Кавалергарды в царствование Александра I

Часть II

раф Василий Васильевич Левашов

1783-1848

сын действительного тайного советника и обер-егермейстера Василия Ивановича Левашова. Тайный советник не был женат, но имел внебрачных детей, "воспитанников". Желая дать им права дворянства и передать фамилию, он в сентябре 1797 г. подал императору Павлу I об этом прошение. В следующем году детям его пожаловано было дворянское достоинство с фамилией Левашовых.

В 1799 г. 16-летний Василий Левашов поступил на службу губернским регистратором в канцелярию с.-петербургского военного губернатора графа Палена и здесь 10 октября следующего года произведен в коллежские асессоры. На службе в канцелярии Левашов оставался недолго, но и это позднее подавало повод говорить о нем, что он начал свою служебную деятельность в "полицейских драгунах". 13 марта 1801 г. он был переименован в майоры с назначением в Лейб-Кирасирский полк, из которого 13 декабря 1802 г. был переведен штабс-ротмистром в Кавалергардский. Василий участвовал во всех походах и войнах против Наполеона, кончая Отечественной войной и взятием Парижа. В 1805 г. он отличился при Аустерлице и получил орден св. Анны 3-й ст., а в кампанию 1806- 1807 гг. произведен в ротмистры.

Во время тильзитского свидания императоров Левашов командовал тем полуэскадроном кавалергардов, который составлял конвой императора Александра 1.13 июня 1807 г. от цесаревича было прислано к полковому командиру Де-Прера-довичу приказание, "чтобы завтрашнего числа поутру, в 11 часов, был у квартиры государя императора полуэскадрон Кавалергардского полка во всевозможной чистоте; оный полуэскадрон будет употреблен для конвоя". Это почетное назначение не обошлось для него без неприятности; в приказе по полку 14 июня было объявлено: "Г. ротмистру Левашову делается выговор за то, что сего числа, во время парада и когда дело шло довольно о важном, и при лице самого государя императора, гг. офицеры сошли с лошадей, и он не умел их опять посадить, и ежели впредь не будет уметь довести своих подчиненных до надлежащего послушания, то отказано будет от командования эскадроном".

При Бородине, когда при начале атаки кавалергардов барон Левенвольде был убит, Левашов, уже в чине полковника, принял командование полком и довершил вместе с Конной гвардией ту атаку, которая решила участь боя; в этом бою он заслужил орден св. Георгия 4-й ст. Левенштерн с большой похвалой отзывается о действиях Левашова под Бородином. "Полковник Левашов, - пишет он, - принял командование Кавалергардским полком. Я видел его в самый критический момент, когда, сопровождаемый несколькими трубачами, он старался собрать свой полк, который был совершенно рассеян; ему это удалось благодаря выказанному им хладнокровию и уменью".

26 декабря он был произведен в генерал-майоры и вскоре затем назначен командующим 6-й кирасирской бригадой, а 10 сентября 1813 г. назначен шефом Новгородского кирасирского полка и бригадным командиром.

По возвращении в Россию войск в апреле 1815 г. Левашов был назначен командиром Лейб-Гусаре ко го полка. Гусары стояли в Павловске, любимом местопребывании вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и государыня очень была расположена к Левашову. В письмах к великому князю Николаю Павловичу она не раз о нем упоминает, иногда при этом называет его особым шутливым именем "усеньки кой черненьки>>, ввиду, конечно, того, что усы тогда носить могли одни только гусары. Свое благоволение государыня выразила Левашову и официально. 26 апреля в приказе по гв. корпусу было объявлено: "Государыне императрице Марии Федоровне угодно было объявить, что, быв в г. Павловске, узнала от всех вообще жителей, что нижние чины Гусарского полка примерным поведением своим и ласковым обращением с жителями г. Павловска заслуживают общее уважение... отдается притом полная справедливость старанию и попечению г. генерал-майора Левашова в доведении полка до такой исправности, в чем государыня Мария Федоровна объявить изволила высочайшее свое благоволение".

