Восточная война

Глава XXIX.
Второе бомбардирование Севастополя. Контр-апроши на правом фланге оборонительной линии.

(С 28-го марта (9 апреля) по 12-е (24-е) мая 1855 года).

В конце марта (в первой половине апреля), на Страстной неделе, Союзники готовились к усиленному бомбардированию Севастополя, не переставая от времени до времени обстреливать город, где войска и жители, наполняя ярко освещенные церкви, слушали Божественные сказания Христовых страданий и, невольно применяя их к своему положению, укреплялись в решимости страдать и гибнуть за Царя и Россию. 27-е марта (8-е апреля), первый день Светлого праздника, несмотря на чрезвычайные обстоятельства, в которых находились Севастопольцы, был ими встречен с обычными нашему народу торжеством и радостью: у кого при себе была семья, тот вместе с нею, прочие же вместе с однополчанами, молились у заутрени, а потом офицеры, в парадных, уже несколько месяцев вышедших из употребления мундирах, отправились поздравлять начальников. Все приняло праздничный вид — даже на бастионах, Солдаты усыпали площадки песком, обчистили платформы, подкрасили либо обтерли орудийные станки, приоделись сами. Женщины и дети, не обращая внимания на явную опасность, бежали под пулями на батареи, к родным своим — матросам, с куличами и пасхою, освященными в городских церквах, христосовались с мужьями и братьями, беседовали между собою. А между тем в толпу, собравшуюся кругом какого-либо веселого рассказчика, нежданно-негаданно, падала тяжелая бомба и разрывалась с зловещим треском, либо прилетало ядро с неприятельской батареи. Наши тоже не оставались в долгу, изредка посылая врагу грозные гостинцы. Какой-то шутник бомбардир раскрасил разряженную двухпудовую бомбу в роде пасхального яйца и с дозволения батарейного командира отправил эту писанку неприятелям, которые, с своей стороны, бросили в ответ огромную чиненую бомбу. Впрочем, первый день праздника, совпавший с католическим, сравнительно прошел тихо и спокойно ⁽¹⁾. То было затишье перед бурею. На рассвете 28-го марта (9-го апреля), в то самое время, когда поднялся вдруг порывистый ветер и полил дождь как из ведра, около 5-ти часов, внезапно, по сигналу ракетою, данному с корабля, стоявшего у Стрелецкой бухты, загремели все французские батареи, а в 6 часов Англичане также открыли огонь.

С нашей стороны отвечали на грозный вызов все батареи. В продолжении пяти часов мы поддерживали неумолкаемый огонь, но в 10 часов ограниченное количество наших боевых запасов заставило генерала Сакена разослать по батареям приказание — отвечать одним выстрелом не менее как на два выстрела неприятеля ⁽²⁾.

Одновременно с началом боя, замечено было что неприятельский флот разводил пары. Ожидали, что он, по примеру дела 6-го (17-го) октября. примет участие в бомбардировании города. Но Союзники, дорожа флотом, доставлявшим им единственное средство к получению подкреплений и запасов, не отважились подвергнуть его случайностям борьбы с приморскими укреплениями Севастополя ⁽³⁾. Только лишь по ночам приближались к берегу, как бы украдкою, неприятельские пароходы и сделав несколько выстрелов по нашим батареям, уходили в море ⁽⁴⁾.

В продолжении дня и следующей ночи, в которую неприятель усилил в особенности навесный и штуцерной огонь, Французы выпустили до 30-ти тысяч, а Англичане — до 4-х тысяч артиллерийских снарядов. С нашей стороны израсходовано около 12-ти тыс. снарядов и 165 тыс. патронов ⁽⁵⁾.

5-й бастион и смежные с ним батареи были так повреждены, что в сумерки совершенно прекратили огонь. 4-й бастион, по которому осаждающий действовал из 56-ти мортир и 30-ти длинных бомбовых орудий, будучи засыпан разрывными снарядами, также понес значительные повреждения и большую потерю в людях. Наиболее же потерпели передовые укрепления левого фланга — Камчатский люнет и редуты Волынский и Селенгинский, которые к вечеру были обращены в груды развалин. Вообще же на оборонительной линии подбито 15 орудий и завалено 122 амбразуры. Убито 62, ранено 311 и контужено 163 человека; в числе убитых был командир батареи капитан-лейтенант Шемякин; в числе смертельно раненых артиллерии подполковник Розенталь ⁽⁶⁾.

Неприятельские батареи также подверглись значительным повреждениям, в особенности же английские на Зеленой горе и французские на Килен-балочной высоте. У Французов выбыло из строя 69, у Англичан — 25 человек ⁽⁷⁾. Бомбардирование 28-го марта (9-го апреля) было сильнее, нежели то, которое происходило 5-го (17-го) октября, но причинило нашим войскам менее вреда, благодаря закрытиям (блиндажам и траверсам), устроенным в наших укреплениях.

В продолжении следующей ночи, несмотря на грязь, затруднявшую доставку орудий и материалов на оборонительную линию, и на страшный огонь неприятеля, все укрепления были исправлены, почти все подбитые орудия заменены новыми, и Севастополь был готов продолжать столь же упорную защиту, как и накануне. Один из французских писателей, весьма недоброжелательный к Русским, несмотря на то, сознается, что Наполеон I-й завоевал бы три или четыре государства с половиною тех средств, в людях и деньгах, коих стоила Французам осада Севастополя, и что Вобан, Тюрень, и Конде, при Людовике XIV, не располагали такими средствами для присоединения к Франции нескольких областей и многих укрепленных городов, уступленных ей по Нимвегенскому миру ⁽⁸⁾.

29-го марта (10-го апреля), в пять часов утра, неприятель возобновил канонаду, на которую, с нашей стороны, приказано отвечать как можно реже, ни в каком случае не расходуя более 30-ти зарядов в день на орудие. С утра погода стояла ненастная, но к 10-ти часам ветер стих и небо прояснилось. Союзный флот развел пары и около полудня подошел к береговым батареям, но ограничился демонстрацией и в 6 часов вечера удалился в море. Начальник гарнизона генерал-адъютант Сакен, под громом артиллерии, посетил 4-й и 5-й бастионы, христосовался с офицерами и нижними чинами и благодарил их за молодецкую службу.

К вечеру 5-й бастион был принужден совершенно замолчать. На 4-м бастионе подбито 8 орудий и завалены почти все амбразуры, так что в сумерки он мог действовать только из двух орудий. Редуты за Килен-балкою также прекратили огонь. По Камчатскому же люнету неприятель производил менее сильную прицельную пальбу, но нанес большой вред навесным огнем из мортир и гаубиц. Вообще же у нас подбито 15 орудий.

У неприятеля подбито до 50-ти орудий и пять батарей принуждены замолчать ⁽⁹⁾.

В 9-т часов вечера, осаждающий атаковал ложементы впереди 5-го бастиона и редута Шварца, и успел занять их, но был выбит батальоном Колыванского егерского полка, под начальством майора Жданко, и четырьмя ротами рабочих от разных полков, под командою майора Колесникова. Французские рабочие, пораженные паническим страхом, бежали в свою траншею, побросав шанцевый инструмент и оружие ⁽¹⁰⁾.

В продолжении ночи, благодаря усердию и деятельности Севастопольского гарнизона, были окончены все починки на оборонительной линии, кроме редутов за Килен-балкою, где исправлены только пороховые погреба и амбразуры. Все ждали штурма на полуразрушенные укрепления, и потому, за час до рассвета, войска, занимавшие их, стали в ружье; орудия были заряжены картечью: но Союзники оставались в своих траншеях, продолжая, с настойчивостью, бомбардирование и канонаду.

В продолжении дня 29-го марта (10-го апреля) и следующей ночи, Французы выпустили до 30-ти тысяч, а Англичане около 3-х тысяч снарядов. С нашей стороны израсходовано 11,450 зарядов. Урон наш простирался: убитыми до 85-ти, ранеными до 377-ми и контуженными до 273-х человек.
У Французов выбыло из строя 113, у Англичан — 22 человека ⁽¹¹⁾.

30-го марта (11-го апреля), Французы преимущественно обратили огонь на 5-й бастион, редут Шварца и батарею Шемякина, и к вечеру совершенно расстроили оборону этих укреплений. На 4-м бастионе были сбиты все орудия у исходящего угла и завалены амбразуры левого фаса. Батареи 3-го отделения, контр-адмирала Панфилова, с успехом выдерживали борьбу с Англичанами и нанесли их батареям значительные повреждения. Против передовых укреплений нашего левого Французы действовали прицельно только из половины своих орудий, продолжая обстреливать наши войска навесным огнем. Вечером неприятель усилил мортирный и штуцерный огонь, а с Херсонеса стал бросать ракеты на Северную сторону ⁽¹²⁾.

Союзники, не решаясь на штурм, но желая воспользоваться расстройством наших укреплений, предприняли овладеть ложементами у кладбища. С этою целью, 30-го марта (11-го апреля), был выслан полковник Го (Gault), с 46-м линейным полком; рабочими, наряженными для перестройки ложементов, заведывал инженерный штаб-офицер Манжен. В 10 ½ часов вечера, Французы заняли ложементы и приступили к работе, несмотря на сильный картечный огонь заранее направленных на этот пункт наших орудий. Чтобы не дать неприятелю времени утвердиться в его траншее, были высланы два Колыванских батальона, под начальством командира полка, подполковника Темирязева, которые выбили Французов, но, будучи атакованы превосходными силами, залегли в оврагах, завязали с неприятелем частую перестрелку и несколько раз кидались в штыки, что не дозволило Французам углубить их траншею. На рассвете ложементы снова были заняты нашими стрелками. Урон неприятеля простирался до 250 человек; в числе раненых офицеров был Манжен.

