: Материалы  : Лавка : Библиотека : Суворов :

Адъютант!

: Кавалергарды : Сыск : Курьер : Форум

Сайт переехал! Новый адрес - Подробности

Восточная война

1853-1856 годов

Соч. М.И. Богдановича

 

 

Глава XXVI.
Положение войск обеих сторон зимою 1854-1855 г.
Продовольствование. — Госпитали.

(С ноября 1854 по март 1855 года).

Подобно тому, как зимы 1708-го и 1812-го годов, ознаменованных вторжениями Карла XII и Наполеона в Россию, остались в памяти народа, как чрезвычайные по своей стуже — подобно тому и зима 1854-1855 годов была необыкновенно сурова в Крыму, пользующемся теплым климатом. После проливных дождей и слякоти, обычных спутников тамошней осени, в конце декабря выпал глубокий снег и наступили морозы, доходившие до 10° и более по Реомюру; когда же случались оттепели, дороги делались непроходимыми, а траншеи наполнялись жидкою грязью. В таком положении, войска обеих сторон терпели одинаковые бедствия; но на стороне Севастопольского гарнизона было то преимущество, что наши солдаты, по образу своей жизни, могли переносить всевозможные лишения лучше, нежели Французы, уроженцы теплого края, и Англичане, привыкшие к удобствам жизни, о доставлении которых войскам не позаботилось их интендантство. Давно уже Англия не вела сухопутной войны в большом размере, и потому невзгода застигла врасплох британскую армию. Союзники в особенности страдали от недостатка в топливе; разобрав все разоренные деревни и отдельные строения, истребив кругом своих лагерей все растущее, и даже вырыв корни дерев и винограда, они не имели в достаточном количестве дров, не только для того, чтобы разводить бивачные огни, но и для варения пищи. Случалось, что в оледенелых палатках находили утром замерзшими людей, здоровых накануне; из этого можно заключить, какова была участь больных холерою, лихорадкою, горячкою, расстройством желудка (1). В конце декабря (в начале января 1855 года), английская армия считала у себя больных под Севастополем до 8,500 человек. кроме 5,000 отправленных в Скутарийские госпитали, вообще же число больных Англичан простиралось до 14,000. Почти все генералы, штаб-офицеры и большая часть офицеров выбыли из армии, а нижние чины почти совершенно заменены людьми вновь прибывшими из Англии, кои, в свою очередь, заболевали и отправлялись в госпитали, не успев побывать ни разу в огне боя. Во французской армии, начиная с октября по февраль, число больных постепенно увеличивалось: в декабре, из 65,179-ти человек поступило в госпитали 6,340, в числе которых 500 раненых, 500 с отмороженными членами и 352 холерных; из них выздоровело 1,257, умерло 754. В конце января, во французской армии, несмотря на прибытие двух новых дивизий, 7-йи8-й, и на укомплектование прежних, состояло под ружьем только 71,326 человек. Число Англичан, вместе с прибывавшими беспрестанно к ним подкреплениями, не превосходило 15,000 человек; присоединив к тому не сколько тысяч Турок, получим общее число Союзных войск в феврале 1855 года — 90 тысяч человек (2).

Положение, в котором находилась Союзная армия под Севастополем, было нам известно, и потому Государь, в письмах к Меншикову, постоянно настаивал на необходимости не отлагать решительных действий. «Желательно Мне — писал Он 19-го ноября ст. ст. 1854 года, — чтоб геройское усердие всех было в прок и Севастополь спасен. Признаюсь тебе, что, вовсе не слыша и не видя из твоих донесений, в чем состоят твои дальнейшие намерения и что ты предпринять полагаешь. Я невольно должен опасаться, что последнее удобное для нас время уйдет бесплодно». Несколько дней спустя, Император писал: «Из всего, что от тебя получаю, и того, что с других сторон доходит сюда, Я все более убеждаюсь, что план врагов — выигрывать время, претерпеть, доколь не удвоятся их силы всем, что безостановочно к ним посылается, и до собрания всех способов медлить, а потом возобновить, может быть, с удвоенною яростию бомбардировку, а, быть может, и атаку с трех сторон. Успеют ли они в том, один Бог знает! Вопрос: что тут нам делать? Разумеется, это трудно решить, а в особенности Мне здесь, могу только указывать, решение предоставляя тебе. Быть может, что замыслы противников рушатся не только от геройской обороны и усугубленных мер защиты, но и от влияния зимней погоды, от трудности стоянки, от затруднения подвозов и прочего, от времени года происходящего. Это неоспоримо быть может, но не верно. Между тем работы их продолжаются, и ежели беспрепятственно дадим им делать, что хотят, то они возведут скоро крепость против крепости»... (3).

В начале 1855 года, Император Николай писал князю Меншикову: «Сведений новых об отправлениях неприятельских войск нет; все прежние, но к весне, вероятно, будут новые силы отправлять. Вопрос: дойдут ли вовремя и много ли останется в живых прежних войск? Думаю, что настала для них эпоха гибели, ежели погода продержится такая же хотя месяц. Надеюсь, что наши войска не терпят от нее, ибо мы зимы не боимся. Лишь бы удалось хорошо их кормить, и для того не щади ни трудов, ни издержек, дабы непременно люди были сыты вдоволь. Прибавить можно водки; хорошо бы и збитень завести, было б из чего» (4).

Незадолго пред тем, Государь писал князю Меншикову: «Считаю справедливым велеть тебе объявить всем войскам, составляющим другой месяц гарнизон Севастополя, как сухопутным, так и морским, что, в признательность за их беспримерное мужество, усердие и труды в течение сего времени, Я велел им зачесть каждый месяц за год службы, по всем правам и преимуществам. Они это вполне заслуживают; объяви о том на 6-е декабря. Ты скуп представлять к наградам; прошу тебя, дай Мне радость наградить достойных»... (5).