Однако в отношении к сослуживцам и подчиненным Левашов не скрывал неприятных свойств своего характера. По словам А. В. Кочубея, служившего под его начальством в лейб-гусарах, офицеры особенно не любили его за чванство и фанфаронство. "Надо правду сказать, - пишет Кочубей, - что Левашов, кроме того, что был весьма неприятный начальник, был пренесносный человек; он сохранял старые замашки фанфаронства, которым отличался при Александре I весь Кавалергардский полк. Сам он весьма плохо знал службу, а занимался мелкими эскадронными учениями; надо сказать правду, он был ловкий кавалерист. Человек он был вообще не глупый, но пустой и имел слабость считать себя большим стратегиком". Офицеры не любили его и за пороки. Он был "своекорыстен и вытягивал из полка всевозможные доходы, в особенности от обмундировки и фуража. Левашов был жесток с нижними чинами: многих солдат и унтер-офицеров вогнал в чахотку, беспощадно наказывая их фухтелями".

В 1817 г. Левашов был пожалован в генерал-адъютанты, а 17 июля 1818 г. назначен командиром 2-й бригады легкой гв. кавалерийской дивизии с оставлением командиром Лейб-Гусарского полка и вслед за тем командирован в Варшаву.

В 1820 г. В. В. Левашов был назначен председателем суда над семеновцами после их возмущения. "Странно показаться может, - говорит неизвестный автор заметки об этом возмущении, - что в президенты суда выбран человек, который никогда не отличался глубокими сведениями и еще менее справедливостью". Будто бы, "полагаясь на деспотический и сумасбродный нрав суда, думали, что никто скорее Левашова не обвинит младших в деле со старшими... Второе, хотелось угодить государю, выбрав человека, им любимого, и потешить сей доверенностью самого Левашова". Однако в деле суда над семеновцами Левашов их оправдывал, и результатом было то, что он "впал в немилость".

22 мая 1822 г. он был уволен от командования полком, получил рескрипт с изъявлением монаршей благодарности и вслед за тем был уволен и от командования бригадой. Что была за причина этого увольнения и в чем заключались служебные занятия Левашова в течение почти двух следующих лет, нам неизвестно, но уже в мае 1824 г. он был снова назначен командиром и 2-й бригады легкой гв. кавалерийской дивизии, и Лейб-Гусарского полка, а в следующем году получил орден св. Владимира 2-й ст.

14 декабря 1825 г. В. В. Левашов находился на площади при особе государя Николая Павловича и "удостоился получить монаршую признательность за примерный порядок, усердие и точность в исполнении высочайших повелений", а 1 января 1826 г. произведен в генерал-лейтенанты.

Левашов пользовался полным доверием государя, ему поручено было производить первые допросы арестованных декабристов, которые в большинстве случаев делал сам Николай Павлович или в его присутствии - Левашов; затем он был назначен членом следственной комиссии над декабристами. В этом качестве он допрашивал декабристов и один в Петропавловской крепости. Насколько можно судить по имеющимся данным, и во время допросов, и в заседаниях комитета Левашов держал себя с достоинством. Нет данных, по которым можно было бы его обвинять, как некоторых других из комиссии, в насмешках, колкостях, язвительных улыбках, беспорядочных вопросах. Он только настойчиво убеждал декабристов раскаяться и все чистосердечно рассказать. Некоторые из них и обращались к нему с таковыми письмами раскаяния.

В 1826 г. Левашов оставил командование Лейб-Гусарским полком по случаю назначения начальником 1-й кирасирской дивизии, а ровно через год - главным начальником гв. Берейторской школы. В 1829 г. 26 апреля получил орден св. Александра Невского.

Скоро Левашову пришлось оставить военное поприще и перейти на административную деятельность. 8 февраля 1831 г. он был назначен временным военным губернатором Подольской и Волынской губерний с управлением гражданской частью. Эти губернии со своим разноплеменным, пестрым населением после польского мятежа требовали особенно внимательных забот и приведения их в порядок. Деятельность В. В. Левашова вполне оправдала возлагавшиеся на него ожидания, и уже 22 августа он был награжден орденом св. Владимира 1-й ст. "за отличное рвение, неутомимую деятельность и благоразумные распоряжения" по управлению этими губерниями.

Менее чем через год Левашов был назначен военным губернатором киевским и генерал-губернатором подольским и волынским, а через несколько дней ему предоставлено и управление гражданской частью в Киевской губернии. В то время в Киеве первое место принадлежало не военному губернатору, а командующему 1-й армией старому фельдмаршалу князю Ф. В. Сакену. При тщеславном характере Левашова ему трудно было выносить это, и неудивительно, что вскоре же у него начались недоразумения с фельдмаршалом.