К утру все укрепления были исправлены и подбитые орудия заменены новыми. Гарнизон усилен Селенгинским и Якутским полками ⁽¹³⁾.

Неприятель, с своей стороны, сосредоточив против 4-го бастиона сильный прицельный и навесный огонь, лишил наши войска, несмотря на самоотвержение сапер и артиллерийской прислуги, всякой возможности производить непрерывный картечный огонь и продолжал всю ночь работать в своих подступах, но подвинул их весьма мало.

В продолжении суток, 30-го марта (11-го апреля), со стороны Союзников выпущено до 18-ти тысяч, а с нашей — 9,240 снарядов. Потеря наша состояла из 92-х убитых и 689-ти раненых и контуженных. У Французов выбыло из строя 256 человек. В числе смертельно раненых был за служивший своими талантами и храбростью уважение Союзной армии, начальник французских инженеров, генерал Бизо (Bizot) ⁽¹⁴⁾.

В следующие два дня, Французы сосредоточили огонь на 4-й бастион и привели его в такое расстройство, что нам надлежало все сооружать вновь. Беспрестанное бомбардирование, уже продолжавшееся сряду пять суток, чрезвычайно утомило войска гарнизона. По свидетельству очевидца: «...в городе господствует общее истощение. Солдаты не ослабели в исполнении своего долга; но, бесчувственные ко всему, действуют почти бессознательно, как автоматы, и ежели, по прежнему, пренебрегают опасностью, то лишь потому, что, помышляя постоянно о смерти, они равнодушны ко всему, и даже к самой смерти»... Англичане действовали усиленно по 3-му бастиону, который удерживался с успехом: несколько английских батарей были принуждены замолчать и на одной из них взорван пороховой погреб. Ослабление огня Французов против передовых укреплений нашего левого фланга дозволило нам исправить Килен-балочные редуты и Камчатский люнет в такой мере, что они могли снова действовать по неприятельским батареям. Севастопольский гарнизон был усилен Одесским егерским полком ⁽¹⁵⁾.

В ночи с 1-го на 2-е (с 18-то на 14-е) апреля, для восстановления 4-го бастиона было собрано полторы тысячи рабочих и доставлено большое количество материалов (500 туров, 500 фашин, 5,000 земляных мешков и 1,500 кольев). Работами здесь распоряжался начальник 2-го отделения, вице-адмирал Новосильский, в присутствии которого саперы, матросы и солдаты соперничали между собою в усердии, не обращая внимания на град снарядов, осыпавший укрепление.

В эту же ночь предполагалось обратить ложементы впереди 5-го бастиона в сплошную траншею. Туда были назначены три батальона Волынского полка, в числе 900 человек, под начальством полковника Лушкова: один на работы, другой — в прикрытие, а третий — в резерв. В ложементах впереди редута Шварца находилось 50 охотников и одна рота 5-го резервного батальона Брестского полка, а в резерве их — две роты Колыванского полка.

Едва лишь наши войска успели занять назначенные им места, в 8 часов вечера, как Французы атаковали ложементы впереди 5-го бастиона и редута Шварца. Как накануне подобное предприятие, стоившее неприятелю 250 человек, не имело успеха, то на сей раз были высланы им довольно значительные силы, именно: полки 14-й, 42-й и 46-й линейные, 2-й полк Иностранного легиона и 5-й стрелковый батальон, под командою генерала Риве, должны были атаковать ложементы впереди редута, а 98-й линейный полк и 9-й стрелковый батальон, под командою генерала Бретона — овладеть ложементами у кладбища. Из числа этих войск, генерал Риве ввел в дело 10, а генерал Бретон 6 рот, всего же до 2,400 человек, Волынцы сражались упорно, но, будучи атакованы превосходными силами, за которыми следовал многочисленный резерв, отступили на оборонительную линию, откуда тогда же был открыт картечный огонь по ложементам, занятым неприятелем ⁽¹⁶⁾.

Зарядов в оба дня, 31-го марта и 1-го (12-го и 13-го) апреля, израсходовано: с нашей стороны 19,000; у Союзников — 31,400. Наша убыль состояла в 280-ти убитых и 1,568-ми раненых и контуженных. В числе убитых находились командир Колыванского полка подполковник Темирязев, и лейтенант Титов, а в числе смертельно раненых командующий 2-ю бригадою 10-й пехотной дивизии полковник Загоскин. Тяжело ранен командир Волынского полка Лушков ⁽¹⁷⁾. Подбито у нас 37 орудий. У неприятеля выбыло из строя 500 человек ⁽¹⁸⁾.

Утром 2-го (14-го) апреля, замечено, что неприятель успел срыть захваченные им ложементы впереди правого фланга оборонительной линии. Днем огонь его батарей преимущественно был направлен против 4-го и 8-го бастионов, а также по Камчатскому люнету; 3-й бастион нанес большой вред английским батареям; артиллерия люнета и совершенно исправленных Килен-балочных редутов также сильно расстроила одну из французских батарей. Французам удалось затопить семь судов моста на Южной бухте, и потому адмирал Нахимов приказал устроить новый мост на плотах, несколько далее от неприятельских батарей, у Нового Адмиралтейства. Ночью неприятель, желая отвлечь наше внимание от работ в ложементах впереди 4-го и 5-го бастионов, обстреливал их навесным огнем. С нашей же стороны батареи действовали всю ночь по рабочим картечью и ружейным огнем, что заставляло Французов несколько раз оставлять ложементы.

В эти сутки издержано зарядов: нами 9 тысяч, а Союзниками до 15-ти тысяч. У нас выбыло из строя: убитыми 60, ранеными и контуженными 452 человека; у Союзников вообще — 158 человек.

Необходимость пополнить чрезвычайный расход зарядов заставила нас приступить к разделке ружейных патронов. Начальник гарнизона, желая ограничить до последней крайности растрату пороха, предписал иметь по 50-ти зарядов на орудие неприкосновенными на случай штурма и издерживать на важнейших батареях, из 162-х орудий, не более 15-ти зарядов, а на прочих — из 224-х орудий — не более 10-ти и из 53-х — не более 5-ти зарядов. На следующий день, к общей радости, прибыл транспорт с 900 пуд. пороха и получено известие, что вскоре прибудет другой с 2-мя тысячами пудов ⁽¹⁹⁾.

3-го (15-го) апреля, днем, неприятель продолжал усиленно действовать по 4-му бастиону, а также по 3-му бастиону и Камчатскому люнету. На 6-м бастионе взорван неприятельским выстрелом пороховой погреб, в котором находилось 40 снаряженных бомб и столько же зарядов, заключавших в себе до 10-ти пудов пороха. Этим взрывом убито и ранено 19 человек и обрушен вал-ганг в длину на 4 сажени. Неприятель в этот день решился взорвать мину впереди 4-го бастиона. Уже несколько дней носились слухи о подведении под бастион, для подорвания его, огромных горнов. Наши инженеры, следившие за подземными работами осаждающего, старались рассеять это неосновательное опасение, и только тогда, когда услышали вблизи себя неприятельского минера, 31-го марта (12-го апреля), взорвали горн, с зарядом в 21 пуд. Казалось, неприятель прекратил свою работу; но 3-го (15-го) апреля, в 8 часов вечера, он взорвал четыре усиленных горна, каждый в 32 пуда, близ капитали 4-го бастиона, в расстоянии около 35-ти сажен от его шпица. Целые кучи земли и камней упали на бастион и тогда же неприятель усилил по нем мортирный и ружейный огонь. На бастионе и в образовавшихся впереди его воронках, убито 30, ранено и контужено камнями до 70 человек. С нашей стороны, после взрыва, был немедленно открыт картечный и навесный огонь с бастиона и со всех смежных батарей по местности между воронками и параллелью.

В продолжении суток израсходовано зарядов: с нашей стороны 9 тысяч, а со стороны Союзников 11 тысяч. Урон наш состоял в 78-ти убитых и 554-х раненых и контуженных, а неприятеля в 40-а убитых и 168-ми раненых ⁽²⁰⁾.

В следующие три дня, 4-го, 5-го и 6-го (16-го, 17-го и 18-го) апреля, неприятель продолжал общее бомбардирование и канонаду Севастополя, но огонь его был не так силен, как прежде. С нашей стороны, огонь также был ослаблен, но пространство перед 4-м бастионом обстреливалось постоянно днем и ночью, чтобы не позволить неприятелю утвердиться в воронках. Здесь с большим успехом бросали из мортир корзины, наполненные гранатами. (Наши солдаты называли такой снаряд — капральством, а Французы — mitraille claire, в отличие от корзин, наполненных осколками бомб, либо камнями, которые у них были известны под именем mitraille noire) ⁽²¹⁾. По ночам, на батареях исправлялись повреждения и подбитые орудия заменялись новыми, а между тем огонь наших укреплений замедлял неприятельские работы и способствовал вылазкам охотников.