Князь Меншиков сознавался в бедственном положении неприятельской армии... «la gelee fait perir des homes et des chevaux a l’ennemi» (морозы губят у неприятеля людей и лошадей) — писал он военному министру князю Долгорукову, просил о подкреплении его войсками, о присылке пороха, жаловался на дороговизну фуража, на дурное состояние дорог; но отлагал изо дня в день решительные действия. Быть может, что расстройство его собственного здоровья не дозволило ему при обороне Севастополя выказать ту деятельность и энергию которыми он отличался при взятии Анапы и при осаде Варны, и потому сам он просил сперва о присылке ему помощника, а потом об увольнении от должности главнокомандующего Крымскою армией. Прибывший по Высочайшему повелению, вследствие представления князя Меншикова, в Севастополь, на смену генералу Данненбергу, в командование 4-м пехотным корпусом, генерал-адъютант Сакен был назначен, 28-го ноября (10-го декабря), начальником Севастопольского гарнизона, а Нахимов — его помощником, что, впрочем, нисколько не изменило обязанностей, принятых на себя последним с самого начала осады и свято исполненных до последнего дня его славной жизни. Два дня спустя, назначен начальником войск на Корабельной стороне командир 2-й бригады 11-й пехотной дивизии, генерал-майор Заливкин, а начальником всей артиллерии Севастополя — начальник 1-го отделения генерал-майор Тимофеев.

Отделениями оборонительной линии заведывали: 1-м (бастионы № 5 и № 6, редуты Ростиславский и Шварца, и прилежащие батареи) капитан 1-го ранга Зорин; 2-м (бастион № 4, и прилежащие батареи), по прежнему, контр-адмирал Новосильский: 3-м (бастион № 3 с прилежащими к нему батареями) по-прежнему, контр-адмирал Панфилов; 4-м (бастионы Корнилова, № 1 и № 2 с прилежащими батареями) контр-адмирал Истомин, потом капитан 1-го ранга Юрковский, и наконец капитан 1-го ранга Керн.

Что касается до Севастопольского гарнизона, то состав и число его, в продолжении времени от сражения при Инкермане до половины февраля. весьма мало изменились, именно введены в город: 10-й дивизии Томский и Колыванский егерские полки; 11-й дивизии Селенгинский и Якутский пехотные полки с 9-го декабря ст. ст. два месяца стоявшие на Бельбеке) и Камчатский егерский полк; 4-й стрелковый батальон; три роты 4-го саперного батальона и 2-я легкая батарея 10-й артиллерийской бригады, в 8-ми-орудийном составе. Выведен из города 16-й дивизии Углицкий егерский полк. Вообще же, во все это время, гарнизон состоял в числе до 40 тысяч человек сухопутных войск и нескольких тысяч моряков.

Подкрепления нашей Крымской армии, с 24-го октября (5-го ноября) до половины (конца) марта, состояли из пятых и шестых батальонов Волынского, Минского и Украинского полков и 8-й дивизии, которую однако же было приказано оставить у Перекопа, а потом разрешено направить против Евпатории (6). Таким образом эти незначительные подкрепления и люди, вышедшие из госпиталей, едва могли заменить урон. понесенный нашею армией от болезней, вылазок и бомбардирования. Приняв во внимание, что Союзная армия под Севастополем, в начале ноября, считала в рядах не более 65-ти тысяч человек, против которых у нас стояло до 85-ти тысяч, и что неприятели тогда еще не успели построить свои циркум и контр-валационные линии, очевидно, что выгоднейшее время для решительного нападения на Союзников было начало ноября. Если же ненастье и грязь не дозволяли нам атаковать неприятеля, то с наступлением первых морозов, мы могли воспользоваться превосходством нашей армии в численном отношении и расстройством неприятельских войск, в особенности Англичан, которых бедственное положение было нам известно. Но потеря Алминского и Инкерманского сражений побуждала нашего главнокомандующего избегать решительных действий и ограничить деятельность нашей армии вылазками. Начальник Севастопольского гарнизона, барон Остен-Сакен, усилив и участив вылазки, содержавшие неприятеля в беспрестанной тревоге, принял целый ряд полезных мер, имевших целью улучшить положение вверенных ему войск. Определены с точностью правила для уборки и относа раненых на перевязочные пункты, и сформированы особые команды носильщиков. Войска, стоявшие на оборонительной линии, должны были постоянно иметь по 8-ми человек с носилками, наряженных с каждой роты, которым было приказано относить раненых отнюдь не далее ближайших резервов к местам, означенным желтыми флагами. Ближайшим же резервам отделений предписано наряжать ежедневно по 12-ти человек с роты, для дальнейшего относа раненых к местам, означенным красными флагами, где раненые получали первоначальное медицинское пособие, и затем отправлялись на перевязочные пункты. Красные флаги находились в четырех местах, по числу отделений оборонительной линии. Установлены правила для удобного и безостановочного сообщения города с Северною стороною. Уменьшено число вестовых, и вообще сокращен расход людей в командировки. Относительно наряда войск на работы, предписано, отделить части для ночной службы в цепи, и разделив их на две смены, наряжать из прочих одну часть людей на дневную, а другую — на ночную работу. Принимая во внимание близость неприятельских батарей к нашему 2-му отделению, наряжать из войск, занимающих тамошние укрепления, на дневную работу только незначительную часть. Из резерва посылать на работы не более трети людей. Затем назначать на работы в сутки:

 

На 1-м отделении до 2,000 чел.
На 2-м отделении до 1,000 чел.
На 3-м отделении до 2,000 чел.
На 4-м отделении до 2,000 чел.

