрийский посланник в Париже барон Гюбнер; представителями России — генерал-адъютант граф Орлов и русский посланник при германском сейме барон Бруннов; представителями Сардинии — министр-президент граф Кавур и сардинский посланник в Париже маркиз де-Вилламарина; представителями Оттоманской Порты — великий визирь Али-паша и турецкий посол в Париже Мегемет-Джемиль-бей. С самого начала совещаний, граф Орлов и граф Буль предложили пригласить Пруссию к участию в переговорах, но граф Кларендон изъявил мнение, что Пруссия должна была участвовать в них не прежде, как по определении главных условий трактата, а граф Валевский полагал, что уполномоченные решат впоследствии, когда именно должно отнестись с этим приглашением к Пруссии ⁽¹⁹⁾. По соглашении на то уполномоченных прочих Союзных держав, представители Пруссии приняли участие в совещаниях с 6-го (18-го) марта ⁽²⁰⁾.

В начале совещаний было заключено перемирие по 31-е марта н.ст. ⁽²¹⁾.

Условия Союзников, принятые за предварительные статьи мирного трактата. обсуждались на совещаниях конгресса не в том порядке, в каком они были предложены, и потому, для ясности изложения их результатов, необходимо проследить прения особо по каждому вопросу.

I. Отмена русского покровительства христианам православного вероисповедания, подданным Турции.

Весьма замечательно, что хотя ни в одном из прежних трактатов не упоминалось о покровительстве России над какою-либо частью подданных Султана, однако же уполномоченные Западных держав домогались отмены этого покровительства; представитель Турции Али-паша уверял, что слово покровительство было употреблено в органическом статуте Дунайских княжеств; а граф Буль поставил на вид, что покровительство России существовало на деле, под именем гарантии, исключительно предоставленной русскому правительству ⁽²²⁾. Нельзя отрицать справедливость последнего мнения, но причину тому должно искать не в трактатах между Россиею и Портою, а в существе дела. «Есть факт — писал граф Нессельрод к барону Бруннову — которого не устранят никакие предосторожности, никакие недоверия дипломатии. Этот факт сочувствие и общность интересов. связующих наше пятидесятимиллионное православное население с двенадцатью и более миллионами, составляющими большинство подданных Султана (в Европейской Турции). Досаден ли этот факт или нет тем, которые тревожатся нашим влиянием — он существует, и от нас, вероятно, не потребуют, чтобы мы отказались от этого влияния для вящего успокоения преувеличенных опасений. Впрочем, если бы даже мы и согласились на подобное требование, то на деле исполнение его оказалось бы не в нашей власти...» ⁽²³⁾. Союзные державы, из зависти и недоверия к России, потребовали на парижских конференциях отмену нашей гарантии и ввели Турцию в великую семью европейских держав, приняв всех христиан подданных Порты под общее покровительство Европы и полагаясь на обнародованный незадолго пред тем гатти-шериф Порты, коим уравнивались права христиан с правами мусульман, что, в глазах близоруких дипломатов Европы, совершенно обеспечивало будущность христианского населения и полагало конец внутренним волнениям в Турции. Последующие события на острове Кандии и в северо-западных турецких областях убедили Европу, как призрачны все постановления Порты в пользу христиан, даже и в таком случае, если бы со стороны Султана они были даруемы с искренним желанием их исполнения. Причиною тому самое учение Корана — краеугольного камня религии и законодательства мусульман. Коран ставит в религиозную обязанность воевать против неверных, с которыми согласие и мир противоречат основному закону Ислама, допускающему только, в виде исключения, перемирие с христианами. Ежели Турки не ведут постоянно войны против христиан, то единственная причина такого отступления от догмата веры — бессилие, в которое они приведены успехами русского оружия. Правда — Коран предписывает великодушие и терпимость в отношении к неверным; но мусульмане понимают эти добродетели по-своему, как могут понимать их невежественные, грубые люди, и к тому же великодушие не есть еще признание равноправия; а терпимость Турок весьма ограниченна. Чтобы убедиться в том, достаточно привести следующий мусульманский закон: «если кто отступит от Ислама, то должно сперва стараться утвердить его в истинах сего учения, заключив в тюрьму на трое суток, и если он не обратится к Исламу — убить его. Если кто-либо убьет отступника от Ислама, не объяснив ему предварительно учения Исламизма, то это весьма предосудительно, но не дает права преследовать убийцу».