Ночью с 5-го (17-го) на 6-е (18-е) апреля, когда Французы возобновили свое обычное покушение — соединить воронки летучею сапою, по этим работам был открыт сильный огонь, и потом предпринята вылазка. В три часа ночи, три роты и сто охотников Тобольского полка, под начальством майора Прикота, выйдя с батареи Костомарова, кинулись на воронки, разогнали неприятельских рабочих и, разбросав венчание бруствера, отступили с потерею 3-х убитых и 3-х раненых нижних чинов. В следующую ночь, по получении из секретов известия, что Французы устроивали сообщение воронки на капитали с третьею параллелью, произведена была вторичная вылазка теми же войсками. По сигналу к наступлению, поданному свистком, 2-я гренадерская рота, дав залп по неприятелю, занимавшему воронку, ударила на него в штыки; 1-я мушкатерская рота обошла воронку слева и, разогнав рабочих, приступила к разрушению сапы; в то же время 1-я гренадерская рота опрокинула штыками часть 74-го линейного полка, прикрывавшую рабочих. Когда же на место боя прибыли неприятельские резервы, Тобольцы, по вторичному сигналу, поданному майором Прикотом, отошли назад, захватив 8 пленных и 30 ружей, и подвели Французов под картечь с батареи Костомарова. В этом деле у нас убито 14 и ранено 76 человек. Урон неприятеля вообще про стирался до 150 человек ⁽²²⁾.

6-го (18-го) апреля, неприятель, усиленно действуя по 4-му бастиону, сбил почти все орудия (что, впрочем, случалось уже несколько раз в продолжении бомбардирования). Большая часть офицеров и старой опытной прислуги была перебита. Но храбрый и распорядительный капитан-лейтенант Реймерс постоянно находил возможность восстановлять картечную оборону вверенного ему бастиона ⁽²³⁾.

В продолжении трех суток, 4-6-го (16-18-го апреля), с нашей стороны израсходовано около 19,000, а со стороны Союзников до 24,000 снарядов. Урон наш состоял в 198-ми убитых и 927-ми раненых и контуженных; в числе убитых был капитан-лейтенант Швенднер. У неприятеля выбыло из фронта до 400 человек ⁽²⁴⁾.

7-го (19-го) апреля, Союзники прекратили 10-ти-дневное общее бомбардирование Севастополя, ограничиваясь усиленным обстреливанием 4-го бастиона, что дозволило нам приступить к прочному исправлению прочих укреплений. Гарнизон города был усилен тремя полками незадолго пред тем пришедшей 8-й пехотной дивизии, и тогда же стали прибывать ежедневно подвозы пороха.

Утром 7-го (19-го) апреля, все пространство между батареей Костомарова и воронками было усеяно убитыми и ранеными Французами. Чтобы убрать тела и подать помощь остававшимся в живых, в три часа пополудни, на 4-м бастионе поднят белый флаг и предложено перемирие, которое тотчас же было принято неприятелем. Между тем как на демаркационную линию между бастионом и воронкою сносили убитых и раненых, офицеры обеих сторон сходились и беседовали между собою, отдавая взаимно одни другим должную дань уважения ⁽²⁵⁾.

Мы уже видели, что, по числу орудий, действовавших с обеих сторон во время второго усиленного бомбардирования, обороняющийся был почти равносилен с осаждающим. Относительно же калибров, перевес был на стороне последнего, и при том он имел более орудий, действовавших разрывными снарядами, которые могли сильнее сплошных разрушать земляные насыпи и наносить больший вред войскам. На стороне атакующего также были и выгоды местности. Занимая охватывающую позицию, он мог удобно сосредоточивать огонь и поражать некоторые укрепления, особенно же 4-й бастион и Камчатский люнет, продольными и тыльными выстрелами. К тому же, неприятельские снаряды, перелетавшие через оборонительную линию, поражали вторую линию укреплений и попадали в город. Обороняющийся, в ожидании штурма, был принужден, независимо от гарнизонов укреплений, держать резервы вблизи, под огнем неприятеля. Напротив того, у атакующего находились под выстрелами только прислуга орудии и траншейные караулы, размещенные в траншеях; все же прочие войска Союзников были расположены вне выстрелов. В таких обстоятельствах, мы должны были терпеть несравненно больший урон, нежели неприятель. Важнейшее же преимущество на стороне атакующего состояло в изобилии боевых припасов, в которых мы терпели крайний недостаток. Союзники удобно доставляли их морем в Камыш и Балаклаву, откуда перевозка к осадным паркам не представляла затруднения, в особенности же со времени открытия, в половине (в конце) марта, железной дороги из Балаклавы, устроенной Англичанами. Напротив того, доставка пороха и снарядов к нашей армии замедлялась чрезвычайно плохим состоянием дорог и недостатком перевозочных средств.

Во время бомбардирования, имелось на оборонительной линии всего-на-все около 81 тысячи зарядов и 4,628 пудов пороха, итого до 112 тысяч выстрелов. Из этого количества, в продолжении 10-ти-дневного бомбардирования, с 28-го марта по 6-е (с 9-го по 18-е) апреля включительно, израсходовано на оборонительной линии более 80 тыс. зарядов, т.е. почти весь запас, за исключением оставленного на случай штурма. Союзники издержали от 150-ти до 160-ти тыс. зарядов, следовательно осадные батареи, в общей сложности, отвечали двумя выстрелами на каждый выстрел с оборонительной линии ⁽²⁶⁾.

В продолжении бомбардирования, выбыло из строя: у Французов 1,585, у Англичан — 265, а у нас 6,130 человек ⁽²⁷⁾, т.е. более нежели втрое в сравнении с уроном Союзников. Весьма понятно, что, при множестве раненых и контуженных, перевязочные пункты и госпитали были переполнены; когда же неприятель. приблизясь к городу, стал осыпать его разрывными снарядами, пребывание на Городской стороне сделалось весьма опасно для больных и раненых, что заставило отправлять их в Николаевскую батарею, где находился временный госпиталь на 600 человек, и на Северную сторону, где имелись два постоянных госпиталя, военно-сухопутный, в бараках и палатках у Панаиотовой балки, и морской, на Михайловской батарее. Безнадежные оставались в Инженерном доме и в домах Гущина и Орловского; а в Екатерининском дворце было устроено отделение для раненых офицеров ⁽²⁸⁾.

Независимо от усердной помощи страждущим, оказываемой медиками, под руководством столь же просвещенных, сколько и преданных своему делу, профессоров Пирогова и Гюббенета, принимали живое участие в судьбе раненых начальник гарнизона, граф Остен-Сакен и начальник его штаба, князь В.И. Васильчиков; адмирал Нахимов, с отеческою заботливостью, также старался облегчить их тяжкое положение.

Главным центром медицинской деятельности — операций и подания первоначальной помощи раненым — был дом Благородного собрания. Туда, среди падавших у самого входа ракет и бомб, тянулись ряды носильщиков, под командою неусыпного и распорядительного подпоручика Яни. Огромная бывшая танцевальная зала, в продолжении десятидневного бомбардирования, беспрестанно наполнялась и опоражнивалась; в боковой, довольно большой, комнате, на трех столах, производились операции, а, между тем, сестры Крестовоздвиженской общины, под управлением своей достойной начальницы, госпожи Стахович — то помогали врачам при перевязках, то разносили раненым вино и чай, то принимали от них на сохранение вещи и деньги. О бок с подвигами самоотвержения Севастопольских героев на бастионах оборонительной линии, совершались столь же дивные подвиги христианской любви неутомимых врачей и усердных сестер милосердия ⁽²⁹⁾. Имена этих ангелов-утешителей страждущего человечества: Бакуниной, Барщевской, Мещерской и сотрудниц их, начертаны неизгладимо в народной памяти.

Результаты второго усиленного бомбардирования заключались: во 1-х, почти в совершенном разрушении и обезоружении 4-го бастиона. Еще 21-го октября (2-го ноября), Французы заложили против него 3-ю параллель, в расстоянии 65-ти сажен, но с тех пор, в продолжении пяти месяцев, не подвинулись ни на шаг, что заставило их обратиться к помощи мин; 8-го (15-го) апреля, они взорвали, как уже сказано, впереди бастиона четыре усиленных горна, причем образовались три большие воронки, в 30 — 40 саженях от контр-эскарпа. Затем, они покушались соединить воронки между собою и с третьею параллелью, но все их усилия, в продолжении шести суток. оставались напрасны. Во 2-х, против Камчатского люнета, Французы соорудили передовую параллель, в расстоянии около 200 сажен. но не успели сбить орудия на этом укреплении. Килен-балочные же редуты, на второй день бомбардирования, были совершенно обезоружены, и если бы неприятель их занял, то дальнейшая оборона Камчатского люнета сделалась бы невозможна. Но Французы, ослабив огонь по редутам, позволили нам исправить и вооружить эти укрепления. В 3-х, против 3-го бастиона, успех Англичан ограничился занятием одного из наших ложементов.