Из резерва:

На 4-м бастионе 1,000 чел.
На 5-м бастионе 600 чел.

Кроме того, может быть наряжаемо на работы:

В инженерном депо 300 чел.
В артиллерийских мастерских 200 чел.
На прочие наряды 500 чел.
 
Вообще же на все работы в сутки 9,600 чел.
а в одну смену до 5000 чел.

Офицеры должны были находиться при рабочих, которых приказано было наряжать, по возможности, целыми ротами (7).

 


Продовольствование нашей армии в Крыму было сопряжено с чрезвычайными затруднениями, превосходившими даже те, которые встретило наше интендантство при снабжении армии жизненными запасами в кампанию 1812 года. Последняя продолжалась всего шесть месяцев; война же в Крыму длилась в течении почти двух лет, на небольшом пространстве, на краю России, в стране, отделенной от наших прочих областей обширною степью, где дороги осенью и зимою весьма неудобны. В первые девять месяцев 1854 года, когда наших войск в Крыму было так мало, что на главном пункте действий, к сражению на Алме, мы успели собрать только 35 тысяч человек, войска эти продовольствовались провиантом, заготовленным для них, по распоряжению военного министерства, по 1-е июля 1855 года. Хотя, по числу прибывших впоследствии войск. и было заподряжено военным министерством, в Ростове-на-Дону, для сплава Азовским морем в Геническ Еникале, Арабат и Керчь, 118 тыс. четв. муки и 16 тыс. четв. круп, однако же этот провиант мог поступить в магазины не прежде второй половины 1855 года. Равномерно 14 тыс. четв. муки и 53,600 четв. овса, заподряженные в симферопольский, перекопский и керченский магазины, могли туда поступить только лишь в 1855-м и 1856-м годах. Дворянство херсонской губернии, и государственные крестьяне таврической губернии, по приглашению Новороссийского генерал-губернатора пожертвовали в пользу войск: первые 15,500 четв. сухарей, а последние 25,820 четв. ржи, из которой тотчас же были приготовлены сухари, но доставка их к армии, в страшную распутицу последних месяцев 1854 года, встретила большие затруднения.

Вторжение в Крым значительных сил Союзной армии заставило нас двинуть туда часть войск, возвратившихся из Дунайских Княжеств в пределы России. Войска эти на марше получали продовольствие из попутных магазинов в достаточном количестве. Вместе с ними были отправлены из Южной армии две (по другим сведениям — три) полубригады подвижного магазина, нагруженные сухарями и крупою, которые прибыли в Крым в октябре. Кроме того, сделано распоряжение о сформировании для Крымской армии двух новых полубригад, каждая в тысячу подвод, со всеми принадлежностями и подводчиками, от дворянства херсонской и екатеринославской губерний, которое изъявило полную готовность на это пожертвование. Обе полубригады, нагрузившись в Бериславле жизненными припасами, вступили в Крым, в ноябре 1854 года (8). Для занятия в этих полубригадах должностей полубригадных и ротных командиров, были назначены офицеры из Южной армии. Как с одной стороны полковые командиры не охотно расставались с хорошими офицерами, а с другой — сами офицеры дорожили случаем участвовать в военных действиях, то выбор командиров в подвижной магазин был весьма неудачен, что впоследствии подало повод к беспорядкам и злоупотреблениям (9).

Как в исходе октября 1854 года. уже было в Крыму на казенном довольствии до 140 тыс. человек и более 40 тыс. лошадей, то князь Меншиков приказал заготовить на полуострове, чрез чиновников, подрядчиков и покупкою, около 200 тыс. четв. муки, 53,400 четв. сухарей, 64 тыс. четв. круп, до 90 тыс. четв. овса и ячменя, 730 тыс. пудов сена, 20 тыс. пудов соли и 24 тысячи ведер трех-пробного вина. Кроме того, поступило пожертвований: от дворян херсонской губернии 15,500 четверт. и от жителей Таганрога, Ростова и Мариуполя 16,486 четв. сухарей; от государственных крестьян таврической губернии 25,820 четвертей и от разных лиц 500 четв. ржи, 690 четв. овса и ячменя, 3,200 пудов сена, 1028 штук различного скота, и проч.

Но из всех этих поставок, по наступившей распутице, ни одна не была выполнена в срок, а многие вовсе не исполнены.

Главнокомандующий Южною армией, князь Горчаков, желая содействовать исправному продовольствованию войск, действовавших в Крыму, просил, еще в октябре 1854 года, князя Меншикова уведомить: какое требуется пособие от Южной армии в этом отношении? В ответ на сей вызов, князь Меншиков писал, в декабре 1854 года, что для обеспечения продовольствием вверенных ему войск необходимо: во 1-х, заготовить к 1-му марта 1855 года, в Каховке и Перекопе, 100 тыс. четв. муки с пропорциею круп, обратив 40 тыс. четв. муки в сухари, и, во 2-х, усилить в Крыму перевозочные средства, для доставки припасов от Перекопа к местам расположения войск. Князь Горчаков, не найдя возможным поставить в столь короткий срок такое количество припасов, особенно по затруднительности в перемоле зернового хлеба и приготовлении сухарей, обратился, по предложению генерала Затлера, к инспектору ной кавалерии, графу Никитину, и просил его уступить помянутый провиант из округов военных поселений; но граф Никитин нашел возможным поставить от военных поселений только половину требуемого количества запасов, да и то не до Перекопа или в Каховку, а лишь до Бериславля. Это заставило князя Горчакова сделать распоряжение о заготовке чрез комиссионеров, по ценам, утвержденным губернаторами, в Бериславле, Каховке, Казацком, Перекопе и Алешках, 85-ти тыс. четв. муки, 25-ти тыс. четв. сухарей и 10,375 четв, круп, для того, чтобы войска, направляемые из Южной армии в Крым, могли пополнять провиант, израсходованный ими на марше, и вступить на полуостров с полным количеством положенных припасов. Сухари приготовлялись у жителей в окрестностях Бериславля, с платою им за сушку и доставку сухарей в магазины по 73 коп. от четверти. Кроме того в Николаеве заготовлялись 40 тыс. четв. муки и солонина.