Когда в 1835 г. сделаны были распоряжения об упразднении 1-й армии, Левашов, прежде чем переговорить с князем Сакеном, "нескромно, с торжественным видом", разгласил это по городу, и эти известия дошли до старого фельдмаршала "с различными несносными слухами об изгнании отсюда главной квартиры по ходатайству Левашова". Однажды князь Сакен и сам высказался весьма резко о Левашове: "Забыться до такой степени передо мной! Где его заслуги? Я 69 лет служу верно государю, а он что делает - рубит деревья в Киеве да дома ломает, и что он больше делать умеет?"

Левашов перебил у фельдмаршала даже честь открытия древних "золотых ворот". 9 сентября 1832 г. проездом через Киев государь Николай Павлович посетил место раскопок и, внимательно осмотрев уже раскрытые развалины, прошел через "золотые ворота" и произнес: "Памятник, достойный сохранения". Государь остался вообще доволен посещением Киева, и 9 октября 1832 г. Левашов получил высочайшее благоволение "за отлично хорошее состояние киевского госпиталя и устройство города Киева". 1 июня 1833 г. он был возведен с нисходящим потомством в графское достоинство и 6 декабря того же года произведен в генералы от кавалерии.

Между тем и слова князя Ф. В. Сакена о том, что Левашов только рубит деревья да ломает дома, имели основание. Граф Бутурлин пишет, что "вандализмом Левашова срыта была до основания часть вала старого Киева, и в своем фронтовом рвении соблюдать прямую линию он срубил пирамидальные тополи, окаймлявшие улицы, выровнял бугровые откосы одной из улиц" и пр. Но, конечно, с внешней стороны Киев много выиграл, и государь, посетив его вторично в 1835 г., потом рассказывал графу Бенкендорфу, что город "улучшается с каждым годом, и надо отдать справедливость гр. Левашову, в управлении которого было пропасть сделано к его украшению".

Через два года, в январе 1838 г., граф Левашов был назначен членом Государственного совета и в этом качестве был приглашаем государем в особые секретные комитеты, собиравшиеся во дворце для обсуждения некоторых важнейших вопросов под руководством и председательством самого государя. Из записок барона Корфа можно видеть, что граф Левашов не играл здесь видной роли и в большинстве случаев примыкал к кому-либо из более выдающихся членов этих совещаний.

21 февраля 1847 г. умер председатель Государственного совета князь И. В. Васильчиков. Всех в Петербурге интересовал вопрос, кто будет преемником Васильчикова. "Первым кандидатом, - пишет барон Корф, - если не по степени дарований, то по некоторому виду права, называли гр. Левашова". Но великий князь Константин Николаевич говорил по поводу этих слухов: "Нет уж, председатель Государственного совета из полицейских крючков, тут, право, не было бы никакого приличия... мне сам папа сказывал, что он служил в полицейских драгунах".

В 1848 г. в Петербурге свирепствовала холера, и жертвой ее сделался и граф Левашов. Он заболел в имении своем Осиновой Роще (за Парголовом), но был перевезен в Петербург. Здесь перед смертью его посетили государь и наследник цесаревич. В полной памяти В. В. Левашов скончался 23 сентября и погребен в Александро-Невской лавре в церкви Св. Духа. 

"Отличительной чертой графа, - говорит не всегда, впрочем, беспристрастный барон Корф, - несмотря на очень ограниченную способность к делу, было безмерное тщеславие. В публике он не пользовался ни особым доверием, пи большим уважением. Кто-то дивился, как он мог подпасть холере при своем постоянно умеренном образе жизни. Да, говорил один из остряков, он всегда был умерен и не только в образе жизни, но во всем: в уме, в способностях, в правилах... Замечательно, как тщеславие Левашова выразилось даже в одном из предсмертных распоряжений: он завещал положить себя в новом парике, в котором не было бы ни одного седого волоса".

Денис Васильевич Давыдов

1784-1837

происходил из старого дворянского рода, который ведет свое начало от знатного татарского мурзы Минчака. Денис Давыдов родился в Москве. Отец его Василий Денисович командовал Полтавским легкоконным полком и, владея значительными поместьями в Орловской и Московской губерниях, был одним из зажиточных людей своего времени. Принадлежа к служилому дворянству и будучи знаком со многими видными деятелями славного екатерининского века, он воспитывал сына в духе стародворянских традиций.