Цель Союзников, при втором бомбардировании, состояла в том, чтобы потушить огонь на всей нашей оборонительной линии; но для этого оказались недостаточны их огромные средства, несмотря на то, что мы, терпя крайнюю нужду в зарядах, не могли отвечать им равносильною пальбою. Нет сомнения в том, что они достигли бы несравненно более решительных результатов, если бы сосредоточили огонь против двух или трех пунктов, в особенности же против 4-го бастиона к которому их подступы были подведены ближе двухсот шагов, а по занятии воронок находились бы всего в ста шагах. Союзники должны были усилить батареи, действовавшие по бастиону и редуту Шварца, и устроить за третьею параллелью демонтирную батарею, которой одной было бы до-статочно для совершенного разрушения и обезоружения 4-го бастиона. Даже и в настоящем его состоянии Союзнники могли овладеть им, а с потерею нами 4-го бастиона мы не удержались бы и в 5-м, что повлекло бы за собою падение Севастополя. Но неприятель не решался на штурм, с изумлением видя каждое утро наши укрепления, разрушенные накануне, столь же грозными, как и до открытия бомбардирования ⁽³⁰⁾. Кроме того, причины нерешительности Союзников заключались в трудности согласить действия двух отдельных армий и в инструкции, присланной Канроберу из Парижа, в которой было сказано: «Ежели штурм Севастополя невозможен, или сопряжен с большою потерею в войсках, не обещая совершенного овладения городом, оставайтесь в оборонительном положении и распорядитесь таким образом, чтобы вы могли отрядить две пехотные дивизии, гвардию и всю кавалерию, с восемью батареями, на соединение с сорокатысячным корпусом, собранным у Маслака, близ Константинополя, для совокупного действия против неприятеля в поле» ⁽³¹⁾. Все это заставило Союзников отложить штурм на неопределенное время, тем более, что они надеялись вынудить защитников Севастополя на атаку контр-валационной линии, и, отразив их, штурмовать город ⁽³²⁾.

С 28-го марта (9-го апреля) по 9-е (21-е) апреля, прибыли на подкрепление нашей Крымской армии следующие войска:

В конце марта и в начале (в первой поло-вине) апреля: три полка 2-й драгунской дивизии: Рижский, Финляндский и принца Эмилия Гессенского (Казанский), с конно-батарейною № 4-го и конно-легкими №№ 25 и 26 батареями и с 1-м конно-пионерным дивизионом (без понтонов), в Симферополь. Донской казачий № 42 полк, 5-е и 6-е резервные батальоны Московского и Бутырского пехотных полков и Уральский казачий полк № 2-го, в Перекоп. 2-я бригада 14-й пехотной дивизии (Подольский и Житомирский егерские полки) в Бахчисарай. Донской казачий № 9-го полк в Чоргун ⁽³³⁾.

7-го (19-го) апреля, Французы настойчиво покушались соединить воронки впереди 4-го бастиона и связать их с третьею параллелью. С нашей стороны артиллерия непрестанно действовала по неприятельским работам; когда же наконец, 8-го (20-го) к вечеру, 4-й бастион был принужден замолчать, тогда против этих работ был направлен огонь малых мортир, что однако же не помешало Французам соединить воронки сапою и приспособить их к ружейной обороне. В ночи с 9-го (21-го) на 10-е (22-е), неприятель взорвал близ капитали 4-го бастиона два горна, но не причинил тем почти никакого вреда нашим контр-минам.

В это время 4-й бастион, угрожаемый близостью французских подступов и громимый сосредоточенным огнем осадных батарей, подвергался не меньшей опасности со стороны подступов, веденных против редута Шварца, по узкой возвышенной площадке, между Городским оврагом и Загородною балкою. Атакующий мог, смело выйдя вперед по этому направлению, затруднить сообщение редута с городом, Чтобы остановить наступление неприятеля по площадке, решено было устроить на ней линию контр-апрошей. Сообразно профили местности, приходилось расположить эту линию в 75-ти саженях от редута и в 50-ти от ближайших подступов неприятеля, и как при этом наши резервы находились бы далее не-приятельских от контр-апрошей, то найдено полезным расположить за ними, в расстоянии не далее 25-ти сажен, другую контр-апрошную линию, соединив ее траншеями с позади лежащими укреплениями.

Эти обе линии контр-апрошей предполагалось вооружить сперва легкими орудиями, а потом, по утолщении насыпей, орудиями большого калибра, причем имелось в виду предохранить устроенные в них батареи от продольного огня французских траншей, загнув назад фланги контр-апрошей и устроив в них траверсы и кремальеры ⁽³⁴⁾.

Исполнение этого смелого предприятия было поручено тому самому генералу, который столь успешно соорудил Килен-балочные редуты — генерал-майору Хрущову. На работы назначены два баталиона Суздальского полка, в числе около 800 человек, а в прикрытие — три баталиона Екатеринбургского и два батальона Волынского полка (до 2,200 человек). Постройка ложементов была возложена, под ведением капитана 1-го саперного батальона Ахбауера, на инженер-штабс-капитана Тидебеля ⁽³⁵⁾.

С наступлением ночи 11-го (28-го) апреля, вышло прикрытие из редута и батарей Забудского. Екатеринбургские батальоны, в ротных колоннах, стали впереди места, указанного для ложементов и выслали цепь; за флангами линии расположились Волынские батальоны, в колоннах к атаке. Вслед за ними были высланы из редута назначенные для работ два батальона Суздальского полка. А между тем сгустились тучи и настала темнота, продолжавшаяся около трех четвертей часа, пользуясь чем войска приступили к работе. Французы заметили ее уже тогда, когда рабочие успели несколько прикрыться. Неприятельские траншеи осветились сильным ружейным огнем; пальба продолжалась всю ночь, но наша работа кипела, и к рассвету четыре ложемента, каждый на 30 или 40 стрелков, были готовы и снабжены бойницами из мешков, а задние крутости их сгласированы, для обстреливания их с редута Шварца. Урон наш во всю ночь не превышал 15-ти человек. До окончания работ, ложементы были заняты штуцерными, которые тотчас открыли огонь по неприятельским траншеям. Французы, в ответ, обстреливали ложементы ядрами и гранатами и успели повредить один из них до такой степени, что находившиеся там стрелки были принуждены перейти в соседние ложементы.

Для работ в следующую ночь, снова были назначены два батальона Суздальского полка, а в прикрытие — три батальона Екатеринбургского и два батальона Алексопольского полков.

12-го (24-го) апреля, в сумерки, прибыли к редуту 1-й и 3-й батальоны Екатеринбургского и два батальона Суздальского полков, а 2-й батальон Екатеринбургского полка и 3-й и 4-й Алексопольские батальоны стали в Городском овраге, у батареи Забудского. Когда же стемнело, генерал Хрущов выслал из редута Шварца вперед цепь охотников, под начальством генерального штаба штабс-капитана Лаврова, и двинул вслед за ними два батальона Екатеринбургского полка, из коих, по его приказанию, две роты сменили штуцерных в ложементах, а прочие шесть, в ротных колоннах, составили резерв; 2-й Екатеринбургский батальон расположился ложементов, а Алексопольские батальоны остались на дне Городского оврага, в общем резерве. Едва лишь Екатеринбургские роты успели подойти к ложементам, как Французы, в довольно значительных силах, выйдя из своей траншеи, кинулись им на встречу. У левого ложемента закипел рукопашный бой; прочие же ложементы были мгновенно заняты неприятелем, который стал разрушать их, открыв в то же время сильный ружейный огонь по нашим ротным колоннам. Екатеринбургцы, объятые безотчетным страхом, подались назад, стреляя вверх, но генерал Хрущов удержал отступавшие части, восстановил в них порядок под жестоким огнем и двинул их вперед на занятые неприятелем ложементы. Подполковник Богенский и офицеры Екатеринбургского полка, в голове своих солдат, с барабанным боем и громким криком «ура», пошли навстречу Французам, выбили их из ложементов и отбросили в траншею. Французы порывались снова овладеть ложементами, но были удержаны Екатеринбургцами, поддержанными резервом. Французы, окончательно отступив в свои траншеи, открыли жестокий ружейный огонь по ложементам, одновременно с канонадою батарей, как по ложементам, так и по редуту Шварца, но, несмотря на то, храбрые саперы и Суздальцы, к рассвету 13-го (25-го) апреля, не только исправили разрытые ложементы, но усилили их профиль и устроили во второй линии два новых ложемента ⁽³⁶⁾.

В этом деле мы потеряли убитыми 5 офицеров и 53 нижн. чин., а ранеными и контуженными 13 офицеров и 319 нижних чинов. В числе смертельно раненых находились: подполковник Богенский, капитан Ахбауер и генерального штаба штабс-капитан Лавров. Генерал-майор Хрущов, отдавая должную справедливость храбрости чинов, участвовавших в деле с 12-го (24-го) на 13-е (25-е) апреля, отозвался с особенною похвалою о генерального штаба подполковнике Циммермане ⁽³⁷⁾.

У неприятеля выбыло из фронта 11 офицеров и около 200 нижних чинов ⁽³⁸⁾.

В следующие дни, несмотря на сильный огонь Французов, обе линии контр-апрошей, имевшие около 250 сажен протяжения, были почти совершенно устроены, снабжены траверсами и соединены, как между собою, так и с редутом Шварца, ходами сообщения. Во время этих работ убит инженер-поручик Фащевский и смертельно ранен подпоручик Тржетржевинский. Вместе с тем, контр-апроши вооружены девятью 6-ти-фунтовыми мортирками, которые, вместе с стрелками, беспрестанно действовали по ближайшим неприятельским работам.

Таким образом и впереди редута Шварца, как и на левом фланге оборонительной линии, нам удалось предупредить неприятеля. «Il semble vrаiment — писал генерал Боске — que l’ingenieur russe re ponde jour pаr jour а toutes nos idees, а tous nos projets, comme sll аvаit аssiste а nos conferences. Sаns fаire tort а son intelligence trop bien prouvee, je pense аujourdlrаi pаrticulierement а des espions... ⁽³⁹⁾. (Право, кажется, что русский инженер отвечает день в день на все наши мысли, на все наши предположения, как будто бы он участвует в наших совещаниях. Отдавая справедливость его искусству, доказанному на опыте, я все-таки подумываю о лазутчиках...).