Для усиления же перевозочных средств Крымской армии, князь Горчаков отправил к ней еще две полубригады паро-конных подвод, собранных от жителей херсонской и екатеринославской губерний, а по распоряжению самого князя Меншикова, сформирован средствами полуострова вьючный магазин в тысячу лошадей. Таким образом в Крыму, в начале ноября, образовался подвижной магазин, в 5 тысяч подвод и тысячу вьюков; а при Южной армии остались только четыре полубригады, сформированные от бессарабских жителей в 1853 году, и две роты из подвижного магазина, сформированного в 1854 году, всего же до 4,500 подвод.

Наконец от жителей курской, воронежской, харьковской и екатеринославской губерний, по распоряжению генерал-адъютанта Анненкова, должно было поступить по раскладке: 278 тыс. четв. суха рей, 28 тыс. четв. муки, 60 тыс. четв. круп и 230 тыс. четв. овса или ячменя.

Вообще же, в половине марта 1855 года, с принятием начальства над войсками в Крыму князем Горчаковым, ожидалось, за исключением израсходованного к этому времени провианта:

Муки и сухарей в равной пропорции — 648,000 четв.
Круп — 117,600 четв.
На лицо же было всего: муки и сухарей 109,000 четвертей, а за удовлетворением войск по 1-е мая 61,000 четв., т.е. едва на один месяц.

Остальное же количество свозилось постепенно и поступало в магазины гораздо позже. Из числа 197,000 четв. провианта, заготовленного по распоряжению военного министерства, доставлено в Крым только 3,305 четв. Комиссионеры окончили порученные им поставки частью в мае, частью в продолжении лета и в октябре; а хлеб, собираемый по реквизиции генерала Анненкова, к 1-му мая 1855 года только лишь свозился на сборные пункты губерний, а в Ярошек и Аэрчи (пункты вне полуострова) доставлен окончательно в сентябре (10). Дальнейшая же перевозка провианта к местам расположения войск, в глубокую осень, представляла чрезвычайные затруднения. На всем протяжении от Перекопа до Севастополя дороги были до того испорчены, что курьеры не редко ехали шагом, с остановками на пути. Пирогов, на курьерских, употребил на проезд 72-х-верстного расстояния, от Симферополя до Севастополя, более полуторы суток. Обоз с провиантом, высланный из Перекопа 17-го декабря, прибыл в Симферополь 21-го января, следовательно, прошел 134 версты в 34 дня, т.е. кругом по 4 версты в сутки (11).

Еще большие трудности представляли добывание и доставка к войскам фуража, при значительном числе кавалерии, введенной на полуостров. Годовая потребность фуража для войск, сосредоточенных в марте 1855 года в Крыму, на 68 тысяч строевых и 30 тысяч подъемных лошадей, составляла: 1,400,000 четвертей овса, 11,520,000 пудов сена и 1,840,000 пудов соломы. На лицо же на всем полу-острове тогда оказалось всего 2,800,000 пудов продажного сена, что покрывало только двухмесячную с небольшим потребность войск, а, между тем, до появления подножного корма оставалось еще полтора месяца, а до нового сена — до трех месяцев. К тому же, имевшееся в виду сено было раскинуто в расстоянии ста и более верст от расположения войск.

Для своза провианта, фуража и других жизненных припасов, а также дров (128,000 саж.), полагая, что провиант и зерновой фураж будут привозиться из мест, лежащих от театра военных действий в расстоянии 500 верст, 80 и дрова — за 85 верст, необходимо было, чтобы, в течении 8-ми месяцев, когда по свойству дорог подвозы возможны, находилось в постоянном движении не менее 182,600 подвод; а как в подвижном магазине было их только 7,000, то остальные 125.600 подвод должны были доставить жители, что было весьма обременительно для всех губерний. прилежащих к театру войны.

Такие поставки усложнялись скудостью перевозочных средств на театре войны. В 1848 году на Крымском полуострове считалось лошадей 54 тысячи и рогатого скота 158 тыс. штук, а за исключением из числа последних коров и телят, примерно 5, оставалось волов, годных для перевозки тяжестей, не более 80-ти тыс. или 15 тыс. подвод. А как с начала войны до марта 1855 года, от закупки волов на мясные порции войскам, уменьшилось в Крыму число рогатого скота на ⅔ то можно было рассчитывать только на 25 или 80 тыс. конных и воловых подвод, тем более, что годовая пропорция мяса для армии превосходила числительность всего рогатого скота, находившегося до войны на полуострове.