По всей вероятности, европейские дипломаты, приняв на себя опеку Турции, не предвидели, что, вместе с тем, они принимают ответственность за все преступления, которые будут совершены по воле и против воли Султана. Тем не менее однако же «признание Порты державою, участвующею в выгодах общего права и союза держав европейских», возбудило в совещаниях Парижского конгресса продолжительные прения, вследствие коих постановлено, что договаривающиеся державы признают высокую важность сообщения Султана о дарованном им фирмане, разумея при том, что оно, ни в каком случае, не даст сим державам права вмешиваться, совокупно или отдельно, в отношения Султана к его подданным и во внутреннее управление его Империи» ⁽²⁴⁾.

II. Устройство вассальных областей Порты.

На Парижском конгрессе граф Валевский повторил предложение, сделанное бароном Буркенеем на венских конференциях, относительно соединения под одним управлением обоих Дунайских Княжеств. Граф Орлов и лорд Кларендон поддерживали это мнение, как согласное с желаниями и пользами туземцев; напротив того, Али-паша, поставя на вид, что отдельное управление сих областей, существовавшее с давних времен, было естественным следствием различия их нравов и обычаев, утверждал, что соединение Княжеств и в настоящее время вовсе не было согласно с общественным мнением их народонаселения. Уполномоченные держав, не принимая на себя решение этого вопроса, постановили, чтобы помянутые Княжества пользовались, под верховною властью Порты и при ручательстве договаривающихся держав, всеми нынешними преимуществами и льготами. Ни которой из держав не было предоставлено ни исключительного покровительства над Княжествами, ни права вмешиваться во внутренние дела их. В Княжествах положено иметь национальные войска для охранения внутренней и внешней их безопасности. — Княжество Сербское, оставаясь, как и прежде, под верховною властью Порты, должно было сохранить самоуправление и полную свободу вероисповедания, законодательства, торговли и судоходства. Турецкое правительство, по-прежнему, имело право содержать гарнизоны в городах Сербии. — По случаю прений, возникших на счет вассальных владений Порты, граф Буль предложил, чтобы наши уполномоченные дали объяснения на счет отношений России к Черногории. Граф лов и барон Бруннов отвечали, что о Черногории не было упомянуто ни на венских конференциях, ни в документах предшествовавших конгрессу; но что, несмотря на то, они могут объявить, что наше правительство не имеет никаких сношений с Черногорцами, кроме тех, кои происходят от сочувствия их Русским и благорасположения к ним России. Такое объявление было признано вполне удовлетворительным ⁽²⁵⁾.

III. Свободное плавание по Дунаю.

На предложенное в предварительных условиях, содержание при устьях Дуная каждою из договаривающихся держав по два легких морских судна, граф Орлов заметил, что присутствие военных судов под флагами держав, не-прибрежных Черному морю, нарушит основание нейтрализации сего моря. Граф Валевский отвечал, что исключение, допущенное договаривающимися сторонами, не может считаться нарушением основания. По мнению графа Буля, суда не-прибрежных держав, содержимые в устьях Дуная, могут свободно плавать по Черному морю, несмотря на его нейтрализацию; но барон Бруннов напомнил, что плавание этих судов ограничивается назначенною для них целью. Постановлено, чтобы правила, определенные актом Венского Конгресса для судоходства по рекам, были вполне применены к Дунаю и его устьям, и чтобы судоходство по Дунаю не подлежало никаким пошлинам, кроме тех, кои будут установлены для покрытия расходов на работы по очистке дунайских гирл; определение этих работ и необходимых для исполнения их сумм предоставлено комиссии, составленной из депутатов всех договаривающихся держав. Другая же комиссия, постоянная, долженствовала состоять из членов со стороны прибрежных государств: Австрии, Турции, Баварии и Виртемберга и комиссаров придунайских княжеств: Молдавии, Валахии и Сербии. Этой комиссии было предоставлено: 1) составить правила для речного судоходства и речной полиции; 2) исполнить по всему течению Дуная нужные работы и наблюдать за содержанием в исправном для судоходства состоянии дунайских гирл и частей моря к ним прилежащих ⁽²⁶⁾.