13-го (25-го) апреля, главнокомандующий, получив сведение, что неприятель намеревался сделать высадку между Евпаторией и устьем Качи, приказал генерал-лейтенанту Липранди быть готовым к выступлению с 12-ю дивизией с Инкерманской позиции к месту высадки; командование же войсками у Инкермана, на время отбытия генерала Липранди, было поручено Хрущову, который в тот же день передал позицию, нами занятую впереди редута Шварца, в ведение начальника 1-го отделения.

19-го апреля (1-го мая), неприятель, сосредоточенным огнем батарей, нанес значительные повреждения контр-апрошам впереди редута. Вечером на работу в них было назначено два баталиона Волынского полка, под прикрытием двух батальонов Углицкого полка. Около 10-ти часов, осадные батареи открыли сильный огонь по правому фасу 4-го, левому фасу 5-го бастионов и по люнету Белкина, и в то же время Французы, выйдя из своих траншей в значительных силах, атаковали без выстрела контр-апроши тремя колоннами: левая, из 24-х рот, под начальством бригадного генерала Базена, должна была обойти нашу передовую позицию с правого фланга; средняя, из двух батальонов, под командою бригадного генерала Ла-Мотружа, направилась с фронта, а правая, из пяти рот, в обход левого фланга нашей позиции ⁽⁴⁰⁾. Войсками всех трех колонн командовал дивизионный генерал де Саль (de-Salles), под наблюдением предложившего это предприятие и настоявшего на его исполнении, генерала Пелисье. В резерве находился 98-й линейный полк. Траншейный караул был усилен 5-ю батальонами ⁽⁴¹⁾.

Батальоны Углицкого полка, застигнутые врасплох стремительным нападением Французов, отступили в беспорядке к редуту; но рабочие Волынского полка удержали штыками 46-й линейный полк, что заставило де Саля поддержать его стоявшим в резерве 98-м линейным полком. Наконец Волынцы, после отчаянной обороны, были принуждены отступить. Французы заняли обе контр-апрошные траншеи, взяли стоявшие в них мортирки и достигли до рва редута, но там были остановлены картечью с левого фланга 5-го бастиона и ружейным огнем отступивших войск. С нашей стороны были высланы с Ростиславского ре-дута вперед два батальона Владимирского полка. а из города Минский полк; но они пришли уже тогда, когда неприятель успел утвердиться в контр-апрошах. Несмотря на огонь, производившийся всю ночь по занятой Французами местности, они обратили против нас контр-апроши и соединили их с своими подступами ⁽⁴²⁾.

В этом деле урон простирался с нашей стороны до 420, а со стороны Французов — до 600 человек ⁽⁴³⁾. Неприятель понес больший урон, но за то вдруг подвинулся вперед на 75 сажен к 5-му бастиону и находился от него около ста, а от исходящего угла редута Шварца около 56-ти сажен. Успех Французов должен быть приписан: во 1-х, оплошности Углицкого полка, облегчившей занятие неприятелем контр-апрошей, и во 2-х, значительному расстоянию наших резервов от контр-апрошей: надлежало иметь сильные резервы в Городском овраге, либо в редуте Шварца, по крайней мере до тех пор, пока контр-апроши были бы вооружены артиллерией большого калибра. Конечно — такое расположение резервов могло подвергнуть их значительному урону от действия осадных батарей, но эта жертва была необходима для удержания неприятеля в дали от оборонительной линии и вознаградилась бы теми потерями, которые он понес бы при атаке контр-апрошей.

Овладение Французами нашей позиции впереди редута Шварца было для нас весьма чувствительно; положено было отбить занятые неприятелем контр-апроши, не дав ему времени утвердиться в них, и для этого назначено шесть батальонов Минского, Колыванского и Его Высочества Михаила Николаевича (Казанского) полков, под начальством генерал-майора Семякина. Наступление предполагалось повести 20-го апреля (2-го мая) в 6 часов вечера. Но главнокомандующий, неизвестно почему, изменил первоначальное распоряжение и приказал сделать вылазку только двум батальонам Колыванского и Владимирского полков с 180-ю охотниками от разных полков. Исполнение этого предприятия было ускорено и войска наши атаковали неприятеля в часа пополудни, в присутствии начальника главного штаба армии, генерал-адъютанта Коцебу. Несмотря на малочисленность наших войск, они атаковали неприятеля столь решительно, что Французы были принуждены ввести в дело 4 роты гвардейских вольтижеров, по одному батальону 43-го, 46-го и 98-го линейных полков и две отборные роты 2-го полка Иностранного легиона. Атакованные превосходными силами, Владимирцы сражались упорно и отступили только тогда, когда были обойдены с обеих сторон французскими резервами ⁽⁴⁴⁾. Урон наш простирался убитыми до 162, а ранеными и контуженными до 385-ти человек. Насчет потери Французов, в донесении генерала Канробера. показаны убитыми в обоих делах, в ночи на 20-е и днем 20-го апреля (2-го мая): 11 офицеров и 158 нижних чинов; ранеными 22 офицера и 600 нижних чинов ⁽⁴⁵⁾.

Нетрудно было предвидеть неудачу этой вылазки, предпринятой слабыми силами и в такое время, когда осаждающий, под влиянием боя предшествовавшей ночи, оставался настороже, в полной готовности к отражению грозившего ему удара. Неприятель, однако же, несмотря на одержанный им успех, не предпринимал решительных действий и, отложив их до прибытия из Константинополя резервного корпуса, ограничивался ведением подступов и постройкою новых батарей, преимущественно против 5-го бастиона и редута Шварца. Французы также сооружали батареи против наших передовых укреплений и заложили вторую параллель в 210-ти саженях от Волынского редута. Англичане, с своей стороны, строили несколько батарей против 3-го и 4-го бастионов и вооружали прежние батареи орудиями более тяжелого калибра, что было необходимо по значительному расстоянию их осадных работ от наших укреплений.

Обороняющийся старался замедлять неприятельские работы, обстреливая их ночью ружейным огнем из ложементов, а днем — действием артиллерии. При этом нам удалось взорвать пороховые погреба: 4-го (16-го) апреля, на одной из английских батарей правой атаки, где были сброшены все орудия; 23-го апреля (5-го мая), на французской батарее против 4-го бастиона, и в ночи с 30-го апреля на 1-е (с 12-го на 13-е) мая, на французской рейдовой батарее (batterie du fond du port), которая была до того разрушена, что ее пришлось построить совершенно вновь ⁽⁴⁶⁾.

Вместе с тем, чтобы тревожить неприятеля и заставить его подводить свои резервы под наш картечный и навесный огонь, беспрестанно делались вылазки, большею частью с 5-го бастиона, редута Шварца и 3-го бастиона. В ночи с 29-го на 30-е апреля (с 11-го на 12-е мая), вылазка была предоставлена одним Охотцам, которые готовились праздновать юбилей шестимесячной стоянки на оборонительной линии Севастополя. Команда, назначенная для вылазки, состояла из охотников — 175-ти нижних чинов, под начальством 6-ти офицеров. В темную дождливую ночь, прапорщик Говинский, с большею частью людей, тихо полез по Лабораторной балке, а подпоручик Рытов, с сорока охотниками, несколько правее. Передовая английская цепь, застигнутая врасплох, обратилась в бегство; а наши охотники, сделав залп по бегущим, с криком «ура», кинулись на батарею. Началась спешная работа: кто старался заклепать орудия, кто рубил колеса и принадлежности; некоторые из охотников, отыскав пороховой погреб, истребляли заряды и топтали в грязь порох; другие, забравшись в траншеи, тащили оттуда пленных и отбитое оружие. Командир полка, полковник Малевский, с большим лишь трудом отозвал назад охотников, которые возвратились на Пересыпь, таща трех пленных, много оружия и всякого рода добычи, и забрав с собою 5 убитых и 33 раненых своих товарищей.

1-го (13-го) мая, Охотцы праздновали удачную вылазку и полугодовой юбилей. По обычаю православных, торжество началось молитвою — панихидою за упокой Охотцев, убитых с начала осады. Затем, после обедни и молебна в устроенной наскоро, по распоряжению генерала Хрулева, в полупостроенном доме, полковой церкви, прошел церемониальным маршем взвод георгиевских кавалеров, в числе коих были трое, награжденные крестами за последнюю вылазку. Обед для всего полка, музыка и пляски, продолжавшиеся до самой ночи, под громом неприятельских выстрелов, завершили праздник храбрых Охотцев.

На оборонительной линии, с 11-го (23-го) апреля по 9-е (21-е) мая, были произведены многие работы, причем главное внимание обращено на ре-дут Шварца, от которого неприятель находился, как уже сказано, не далее 56-ти сажен. Это тесное сомкнутое укрепление, построенное еще до высадки Союзников, не соответствовало условиям выгодной обороны, и потому оно было перестроено, значительно увеличено и открыто с тыла, а позади его лежащие батареи вооружены полевыми орудиями, для действия картечью по внутренности укрепления, на случай занятия его неприятелем. Оборона же местности впереди редута усилена новыми батареями, на которых поставлено 23 орудия. С подобною же целью построены батареи, для усиления обороны местности впереди 5-го и 6-го бастионов, и увеличено вооружение на высотах у 3-го и 4-го бастионов. Батареи левее Камчатского люнета вооружены девятью 24-х-фунтовыми пушками-карронадами, а на батарее Жерве установлено пять 2-х-пудовых мортир. Для усиления обороны Килен-балочных редутов, построены две батареи: одна, правее Селенгинского редута, на три 24-х-фунтовые пушки-карронады, и другая, названная Забалканскою, по имени строившего ее Черниговского графа Забалканского полка, на четыре 68-ти-фунтовые пушки. (Она была известна также под названием Минского редута, а у моряков — батареи Колокольцева).