Затруднительность добывания фуража покупкою заставила полки легкой резервной кавалерийской дивизии продовольствовать лошадей посредством фуражировок; войска 6-го корпуса, расположенные под Севастополем, обратились к тому же способу. Следствием того было оставление своих жилищ всеми жителями евпаторийского брав с собою скот и все, что успели увезти из движимого имущества, укрылись в Евпатории. В деревнях не осталось ни одной души, а посылаемые на фуражировку части войск, хозяйничая по собственному произволу, забирали все, что могли, и, как обыкновенно бывает, не редко брали вдвое и втрое более действительной потребности. По прибытии в Крым князя Горчакова, сделано было распоряжение об описании имущества в оставленных жителями селениях, но к тому времени в них уже почти ничего не было и всего собрано: муки 490 четв., ячменя 8,700 четв. И сена 2,000 пудов. По прибытии в Крым князя Горчакова, главное внимание его по продовольственной части было обращено на два предмета, состоявшие в тесной связи между собою: 1) скудость перевозочных средств и 2) дороговизну сена. (Для войск были утверждены цены на сено: расположенным в Севастополе за пуд 1 р. 60 к., а находившимся в окрестностях 1 р. 30 к.). Для устранения, по возможности, этих неудобств, были сделаны следующие распоряжения: во 1-х, отдан приказ, чтобы войска, коим предоставлялось самим приобретать волов для мясных порций, отнюдь не покупали их на полуострове, а лишь вне Крыма; во 2-х, как главная причина дороговизны сена заключалась в недостатке перевозочных средств, то предписано полкам завести повозки, (на что им отпущены деньги), с тем, чтобы в эти повозки впрягать порционных волов и на них подвозить сено, а волов на пути кормить травою. Тогда же пони-жены цены на сено, так, что чрез это распоряжение сделано экономии в течении 1855 года до 7-ми милл. рубл. В 3-х, поручено генерал-адъютанту Анненкову, в северных уездах таврической губернии, пригласить помещиков, государственных крестьян и колонистов усилить сенокошение, вызвав работников из других губерний, и войти в соглашение с землевладельцами об уступке ими в пользу войск сенокосных полей и лугов, и уборке сена, как собственными их средствами, так и наемными косцами, имея при том в виду, чтобы пуд заготовленного таким образом сена обошелся на месте казне не дороже 25-ти или 30-ти копеек. Но и этот способ добывания сена мог доставить только часть необходимого количества.

Выше уже сказано, что годовая потребность сена для войск, находившихся на полуострове в 1855 году, простиралась до 11-ти миллионов пудов. По доставленным же гражданским управлением в интендантство сведениям, владельцы земель таврической губернии могли приготовить сено не прежде конца сентября, т.е. когда уже не было бы подножного корма и когда, со дня на день, надлежало ожидать распутицы; да к тому же, вместо 11-ти милл. пудов, имелось в виду накошенного помещиками сена менее 2-х милл. пудов, из коих, за отдаленностью и бездорожьем, войска, сосредоточенные около Севастополя, могли получить не более 433 тыс. пудов (12).

Так рушилось дело, на котором основывались все расчеты о снабжении фуражом войск, сосредоточенных в окрестностях Севастополя. Но, несмотря на то, войска в последующее время не встретили недостатка в сене, и при том (чему не встречаем примера ни в одной из прежних войн) оно было доставляемо интендантством, по ценам, дешевейшим тех, по которым полки отказались сами продовольствовать лошадей (*).

Заметим, что для облегчения перевозки сена и соломы из южных губерний в Крым, были изыскиваемы различные средства; но все они оказались на опыте недостаточными, либо неприменимыми к делу. Так, военный министр князь Долгоруков представил на Высочайшее усмотрение обзор различных прессов для сжимания в тюки сена и соломы, из коих русский плотничный пресс был признан самым удобным, и потому Император Николай Павлович соизволил на передачу модели этого пресса новороссийскому и бессарабскому генерал-губернатору графу Строгонову, для введения прессов и употребления их при перевозке сена и соломы. Подобный способ транспортировки фуража действительно принес пользу при ведении войны Англичанами на Пиренейском полуострове, но может быть выгоден только при перевозках водою или по железной дороге, а не на крестьянских телегах, потому что прессы уменьшают только объем, не облегчая тяжести. На паро-воловую подводу нельзя грузить более 35-ти пудов, и громоздкость сена не препятствует помещать на телегу такое его количество, а большего пара во лов не свезет. Прессованное сено подвергается меньшей раструске; но его, как и непрессованного, нельзя перевозить на значительных расстояниях без подножного корма, потому что, полагая на пару волов по 1 ½ пуда сена в сутки с грузом и на обратный путь порожняком, они съедят весь нагруженный фураж в 11 переходов, к тому же, сено никогда не собирается на одном месте в большом количестве, и потому, при введении прессов, пришлось бы беспрестанно перевозить и устанавливать их на лугах и полях; а для перевозки каждого пресса потребовалось бы до 12-ти и более подвод, на которых с большею пользою можно перевезти 400 пудов сена. Все это заставило отказаться от употребления прессов (13).

Ежели интендантская часть Крымской армии, по свидетельству участников последней Восточной войны, была весьма удовлетворительна, в отношении к снабжению войск провиантом и фуражом, то призрение больных и раненых, напротив того, заставляло желать многого. Само собою разумеется, что порицания, коим подвергалась в то время наша госпитальная часть, были отчасти основаны не на всестороннем обсуждении всех обстоятельств, оказывавших на нее могучее, неотразимое влияние, а на слухах и толках, ходивших в публике, незнакомой с существом дела. Поэтому беспристрастное изложение средств, состоявших в распоряжении медицинского начальства, и употребления их, может послужить к раскрытию истины.

Мы уже видели, что высадка Союзников в Крым застигла нас как бы врасплох: Севастополь, главный пункт полуострова, был почти совершенно беззащитен с сухого пути; войск у нас там было мало. Сообразно с тем, мы имели в Крыму военные госпитали только в Севастополе, Симферополе, Феодосии, Керчи и Перекопе, всего на 1,950 кроватей, да, сверх того, в симферопольской городской больнице могло быть помещено до ста больных. Присоединив к тому запасные средства госпиталей и лазаретный материал войск, мы едва могли призреть 8,000 больных (14).

В сражении на. Алме мы потеряли ранеными и контужеными более 3-х тысяч человек, и как несколько сот из них остались на поле сражения, откуда были перевезены на французском пароходе в Одессу, то можно считать безошибочно число раненых, перевезенных в крымские госпитали, в 2,500. Все они, а равно и больные, лежавшие в Севастополе, еще до первого бомбардирования 5-го (17-го) октября, были отправлены в Симферополь и Бахчисарай, где скопилось до 4-х тысяч больных и раненых. Все это делалось наскоро, сообразно с имевшимися весьма скудными средствами.