Уполномоченные Союзных держав считали необходимым для вящего обеспечения свободы судоходства по Дунаю проведение новой пограничной черты в Бессарабии. В предварительных условиях предполагалось провести эту черту из окрестностей Хотина, по горному хребту на юго-восток, до озера Салзык. На Парижском же конгрессе барон Бруннов предъявил мемуар, в котором доказывал, что как Союзные державы, при определении новой границы, имели в виду только обеспечить свободу судоходства по Дунаю, то, для достижения такой цели, достаточно провести новую границу от Вадули-Исаки на Пруте, вдоль Траянова вала, к северу от озера Ялпуха, причем Россия уступит острова в устьях Дуная и сроет крепости Измаил и Килию. Уполномоченные Союзных держав отвечали, что предполагаемое разграничение было так несогласно с основаниями переговоров, принятыми в Петербурге и утвержденными в Вене и Париже, что оно не могло быть предметом совещаний. Наконец, после продолжительных прений решено, чтобы новая граница, начинаясь от берега Черного моря, в расстоянии на один километр (около версты) к востоку от соленого озера Бурнаса, примкнула перпендикулярно к аккерманской дороге, и следовала вдоль ее до Траянова вала, а потом прошла южнее Болграда, и вверх по реке Ялпуху до высоты Сарацика и до Катамори на Пруте. Пространство земли, уступленное Россией, присоединено к Молдавии ⁽²⁷⁾.

IV. Нейтрализация черного моря.

Эта статья предварительных условий, бывшая камнем преткновения на венских конференциях, подала повод к жарким прениям и на Парижском конгрессе. Под словом нейтрализация представители Франции и Англии на венских конференциях разумели совершенное исключение военных судов; граф Буль, с своей стороны. одобрив это мнение, полагал, что нельзя было надеяться получить согласие русского правительства на такую меру, и потому о совершенном исключении военных сил на водах Черного моря не было и в помине. Мы уже видели, что самое ограничение их было отвергнуто на венских конференциях князем Горчаковым. Подобное условие, нарушавшее право верховной власти — распоряжаться по собственному усмотрению в своих владениях, было признано даже в Англии оскорбительным для России и вредным для Европы. По мнению Кобдена: «кто требует от Русских разоружения портов и обязательства не строить военных судов на Черном море, уступку земли по Дунаю и другие подобные тому условия, тот — если он заслуживает название государственного человека должен быть убежден, что ему придется впредь вести трехлетнюю войну». Гладстон порицал недальновидность тех, которые хотели предписать России унизительные условия. Не должно — писал он — вызывать мщение сильной державы. Когда старый Понтий Геренний советовал своему сыну, окружившему римскую армию в Кавдинских ущелиях, отпустить либо истребить их, тогда младший Понтий, избрав средину между этими способами действий, отпустил Римлян, заставя их пройти под игом: таким образом раздражив неприятелей, он не ослабил их могущества и впоследствии раскаялся в том, что не последовал мудрому совету отца своего. Сер Джемс Грегам, член министерства Абердина, один из предложивших ограничение русских военных сил на Черном море, впоследствии уверял, что ни Франция, ни Австрия, не считали за ultimatum такое требование, и что сама Англия не поставила бы поводом к возобновлению войны один или два русских корабля сверх положенных по трактату. Поборники же мира, Кобден и другие, считали требование Союзников безрассудным. «Неужели вы думаете — говорил Кобден, — что Россия, приняв на себя такое обязательство, будет держать вечно свое обещание?».

Само собою разумеется, что падение главного пункта наших морских учреждений — Севастополя и уничтожение Черноморского флота облегчили переговоры по предмету нашего разоружения в Черном море. Терять нам было нечего и дело шло только о том — будем ли мы вновь сооружать крепости и строить корабли? Отказываясь от несомненного права, мы предоставили времени отмену этого условия.

По обсуждении нейтрализации Черного моря, предложены были графом Валевским и приняты представителями всех держав следующие условия: во 1-х, чтобы Черное море было открыто для торгового мореплавания всех народов; но чтобы вход в оное был формально и навсегда воспрещен военным судам, как прибрежных, так и всех прочих держав, с теми только исключениями, которые будут постановлены в настоящем договоре, и во 2-х, как, по объявлении Черного моря нейтральным, содержание или учреждение на берегах оного морских арсеналов не имеет цели, то российское и турецкое правительства обязуются не заводить и не оставлять на сих берегах никакого военно-морского арсенала.