Кроме того, по всей оборонительной линии исправлялись повреждения, нанесенные вторым бомбардированием, и строились блиндажи, траверсы и пороховые погреба ⁽⁴⁷⁾.

Одновременно с этими работами, велась нами весьма успешно подземная воина впереди 4-го бастиона.

С 12-го (24-го) по 25-е апреля (7-го мая), при-были из Бессарабии к Бахчисараю 6-я и 9-я пехотные дивизии с их артиллерией, 3-м стрелковым батальоном и двумя ротами 3-го саперного баталиона; артиллерийские парки: подвижные №№ 7-го и 10-го и летучий № 9-го с половиною лабораторной роты № 2-го; два отделения осадного инженерного № 2-го парка и донской казачий 22-й полк ⁽⁴⁸⁾.

Потери, понесенные войсками гарнизона, в течении продолжительной обороны, заставили переформировать полки: имевшие налицо около 800 нижних чинов — в однобатальонный, а имевшие от 1,100 до 1,600 нижних чинов — в двух-баталионный состав ⁽⁴⁹⁾.

Переведены на Южную сторону: полки, в 4-х батальонном составе: Муромский, князя Варшавского (Орловский), Подольский и Житомирский; легкие батареи: 10-й артилл. бригады № 1-го и 14-й № 4-го, и две роты 3-го саперного баталиона. Переведен с Инкерманских высот на Северную сторону Брянский полк. Выведен с Южной стороны на Северную двух-баталионный Якутский полк.

В начале (в половине) мая, наши сухопутные силы в Крыму находились в составе: 153 ¼ баталионов, в числе от 90 до 95 тыс. чел. пехоты, ста десяти эскадронов и 84-х казачьих сотен, всего до 15 тыс. чел. кавалерии, итого до 110 тыс. человек, с 442-мя полевыми орудиями, которые были расположены следующим образом:
1) На Южной стороне Севастополя: 68 баталионов и 5 рот, 2 казачьих сотни и 36 полевых орудий, в числе до 40 тыс. чел.
2) На Северной стороне: 9 батальонов и-1 рота, 5 казачьих сотен и 30 полевых орудий, в числе до 6 тыс. человек.
3) На Инкерманских и Мекензиевых высотах, у сел. Чоргуна, на Бельбеке и в Байдарской долине, под непосредственным начальством главнокомандующего: 38 ¼ батальонов, 6 эскадронов, 16 казачьих сотен и 76 полевых орудий, в числе до 24-х тыс. человек.
4) Для наблюдения южного берега Крыма и дороги из Алушты в Симферополь 2 роты и 3 казачьих сотни.
5) В общем резерве, у Симферополя, в Бахчисарае и на Каче: 16 батальонов и 2 роты, 821 эскадрона, 12 казачьих сотен и 178 орудий, в числе до 16 тыс. челов.
6) В общем вагенбурге, на реке Салгире, у сел. Бакшая, на пути от Симферополя к Чонгарской переправе ⁽⁵⁰⁾: 86 орудий и 2 ½ подвижных артиллерийских парка.
7) В Евпаторийском отряде: 8 батальонов, 64 эскадрона, 24 казачьи сотни и 60 полевых орудий, в числе до 12 тыс. челов.
8) В Перекопе: 3 батальона с 4-мя орудиями в числе до 1,800 человек.
9) У Чонгарской переправы: 1 батальон, 6 казачьих сотен и 2 орудия, в числе до 1,200 человек.
10) В восточной части Крыма: 7 ½ батальонов 8 эскадронов, 16 сотен и 20 орудий, в числе около 9 тыс. человек ⁽⁵¹⁾.

После второго усиленного бомбардирования, в продолжении месяца, прибыло в Севастополь, из Николаева, Измаила, Киева, Шостенского завода и других мест, до 27 тыс. пудов пороха и более 2-х милл. патронов, что позволило усилить с нашей стороны огонь. Кроме того, было доставлено: 12 шестифунтовых мортир и значительное количество снарядов и припасов ⁽⁵²⁾.

Союзная армия, в конце апреля и в начале мая (в мае 1855 г.), была значительно усилена: сперва сардинским корпусом, генерала Ламармора, в числе 15 тыс. человек, а потом прибывшим из Константинополя резервным французским корпусом, генерала Реньо-де Сен-Жан д'Анжели числом около 25 тыс. человек.

Союзные главнокомандующие не могли согласиться между собою на счет дальнейших действий. Раглан домогался, чтобы Французы повели решительную атаку на передовые укрепления нашего левого фланга, предлагая, с своей стороны, ускорить работы против 3-го бастиона; а Канробер медлил, в ожидании прибытия подкреплений, и наконец, чтобы выдти из пассивного положения, изъявил согласие на предложение адмиралов Лайонса и Брюа предпринять экспедицию в восточную часть Крыма, С этою целью, эскадра, на которую были посажены по одной дивизии от обеих Союзных армий и турецкий отряд, под общим начальством английского генерала Броуна, вышла из Камыша, сделала демонстрацию к Одессе и 22-го апреля (4-го мая ) уже была в виду Керчи. Но в это самое время Союзные адмиралы получили от главнокомандующих приказание возвратиться к Севастополю. При чиною тому было присланное, по незадолго пред тем устроенному между Георгиевским монастырем и Варною подводному телеграфу, повеление Наполеона III Канроберу — сосредоточить у Севастополя силы для открытия решительных действий. Сам Наполеон предполагал прибыть в Крым и принять начальство над армией; но потом, отказавшись от своего намерения, прислал составленный им план действий, сущность которого заключалась в том, чтобы Союзная армия немедленно открыла наступательные действия. С этою целью, предполагалось разделить силы, собранные в Крыму, на три части: во 1-х, осадный корпус, в числе 40 тыс. Французов и 80 тыс. Турок, под начальством генерала Пелисье; во 2-х, 25 тыс. Англичан, 25 тыс. Сардинцев, 5 тыс. Французов и 10 тыс. Турок, под начальством лорда Раглана, должны были занять Байдарскую долину и направить авангард к высотам Мекензи, для угрожения сообщения русской армии с Симферополем, между тем как третью часть, из 40 тыс. Французов, под начальством генерала Канробера, назначено было направить, по Воронцовской дороге, к Алуште, и по присоединении к ней высаженных там 22-х тыс. человек резервного корпуса, двинуть к Симферополю, в тыл русской армии. В случае движения русской армии к Симферополю, для прикрытия своих сообщений, лорд Раглан, направясь на Бахчисарай, угрожал бы флангу и тылу. Если же русская армия, оставя Симферополь, сосредоточилась бы у Севастополя, то Канробер двинулся бы против нас на Бахчисарай, а лорд Раглан атаковал бы нас, взойдя на Инкерманские высоты ⁽⁵³⁾.

При обсуждении этого плана действий, в совещании Канробера с Рагланом и Омер-пашою, английский главнокомандующий признал его неудобным, да и сам Канробер, не разделявший убеждений Наполеона, просил об увольнении своем от звания главнокомандующего французскою армией, с назначением на его место генерала Пелисье. Получив согласие Императора, Канробер передал 7-го (19-го) мая начальство над армией генералу Пелисье, а сам принял командование своею прежнею дивизиею ⁽⁵⁴⁾.

На следующий день, новый главнокомандующий отдал приказ, с росписанием армии на три корпуса:

Всего же 111 батальонов, 50 эскадронов, 3 инженерные роты и 23 пешие батареи, в числе под ружьем до 100 тысяч человек ⁽⁵⁵⁾.

Английская армия, получив значительные подкрепления, находилась в следующем составе:

Всего 43 батальона, 24 эскадрона и 10 батарей, в числе 25,000 чел.

Сардинский корпус, под начальством Альфонса де-ла-Мармора, в составе двух пехотных дивизий: Дурандо и Александра де-ла-Мармора, каждая в 10 батальонов, и резервной бригады Жайле, из 5-ти батальонов, одного кавалерийского полка и 6-ти батарей, всего в числе до 15-ти тыс. человек.

Турецкий контингент, под начальством Омера-паши, из 4-х дивизий, в числе 28-ми тыс. человек.

Всего же в Союзной армии, действовавшей в Крыму, было под ружьем до 170-ти тыс. челов. ⁽⁵⁶⁾.

До этого времени, Союзники, владея морем, пользовались своим флотом почти исключительно для доставки к армии подкреплений, артиллерии и припасов, не употребляя его для быстрого передвижения войск на различные пункты морского прибрежья и для нанесения нам вреда в восточной части Крымского полуострова. Но в начале (в половине) мая, с этою целью был составлен корпус, в числе 16-ти тысяч человек, который, сев на суда, 9-го (21-го) мая, в Камыше и Балаклаве, отплыл в ночи с 10-го (22-го) на 11-е
23-е) по направлению к Керченскому проливу ^(*).

Генерал Пелисье тогда же предложил нить направление главной атаки на Севастополь, будучи убежден, что овладение Малаховым курганом должно было иметь решительные последствия. Как, между тем, успех осадных работ против 4-го и 5-го бастионов наиболее угрожал Городской стороне, то наше внимание было преимущественно обращено на оборону правого фланга. Занятие Французами в ночь на 20-е апреля (2-е
мая) контр-апрошей впереди редута Шварца могло доставить им возможность не только устроить ближние демонтир-батареи против этого редута, но и поражать во фланг 4-й бастион и Язоновский редут; а заняв Кладбищенскую высоту, неприятель мог поражать 5~й бастион и правый фас люнета Белкина, а также обстреливать поверх оборонительной линии все выходы из города между 5-м и 6-м бастионами. Таким образом, ослабив оборону правого фланга оборонительной линии, атакующий решился бы с вероятностью успеха штурмовать наши укрепления.