Не было достаточно ни помещения, ни кроватей, которые не успели заготовить; на месте же приобрести их нельзя было и думать, потому что жители — Татары кроватей не употребляют. Не доставало ни белья, ни даже необходимой для больных пищи. Человек на триста, большею частью раненых, приходилось по одному врачу, а в лекарствах и перевязочных припасах уже и в то время оказывался недостаток (15).

Главнокомандующий Южною армией, получив в октябре сведение об истощении в Крыму перевязочных припасов, предписал тогда же кременчугской комиссариатской комиссии отправить в Перекоп и Херсон 180 тыс. аршин бинтов, 52 тысячи арш. компрессов и 250 пудов ветоши; но эти припасы, высланные в глубокую осень, прибыли в Крым после прибытия подкреплений из Южной армии и сражений при Балаклаве и Инкермане, т.е. уже тогда, когда потребность в госпитальных средствах увеличилась примерно в пять раз.

Войска двигались из Южной армии в Крым, частью в страшную распутицу, частью в морозы, сопровождаемые метелями и вьюгами, и в продолжении похода помещались на ночлег в тесных избах, где не могли иметь нужного отдыха. По прибытии же в окрестности Севастополя, когда наступила ненастная и холодная погода, солдаты устраивали для своего жилья шалаши из хворосту и соломы, а в степных местах стояли на бивуаках, частью же толпились в оставленных жителями татарских селениях. Севастопольский гарнизон, в продолжении всей осени и зимы, располагался на бастионах и батареях, имея вблизи сборные избы, либо в казармах. В таких обстоятельствах. болезни в войсках с каждым днем развивались и усиливались.

Между тем, в октябре, последовали бомбардирование Севастополя и сражения при Балаклаве и Инкермане, значительно умножившие число раненых. В начале ноября 1854 года. из показываемых по спискам 1269323-х строевых нижних чинов, кроме оставленных в госпиталях Южной армии около 6,000 человек, состояло в госпиталях и лазаретах Крымской армии более 21-й тысячи человек, всего же 27.244 чел., в числе коих раненых 10.553, не считая легко-раненых, остававшихся на службе при войсках (16).

Бомбардирование в начале (в половине) октября, нанеся огромные повреждения Сухопутному госпиталю, расположенному между 5-м и 6-м бастионами, и Морскому госпиталю, на Корабельной, заставило нас переместить наскоро больных и раненых на Северную сторону: в провиантские магазины, на Михайловскую батарею и в бараки. Легко вообразить, как тягостна была такая переноска для трудно-больных и для раненых, которых, за недостатком рук и средств, не успевали перевязать надлежащим образом. Медицинской администрации при сухопутных госпиталях не было никакой, и каждый врач поневоле становился оператором (17).

Сражение при Инкермане, в котором наши войска понесли огромный урон, поставило нашу медицинскую часть в безвыходное положение. Когда происходило это сражение, тогда ни в севастопольских, ни в симферопольских госпиталях уже не было ни одного свободного места. А, между тем, в день 24-го октября (5-го ноября) было наших раненых и контуженых до 6,600 человек, и если бы многие из них не остались во фронте, то их некуда было бы девать. Несколько дней после Инкерманского сражения, Севастополь был буквально наполнен ранеными, которые оставались не только без перевязки, но даже без крова и пищи, несмотря на все усилия начальства. Чтобы удалить эту массу раненых и больных от осажденного города, решено было отправить их в Симферополь, единственный большой город на всей линии сообщения Крымской армии с остальною Россиею. Еще в половине (в конце) сентября, после сражения при Алме, было предписано военному губернатору города Симферополя, графу Адлербергу, приготовить помещение не менее как для 6,000 раненых. Само собою разумеется, что неотлагательное исполнение такого приказания в городе, населенном всего 18-ю тысячами жителей, оказалось невозможным. Когда же, после сражения при Инкермане, многие из симферопольских жителей успели оставить город и когда были очищены многие из публичных зданий, тогда целая половина Симферополя обратилась в громадный госпиталь, переполненный ранеными и больными: число первых впоследствии доходило до 18-ти тысяч, а больных к марту 1855 года набралось до 9-ти тысяч. Но и там, по недостатку медицинских средств, больные находились в бедственном положении. Нередко приходилось им, по прибытии в Симферополь, проводить на повозке полдня и более; затем, не снимая с них окровавленного платья, их укладывали, за неимением постелей, на полу, на рогожи, или на солому. Госпитальная прислуга была крайне плоха. Из тысячи служителей, постоянных было не более ста: остальные же назначались временно из выздоровевших, либо из музыкантов, и сменялись, еще не успев привыкнуть к госпитальной службе (18).