Граф Кларендон поставил на вид, что Россия имеет в Николаеве большой судостроительный арсенал, которого сохранение противоречило бы основаниям нейтрализации Черного моря. Как этот арсенал находится не на самом берегу моря, то представитель Англии, устраняя вопрос о разрушении тамошней верфи, ограничился замечанием, что если бы Николаев остался по прежнему главным пунктом морских сооружений, то общественное мнение приписывало бы русскому правительству намерения несогласные с условиями настоящего договора.

Граф Орлов отвечал, что «его Августейший Монарх, приняв прямодушно мирные предложения, твердо решился исполнить в точности все сопряженные с ними обязательства; но как Николаев лежит вдали от морского берега, то чувство собственного достоинства не дозволит России распространить внутрь Империи условие, относящееся исключительно к прибрежью. К тому же, охранение и надзор берегов требуют, как уже признано, содержания в Черном море некоторого числа легких судов, и если бы мы отказались от сохранения Николаевской верфи, то были бы принуждены завести подобные же постройки на каком-либо другом пункте наших южных владений. Для соглашения же принятых на себя обязательств с потребностями морской службы, Государь Император намерен сделать распоряжение, чтобы в Николаеве строились только военные суда, упоминаемые в условиях настоящего договора».

Уполномоченный Великобритании и, за ним, все прочие признали это объяснение удовлетворительным.

На вопрос графа Кларендона графу Орлову, согласен ли он внести в протокол свое объявление, наш уполномоченный отвечал утвердительно, присовокупив, что Государь Император, в доказательство искренности своих видов, поручил ему просить о свободном пропуске чрез Босфор и Дарданеллы двух единственных линейных кораблей, находящихся в Николаеве, которые, по заключении мира, должны отплыть в Балтийское море ⁽²⁸⁾.

На следующем совещании граф Кларендон обратился к графу Орлову с вопросом: относится ли сделанное им объявление также к Херсону и Азовскому морю? Представитель России отвечал, что Азовское море, точно так же как и Николаев, не входит в условия, принятые нашим правительством, и что линейные корабли не могут плавать в этом море; что, впрочем, Россия, исполняя в точности принятые ею на себя обязательства, не будет строить ни на берегах Черного и Азовского морей, ни на притоках их никаких военных судов, кроме тех, которые допущены условиями настоящего договора ⁽²⁹⁾.

На одном из предшествовавших совещаний, граф Валевский напомнил, что Россия возвела на восточном берегу Черного моря несколько фортов, из коих некоторые были нами взорваны, и что следовало бы условиться по этому предмету. Граф Кларендон, основываясь на нейтрализации Черного моря, старался доказать, что не следовало восстановлять эти форты. Представители России, не соглашаясь на то, поставили на вид различие, существующее, по их мнению, между фортами и морскими арсеналами. Затем, дальнейшее обсуждение этого предмета было оставлено ⁽³⁰⁾.

Трактат о заключении мира между Россиею и Портою с ее союзниками был подписан 18-го (30-го) марта 1856 года, в годовщину сдачи Парижа, сообразно с желанием Наполеона III, искавшего, по возможности, всяких случаев заглушить воспоминания невзгод своей династии свежими успехами. В тот же день продолжено перемирие и подписаны конвенции: 1) касательно проливов Дарданелл и Босфора; 2) о русских и турецких военных судах в Черном море; 3) об Аландских островах.

Так окончилась наиболее стоившая в новейшее время людьми и средствами Восточная война. Она изгладила следы Священного союза, возвысила влияние Франции на дела Европы и ввела Турцию в ареопаг держав европейских. Но едва прошло несколько лет, как исчезли все последствия войны. Согласие трех северо-восточных Империй оказалось необходимым для сохранения общего мира; Франция дорого поплатилась за эфемерные успехи своего властителя; а Турция, всемерно уклонявшаяся от влияния России, попала под опеку нескольких держав, которая едва ли может спасти ее от разрушения — неизбежного следствия внутренних неустройств и беспорядков. Восточный вопрос — вопрос времени: его развязку можно отсрочить, но отстранить ее — никто не в силах.

Примечания

 ^(*) Золотой Рог — залив Босфора между частями Константинополя: Стамбулом и Галатою.
 ^(**) 5-й пункт мирных условий предложен Австриею по требованию Союзных держав.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ТОМА.