Для противодействия неприятелю, по-видимому, оставалось единственное средство — занять сильно Кладбищенскую высоту, что давало нам средства не только удержать за собою этот важный пункт, но и действовать во фланг ближайшим французским подступам перед редутом Шварца. Высота у кладбища была занята еще зимою отдельными ложементами; но упорная защита ее требовала гораздо большего числа войск, нежели то, которое помещалось в ложементах, и потому генерал Тотлебен предположил заложить параллельно ограде кладбища траншею, длиною около 200 сажен, и соединить ее ходом сообщения с люнетом Белкина. Таким образом имелось в виду соорудить обширный плацдарм, который должен был поддерживаться сильным артиллерийским огнем с оборонительной линии, именно: левый фас его — картечью с люнета Белкина и с правых сторон 5-го бастиона и редута Шварца, а правый фас — с батарей Шемякина. Генерал Хрулев, кроме того, предложил устроить контр-апроши и у Карантинной бухты, к верховью которой примыкал левый фланг французских траншей. По его мнению, надлежало соединить устроенные там нами ложементы траншеею, и, заняв сильно этот пункт закрыто-расположенными войсками,
замедлять ход неприятельских работ ружейным огнем с той местности, которая не обстреливалась с оборонительной линии; впоследствии же он предполагал соединить эти контр-апроши с плацдармом у кладбища.

Князь Горчаков, признавая важность предложенных мер, собрал для решения этого вопроса военный совет, на котором большинство выразилось за необходимость наступательных работ, подававших единственное средство замедлить дальнейшие подступы неприятеля к городу. На основании этого мнения, решено приступить к постройке контр-апрошей впереди 5-го бастиона и у Карантинной бухты, в ночи с 9-го (21-го) на 10-е (22-е) мая.

По расчету, предварительно сделанному начальником инженеров, генералом Тотлебеном, требовалось для работ 2,400 человек и в прикрытие 3,000 человек. Необходимые материалы, 1,000 туров и 3,000 мешков, были собраны у 5-го и 6-го бастионов, где также заготовлялись платформы для предположенных батарей. Ночью с 8-го (20-го) на 9-е (21-е) мая, генерал Тотлебен произвел разбивку проектированных контр-апрошей и указал начальникам частей войск, а равно инженерным и саперным офицерам, назначенным для этой работы, порядок следования войск, расположение их и распределение рабочих.

На основании диспозиции, составленной генерал лейтенантом Хрулевым, по соглашению с генералом Тотлебеном, и утвержденной начальником гарнизона, наблюдение за неприятелем возложено на секреты из охотников от полков Великого Князя Михаила Николаевича (Казанского) и Владимирского, резервных батальонов 13-й дивизии и Черноморского казачьего № 8-го батальона, хорошо знавших тамошнюю местность. На работу же и в прикрытие назначены Подольский и князя Варшавского (Орловский) полки и два батальона Житомирского полка, всего 10 батальонов, в числе 5,500 штыков, под начальством генерал-лейтенанта Хрулева; из них 9 батальонов, под командою генерал-майора (Александра Яковлевича) Адлерберга, должны были заложить контр-апроши у кладбища, а 2-й батальон Житомирского полка — у Карантинной бухты. Работами у кладбища заведывали инженер-штабс-капитаны Небольсин и Тидебель, а работами у Карантинной бухты — командир 3-го саперного батальона полковник Зацепин, коим приданы инженерные офицеры и команды сапер.

С наступлением ночи, 9-го (21-го) мая, войска, назначенные на работу и в прикрытие, выйдя с 6-го бастиона и с батарей Бутакова и Белкина, заняли указанные им жеста и приступили к заложению контр-апрошей, под личным наблюдением генерала Тотлебена. Одновременно с тем, Французы повели подступы к нашим ложементам и, будучи заняты этою работою, не заметили того, что происходило у кладбища и Карантинной бухты. Обе стороны, желая скрыть свои намерения, обменивались лишь изредка гранатами и картечью. Хотя устройство контр-апрошей замедлялось твердостью грунта, однако же наши рабочие, в продолжении короткой майской ночи, успели вырыть рвы на всем протяжении обоих фасов плацдарма и соединить ложементы у Карантинной бухты траншеями, в длину всего до 450 сажен, и уставить их турами, наполненными землею; эти траншеи имели ширину в 4, а глубину — от одного до 3-х фут, вообще же могли, вместе с прежними ложементами, доставить закрытое помещение двум батальонам. При этом, во всю ночь, у нас ранен один из нижних чинов.

Перед рассветом, рабочие и прикрытия их были отведены за оборонительную линию, а вновь заложенные контр-апроши, по распоряжению начальника войск на 1-м отделении, генерал-майора Семякина, заняты 70-ю стрелками ⁽⁵⁷⁾. Утром, французские инженеры были изумлены, заметя, что «Русские, совершив громадные и искусно скрытые работы, соединили свои ложементы и заложили на левом фланге французских подступов обширный укрепленный лагерь, откуда могли производить большие вылазки, не подвергаясь опасности, в случае неудачи, быть преследованными до самого города» ⁽⁵⁸⁾. Тогда же обнаружилось, что неприятель, постоянно тревожимый пальбою из ложементов, устроенных на Кладбищенской высоте, предпринял занять ее, и с этою целью вывел подступ, длиною около 50-ти сажен, по направлению на ложементы близ угла кладбища, обращенного к 5-му бастиону. С обеих сторон был открыт огонь по вновь заложенным работам и продолжалась весьма живая канонада до самого вечера.

Заложение обширного плацдарма на высоте у кладбища угрожало левой французской атаке не только анфилированием ближайших траншей, но и вылазками в тыл их работам значительных сил. Чтобы предупредить такие покушения, генерал Пелисье решился немедленно атаковать наши новые контр-апроши. В продолжении дня 10-го (22-го) мая, инженерное ведомство устроило выходы из траншей к стороне кладбища и приготовило в значительном количестве туры, фашины, земляные мешки и шанцевый инструмент. Для работ в следующую ночь было назначено два отряда саперов и 660 человек пехоты, под общим начальством инженер-капитана Рулье, а для нападения на наши контр-апроши — восемь батальонов, отборные роты 1-го полка Иностранного легиона и три стрелковые роты, под начальством генерала Пате, в числе до 5-ти тысяч человек, поддержанные четырьмя баталионами и несколькими стрелковыми ротами. Войска генерала Пате были разделены на две колонны: правая, составленная из отборных рот Иностранного легиона и двух батальонов 28-го линейного полка, с резервом из одного батальона 18-го линейного полка и двух баталионов гвардейских волтижеров, поддержанных другими двумя батальонами волтижеров, стрелковыми ротами и 80-м линейным полком, под начальством генерала Ла-Мотружа, должна была атаковать контр-апроши у кладбища. Левая же колонна, из трех рот 10-го стрелкового батальона, двух баталионов 2-го полка Иностранного легиона и одного батальона 98-го линейного полка, под начальством генерала Верё, назначена была для атаки ложементов у Карантинной бухты.

В тот же день, 10-го (22-го) мая, вечером, с нашей стороны были собраны, у люнета Белкина и бастиона № 6-го, для работ и прикрытия контр-апрошей, под начальством генерал-лейтенанта Хрулева, те же войска, что и накануне, именно: Подольский и Орловский полки и два Житомирских батальона. Около 9-ти часов, когда они уже готовились выступать на назначенные им места, осадные батареи открыли жестокий прицельный и навесный огонь по 1-му отделению и правой половине 2-го отделения оборонительной линии, и тогда же секреты донесли, что неприятель собирает в траншеях и выводит оттуда значительные силы. Наша артиллерия отвечала неприятельской, причем батареи, фланкировавшие вновь устроенный плацдарм, действовали по местности впереди контр-апрошей и по траншеям, в которых собирались французские резервы.

Между тем, несмотря на сильный огонь осадных батарей, Подольский полк, выйдя из люнета Белкина, приступил к заложению, впереди правого фаса люнета, батареи на 8 полевых орудий, для фланкирования левого фаса плацдарма. Прочие же войска, которым предстояло спускаться от крыто со стороны 6-го бастиона, по отлогости Загородной балки, оставались, в ожидании темноты, до половины 10-го часа, на оборонительной линии. Неприятель, пользуясь тем, занял контр-апроши. Но генерал Хрулев, не дав времени Французам утвердиться в наших траншеях, направил Подольский полк и 2-й и 3-й батальоны князя Варшавского (Орловского) полка, под начальством генерал-майора Адлерберга, на Кладбищенский плацдарм, а два Житомирских батальона и 1-й баталион князя Варшавского полка — на контр-апроши у Карантинной бухты. Подольский полк опрокинул отборные роты Иностранного легиона на 28-й линейный полк, выбил их и французских рабочих из плацдарма и, после упорного, несколько раз возобновленного боя, преследовал неприятеля до его траншеи, нанеся ему значительный урон. Генерал Ла-Мотруж двинул в помощь отступавшим войскам четыре батальона гвардейских волтижеров. Отчаянный рукопашный бой возгорелся под громом нескольких сот орудий обеих сторон, сосредоточивших выстрелы на пространстве впереди 5-го и 6-го бастионов; из множества бомб, пускаемых с обеих сторон, образовался огненный свод, на поле битвы, над го-ловами сражавшихся. В короткое время на 5-м бастионе подбито несколько орудий, а батареи Шемякина ^(**) были принуждены замолчать. Генерал Адлерберг подкрепил Подольцев двумя баталионами Орловского полка, но сам был убит и наши войска, атакованные превосходными силами, потерпев значительный урон, отступили в Загородную балку.