Недостаток в местах для помещения больных и раненых заставил тогда же приступить к перевозке их из Симферополя в Херсон, немецкие колонии, Карасубазар и Феодосию. Состоявший при войсках подвижной госпиталь был сильно расстроен от долгого похода, и потому отправляли больных на повозках подвижного магазина. возвращавшихся из Севастополя, стараясь высылать их небольшими частями, чтобы доставить перевозимым людям на ночлегах укрытие. Но как погода стояла ненастная, то телеги вязли в грязи по самые ступицы и больные по целым часам оставались под проливным дождем. Зимою, когда люди были хорошо одеты, перевозка исполнялась удобнее и смертность уменьшилась; но за то больные иногда отмораживали себе ноги. В конце 1854 года, по случаю сильных морозов, транспортировка больных была приостановлена, но потом, когда из военных поселений прислали полушубки, она продолжалась прежним порядком, и в четыре месяца, с 1-го ноября 1854 года по 1-е марта 1855 года, вывезено из севастопольских и симферопольских госпиталей около 15,000 человек. В числе их было отправлено более 3-х тысяч раненых в немецкие колонии и селения государственных крестьян мелитопольского и бердянского уездов, которые, приняв больных на свое попечение, перевезли их к себе, большею частью безвозмездно, в собственных крытых повозках, и снабжали их теплою одеждою. Нагайские Татары также оказали большие услуги войскам, перевозя на своих подводах раненых и больных в северные уезды таврической губернии. К сожалению, транспортировка этих страдальцев, производившаяся всеми возможными способами, но без всякой системы, не достигала своей цели. «Этапов не было вначале устроено, а дурные дороги и неудобные подводы, недостаток медиков и фельдшеров, перевязочных материалов, медикаментов и хирургических инструментов, наконец теплой одежды и пищеварительных котлов, производили разрушительное влияние на здоровье страждущих, в особенности при перевозке их в глубокую осень и зиму. Бывали даже случаи, что десятая часть перевозимых умирала в пути, делаясь жертвою страшных лишений и беспорядков, что следует отнести отчасти и к небрежению военного начальства о сбережении здоровья нижних чинов. С ноября 1854 года, по март 1855, многие транспорты прибыли из Севастополя и Симферополя в чрезвычайном беспорядке, без медиков, фельдшеров и необходимых медицинских средств; в особенности замечателен в этом отношении транспорт, высланный 29-го октября из симферопольского госпиталя в немецкие колонии мелитопольского уезда. в числе более 1.500 раненых. В транспорте этом, отправленном без осмотра врачей, по назначению одних фельдшеров, оказались весьма тяжело-раненые, без зимней одежды и обуви, в окровавленных шинелях и рубашках, и даже с пулями в членах, которых нельзя было вынуть, по неимению хирургических инструментов. Этот транспорт, испытав всевозможные бедствия, прибыл по назначению 7-го ноября; однако необходимые операции произведены раненым уже в конце декабря» (19).
После этого весьма понятно, почему Союзники, отправляя своих больных и раненых морем в Константинополь, теряли менее людей, нежели мы, будучи принуждены перевозить больных на тряских телегах по дурным дорогам.

Но как ни мрачна картина бедствий, разразившихся над нашими страдальцами, как ни естественно чувство негодования на подобные беспорядки, можем ли мы кого-либо винить в том? Мы уже видели, что и военное, и медицинское управление, застигнутые неожиданно неприятельскою высадкою, на всяком шагу должны были бороться с препятствиями и недостатками. Военное начальство, после потери сражения на Алме, было озабочено участью флота, не имевшего возможности противиться грозной Союзной армаде, и защитою города, почти совершенно открытого. Затем наступило бомбардирование, которому до того времени не было примера. Уже тысячи раненых наполняли Севастополь, когда последовало сражение при Инкермане и число требовавших помощи утроилось, между тем как неприятель ежеминутно угрожал городу штурмом. В таких обстоятельствах, что мог сделать главнокомандующий? Что могла сделать медицинская часть, при недостатке врачей, хирургических инструментов, госпитальных средств, лекарств и хорошей прислуги? Да ежели бы все это и было в довольном количестве, то что можно было сделать при ужасном столплении больных и раненых, замедлявшем благоприятный исход лечения и порождавшем повальные болезни? Подобные бедствия, в большем или меньшем размере, случались во все войны, и чтобы предупредить их в будущности, необходимо в мирное время приискать средства к святому делу — призрения воинов. При наступлении же войны, эти средства должны быть готовы т достаточном — изобильном, если возможно — количестве; в противном случае. все меры, принятые для облегчения участи раненых и больных, будут неудовлетворительны.

Так, в Восточную войну 1853 — 1856 годов, когда, при первом зловещем слухе о тяжком положении наших раненых, вся Россия выказала готовность оказать им посильную помощь, когда ежеминутно посылались в Крым пожертвования, от щедрых даров Августейшего Дома до лепты бедной вдовицы, всего этого оказалось недостаточно для совершенного удовлетворения нужд наших воинов, истерзанных при защите родного края. Тем не менее однако же было сделано все возможное, чтобы облегчить их участь. Везде. во всяком кружке общества, трудились женщины, приготовляя корпию, бинты и холст для военных госпиталей. Покойная Императрица Александра Феодоровна прислала в Севастополь из своих имений значительное количество разных вин. Великий Князь Константин Николаевич составил особый комитет для сбора пожертвований, назначенных преимущественно для моряков, первых защитников Севастополя. Отправленные в Крым Его Высочеством надежные чиновники не только снабжали страдальцев деньгами, но и заботились о доставлении им хорошего присмотра, пищи, вина, табаку и проч. Великие Князья Николай и Михаил Николаевичи, будучи свидетелями доблестных подвигов нашего воинства, разделяя труды и опасности с защитниками Севастополя, оказывали щедрую помощь раненым. Тогда же флигель-адъютанты и другие лица, по поручению самого Государя, раздавали деньги раненым сухопутного ведомства, что конечно, по большому числу нуждавшихся в помощи, представляло большие затруднения и могло быть успешно лишь благодаря усердию исполнителей Высочайшей воли.
По словам одного из свидетелей обороны Севастополя — «Особенно высокие подвиги в деле при-зрения больных оказала Великая Княгиня Елена Павловна. ее деятельное, энергическое покровительство дало уходу за ними надлежащую организацию и определенный характер, преимущественно выразившиеся в образовании Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Впоследствии, по указанию Государыни Цесаревны, ныне Государыни Императрицы Марии Александровны, учреждена другая, такая же община, действовавшая вне Севастополя. Но еще до того, Государыня Цесаревна отправила в Крым особую комиссию, из графов Виельгорского, Палена и Остен-Сакена, снабженную значительными средствами, на которую было возложено дать делу призрения раненых наиболее благотворное направление и сделать для всей армии то, что с самого начала с таким успехом было достигнуто для морского ведомства. Только в дышащем любовью к человечеству сердце могли зародиться высокие благотворные цели, начертанные в правилах для руководства комиссии. Не ограничиваясь улучшением быта страждущих в материальном отношении, удовлетворяя всем требованиям медицины и гигиены, комиссия, по мысли Императрицы, должна была, сообща с сестрами милосердия, как бы заменять собою Провидение для больных и раненых воинов. ее члены были обязаны доставлять нравственную поддержку и утешение изувеченным и умирающим, выслушивать их завещания и просьбы, с участием расспрашивать об их семейных обстоятельствах и поселять в них уверенность, что близкие их сердцу родные — будь это покинутая мать, осиротевшие дети, брат или сестра, либо наконец дряхлые беспомощные родители, потерявшие последнюю опору — ни в чем не будут нуждаться после их смерти» (20).