В эту решительную минуту, генерал Тотлебен двинул из люнета Белкина, в помощь отступившим войскам, 4-й батальон Орловского полка, под командою 4-го саперного батальона полковника Гарднера, о чем тогда же известил генерала Хрулева. Полковник Гарднер, выведя баталион вперед, устроил Подольский полк и снова овладел кладбищем; часть этого полка ворвалась в след за опрокинутым неприятелем во французский подступ. Генерал Хрулев, заметя, что оба сражавшиеся полка были значительно ослаблены понесенным ими уроном и предвидя новое нападение Французов на наши контр-апроши, выслал семь рот Углицкого полка, в числе 600 человек, к правому флангу плацдарма и два батальона Минского полка (до 1,000 человек) к исходящему углу его.

Действительно — неприятель, усилясь свежими войсками, около полуночи, опять атаковал контр-апроши. Завязался снова отчаянный штыковой бой, Плацдарм переходил несколько раз из рук в руки. Наши батальоны соперничали между собою в мужестве, в особенности же отличились здесь семь рот Углицкого полка. Французские волтижеры также дрались весьма упорно и потеряли в эту ночь 27 офицеров и до 1,200 нижних чинов. Наконец, после пятичасового, почти непрерывного побоища, незадолго до рассвета, совершенно расстроенные неприятельские войска ушли в свои траншеи, успев занять только часть наших контр-апрошей. Канонада и бомбардирование постепенно стихли, и наши батальоны, несмотря на значительную убыль в рядах и на крайнее утомление, возвратились с песнями на оборонительную линию, оставя на день в плацдарме 250 охотников от Минского полка.

Не менее упорное дело происходило на оконечности нашего правого фланга, у Карантинной бухты. Туда был направлен 2-й батальон Житомирского полка, за коим расположились в резерве 1-й баталион того же полка и 1-й батальон князя Варшавского (Орловского) полка, поставленные в лощине, впереди батарей Шемякина. 2-й Житомирский батальон, найдя контр-апроши у бухты в руках неприятеля, выбил его оттуда штыками. Французы, усилясь свежими войсками, снова заняли контр-апроши, после жестокого рукопашного боя, продолжавшегося целые два часа. Здесь был убит распоряжавший работами, командир 3-го саперного баталиона, полковник Зацепин. Состоявшие в резерве, первые батальоны Житомирского и Орловского полков кинулись вперед на помощь 2-му Житомирскому батальону и вместе с ним атаковали неприятеля. Траншея и ложементы три раза переходили из рук в руки и наконец, около часа пополуночи, были окончательно заняты Французами. Потери наших войск в обоих делах были следующие:

Вообще же у нас выбыло из фронта 2,516 человек. В числе тяжело-раненых был инженер-капитан Небольсин.

Французы понесли следующий урон:

Вообще же у них выбыло из фронта 2,803 человека ⁽⁵⁹⁾.

Результаты этого дела ясно указывали, что устройство контр-апрошей поставляло осаждающего в невыгодное положение, из которого бы мог выдти не иначе, как приступив немедленно к нападению на них, пока обороняющийся еще не успел окончить свои работы. Защита контр-апрошей, весьма слабой профили и занятых позже нежели следовало, стоила дорого нашим войскам; но и неприятель также понес чувствительный урон, и ежели ему удалось овладеть нашею траншеею и ложементами у Карантинной бухты, то причиною тому, кроме значительного превосходства его в числе войск, по всей вероятности, было отдаление оттуда главных распорядителей в этом деле, генералов Хрулева и Тотлебена. Нетрудно было предвидеть, что неприятель, для которого овладение нашими контр-апрошами у кладбища и Карантинной бухты составляло вопрос об успехе его левой атаки, непременно возобновит неудавшееся ему нападение, и потому с нашей стороны надлежало, в следующую же ночь, выслать для защиты плацдарма у кладбища и для отнятия контр-апрошей у бухты такие силы, которые заставили бы неприятеля оставить надежду на успех подобных покушений.

Но, вместо того, князь Горчаков, пораженный понесенным нами уроном, отказался от дальнейшего отстаивания кладбищенских траншей и приказал нарядить туда в следующую ночь только два батальона Житомирского полка, из которых один был назначен для занятия цепью траншеи плацдарма и для продолжения работ, а другой — в резерв. В случае же наступления неприятеля в значительных силах, предписано обоим баталионам отступить ⁽⁶⁰⁾.

Вечером, 11-го (23-го) мая, 3-й и 4-й батальоны Житомирского полка, в числе до 1.000 человек, были выведены вперед из-за люнета Белкина. Один батальон, сменив охотников Минского полка, расположился цепью в траншее плацдарма, а другой стал в ротных колоннах на дне Загородной балки.

Генерал Пелисье, с своей стороны, сделал распоряжение для занятия наших контр-апрошей значительными силами. По его приказанию, это предприятие было поручено генералом Де-Салем Генералу Левальяну, под начальством которого войска, назначенные для нападения на нашу позицию, двинулись по двум направлениям: четыре баталиона, под командою генерала Кустона, должны были занять и удерживать траншею у Карантинной бухты, а шесть баталионов, под начальством генерала Дюваля, были назначены для овладения плацдармом у кладбища. Вместе с войсками были высланы команды саперов, снабженные всеми нужными материалами.

В 9-ть часов вечера, неприятель усилил канонаду по 5-му и 6-му бастионам, а спустя полчаса, колонна Кустона, выйдя из траншей, заняла контр-апроши у бухты и приступила к работе; тогда же двинулись вперед и войска Дюваля: полковник Го (Gault), с двумя батальонами, атаковал левую оконечность плацдарма; другие два баталиона направились с фронта, пятая колонна обошла кладбище справа, а шестая следовала в резерве. Житомирский батальон, подавленный превосходными силами, собрался в Загородной балке и, вместе с стоявшим там другим батальоном, отступил за оборонительную линию, с которой был тотчас открыт сильный ружейный и картечный огонь по неприятелю, занявшему контр-апроши. Французы немедленно приступили к обращению заложенных нами траншей против оборонительной линии и к соединению их ходом сообщений с своею параллелью. Обоюдная канонада продолжалась всю ночь.
Неприятель так мало подвинул свои работы, что несколько рот 14-го линейного полка, оставленные на рассвете в плацдарме, должны были, в продолжении всего следующего дня, укрываться за турами, лёжа на земле, и не могли продолжать работу ⁽⁶¹⁾.

Урон наш, в эту ночь, простирался: убитыми до 110-ти человек, в числе коих было 2 офицера; ранеными и контужеными до 305 челов., и в том числе 6-ти офицеров, всего же у нас выбыло из фронта 415 чел. ⁽⁶²⁾.
Французы потеряли: убитыми 4 офицера и 56 нижних чинов, ранеными 20 офицеров и 382 нижн. чинов и без вести пропавшими 39 нижних чинов, всего же 500 человек ⁽⁶³⁾.

В числе особенно отличившихся при обороне контр-апрошей нашего правого фланга, главнокомандующий с особою похвалою отозвался, кроме главных распорядителей в обоих делах, генералов Хрулева и Тотлебена, о начальнике 1-го отделения генерал-майоре Семякине, начальнике штаба гарнизона генерал-майоре князе Васильчикове, командире 4-го саперного батальона полковнике Гарднере, генерального штаба подполковнике Ростовцеве 1-м и командире 2-го батальона Житомирского полка майоре Романовиче ⁽⁶⁴⁾.

Днем 12-го (24-го) мая был поднят с нашей стороны переговорный флаг и предложено перемирие для уборки тел. Неприятель, во втором часу пополудни« на то изъявил согласие, и в продолжении трех часов действия были прекращены.

Государь Император, получив донесение князя Горчакова о делах 10-го (22-го) и 11-го (23-го) мая, писал ему:
«Отдавая полную справедливость стойкости и храбрости наших войск в деле с 10-го на 11-е число, Я не могу однако же не сожалеть, что оно стоило нам столько дорогой крови и не принесло никакого результата. ибо мы сами очистили окопы и приготовили некоторым образом траншеи для неприятеля»... ⁽⁶⁵⁾.

Занятие Французами контр-апрошей впереди правого фланга нашей оборонительной линии подвинуло вперед работы неприятеля сразу на 250 сажен и приблизило головные части неприятельских траншей на расстояние двухсот сажен от 6-го бастиона. Французы получили возможность распространить свою левую атаку до морского берега и обеспечили себя как от анфиладного действия батарей, которые мы предполагали устроить на этом пункте, так и от вылазок значительных сил в левый фланг и тыл осадных работ своих ⁽⁶⁶⁾.

По занятии наших контр-апрошей у кладбища и Карантинной бухты, Пелисье предпринял овладеть течением речки Черной.

Но прежде изложения дальнейших действий под Севастополем, необходимо перейти к экспедиции Союзников в восточную часть Крымского полуострова.

Примечания

 ^(*) Действия Союзных войск в восточной части Крыма изложены в следующей главе.
 ^(**) Батарей Шемякина было две, построенных в различные периоды обороны Севастополя.