Участие женщин всех сословий общества в призрении раненых, с самого начала осады Севастополя, было благотворно. Все жительницы города изъявили готовность посвятить себя служению и помощи страждущим; а с образованием Крестовоздвиженской общины уход за больными получил широкое развитие. Вообще деятельность этих женщин выше всякой похвалы. Их заботы не только облегчали материальное положение больных и страдания раненых при операциях, но и ободряли их нравственно своим теплым участием и ласковым обращением. «Только очевидец мог составить себе верное понятие о самоотвержении и героизме этих женщин — говорит Гюббенет, — С редким мужеством переносили они не только тяжкие труды и лишения, но и явные опасности. они выдержали бомбардирование с геройством, которое сделало бы честь любому солдату. На перевязочных пунктах и в госпитале они делали перевязки раненым, не трогаясь с места, несмотря на то, что бомбы, то и дело, летали кругом их и наносили присутствующим тяжелые раны. Еще более удивления достойны многие из них (Барщевская, Мещерская и другие), с истинно христианской любовью помогавшие врачам при самых трудных операциях, перевязывавшие кровоточащие сосуды с величайшим хладнокровием и вообще подававшие больным всякого рода помощь» (21).

Одновременно с проявлением всеобщего теплого участия в судьбе раненых, профессоры Петербургской Медико-Хирургической академии Пирогов и Киевского университета Св. Владимира Гюббенет изъявили готовность ехать в Крым, для подания помощи страждущим воинам. Оба они отправились туда в сопровождении нескольких молодых врачей, большею частью своих слушателей. Первому из них, по желанию Великой Княгини Елены Павловны. были подчинены сестры Крестовоздвиженского общества. Прибыв в Севастополь в первой (во второй) половине ноября. Пирогов тотчас приступил к устройству хирургической части и принял меры для устранения ошибок и недосмотров в деле призрения больных и раненых. Как число врачей было крайней недостаточно (**), то со стороны правительства последовал вызов на службу русским и — посредством посольств — иностранным врачам. В 1854 и 1855 годах поступило в Крымскую армию всего около 300 своих и 114 немцев и американцев; но иностранцы, по незнанию ими русского языка, не могли принести большой пользы. Решено было также приступить к ускоренному выпуску врачей из Медико-Хирургической академии и университетов, еще до окончания ими курса наук, и таким образом выпущено и отправлено в армию до 700 человек. Но и эта мера оказалась неудовлетворительною. Молодые люди, непривычные к чрезвычайным трудам и лишениям, почти все переболели тифом. Вообще смертность между врачами была значительна: из 2,840 человек, находившихся при армиях, в продолжении войны умерло 854, т.е. 1/8 часть, и в том числе убито только 5. Из 3,759 фельдшеров и фельдшерских учеников выбыла умершими и больными почти половина (22).

Медицинское управление имело во главе генерал-штаб-доктора армии Шрейбера; профессор Пирогов принял на себя инспектирование госпиталей в Крыму и общий надзор за хирургическою частью, а профессор Гюббенет, тотчас по прибытии в Севастополь, отправился на Южную сторону, на главный перевязочный пункт, тогда находившийся в доме дворянского собрания. Медицинская часть морского ведомства имела свое особое управление, и главный перевязочный пункт состоял в руках морских врачей, в ведении медицинского инспектора Рождественского.

Как по мнению профессора Гюббенета, поддержанному и Пироговым, здание дворянского собрания, от продолжительного в нем помещения раненых, оказалось весьма неблагоприятно в гигиеническом отношении, то главный перевязочный пункт был переведен в дома у Артиллерийской бухты, а для гангренозных и безнадежных раненых отведен так называемый Екатерининский дворец; на Корабельной же главный перевязочный пункт находился в морских казармах (23).

В начале (в половине) марта 1855 года, из числившихся по спискам 148,789 нижних чинов Крымской армии, находилось в госпиталях и лазаретах около 32-х тысяч человек, из коих раненых было 8,902 (24).

В таком положении находилась госпитальная часть во время принятия начальства над войсками в Крыму князем Горчаковым.

 

 


Примечания

 (*) Распоряжения интендантства, по принятии князем Горчаковым начальства над войсками в Крыму, изложены впоследствии.
 (**) Так, наприм., на Корабельной, в январе 1855 года, при госпитале с 1,500 больными было всего 8 врачей, из коих 2 вскоре заболели тифом.

 


Кругом марш!

Вперед!
Содержание
© 2003 Адъютант! При использовании представленных здесь материалов ссылка на источник обязательна.

 

Площадка предоставлена компанией СЦПС Рейтинг@Mail.ru