Обстановка, окружавшая Дениса, поддерживала в нем присущую каждому живому ребенку наклонность к войне и военным играм. "С семилетнего возраста, - рассказывает сам Давыдов, - я жил под солдатской палаткой... Забавы детства моего состояли в метании ружьем и в маршировке, а верх блаженства - в езде на казачьей лошади". Во время раннего детства Давыдову удалось видеть Екатерину П, Румянцева, Потемкина, Безбородку и говорить с Суворовым. Этот разговор оставил неизгладимый след в душе мальчика и имел решающее значение на всю его будущность: "Любишь ли ты солдат, друг мой?" - "Я люблю графа Суворова; в нем все - и солдаты, и победы, и слава!" - "О, помилуй Бог, какой удалой! Это будет военный человек; я не умру, а он уже три сражения выиграет!"

Предсказание великого человека так глубоко запало в душу ребенка, что, когда отцу его спустя много лет предложили записать сына на службу в Иностранную коллегию, Денис решительно отказался и не хотел избрать другого поприща, кроме военного. Непосредственным результатом этой беседы с Суворовым было то, что маленький Давыдов "бросил псалтырь и замахал саблею".

Семья Давыдовых жила зимой в Москве, уезжая летом или в орловское поместье, или в свое подмосковное имение с. Бородино - то самое Бородино, где впоследствии Давыдову пришла благая мысль о партизанской войне. "Здесь я провел, - рассказывает он, - беспечные лета моего детства и ощутил первые порывы к любви и славе".

В один из своих зимних приездов в Москву Денис познакомился с воспитанниками университетского благородного пансиона. Литературные знакомства и собственный, несомненно яркий и оригинальный талант сделали свое дело: юноша начал писать и стихами и прозою, а богатая всякими приключениями жизнь предоставила в его распоряжение разнообразный материал.

В начале 1801 г. Давыдов, покинув родную Москву, приехал в Петербург и был зачислен, не без затруднения из-за своего небольшого роста, в Кавалергардский полк эстандарт-юнкером. Со всем пылом своего увлекающегося характера принялся Давыдов за изучение военных наук, насколько ему дозволяли это служба и стесненные материальные обстоятельства. Как раз в это время отец его попал под суд, имение было конфисковано, и семья Давыдовых терпела немалую нужду.

Параллельно с военными занятиями шли литературные упражнения, и муза юного поэта приобретает сатирическое направление. Две басни - "Река и Зеркало" и "Человек и Ноги" - были доведены до сведения начальства, и юный поэт, успевший в это время последовательно получить чины корнета и поручика, должен был расстаться со столицей и блестящим полком и 13 сентября 1804 г. перейти на службу в Белорусский гусарский полк, расположенный тогда в Киевской губернии, в окрестностях г. Звенигородки.

В 1806 г. 4 июля Давыдов был возвращен в гвардию - переведен в лейб-гусары поручиком и в начале сентября был уже в Павловске. "Мы жили ладно, - рассказывает об этой эпохе Давыдов, - у нас было более дружбы, чем службы, более рассказов, чем дела, более золота на ташках, чем в ташках , более шампанского (разумеется, в долг), чем печали, всегда веселье и всегда навеселе".

Поражение пруссаков при Иене побудило императора Александра подать помощь разбитому союзнику. В обществе заговорили о воине и предстоящем походе в Пруссию. Давыдов бросился в Петербург, изыскивая все способы прикомандироваться к какому-либо полку, назначенному в поход. Командиром авангарда действующей армии был назначен князь Багратион. По протекции друзей он взял к себе в адъютанты Давыдова (5 дек. 1806 г.). Так наконец осуществилась заветная мечта его попасть в действующую армию.

В весенней кампании Давыдов принимал участие в делах под Альткирхом, под Деппеном, под Гейльсбергом, причем получил орден св. Анны 2-й ст. За Фридланд он был награжден золотым оружием.

Тильзитским миром закончилась война 1806--1807 гг., в которой Денис Давыдов начал свое боевое поприще. Скудные познания, вынесенные им из петербургских уроков, расширились и пополнились пол руководством такого опытного боевого генерала, каким был Багратион. Благоговея перед Суворовым, Давыдов усвоил все лучшие его традиции, узнал и полюбил русского солдата.

Получив за эту кампанию кроме упомянутых еще два ордена, Давыдов взял отпуск и приехал в Москву. Но среди празднеств и кутежей не забывал прежних литературных занятий. Наклонность к эпиграммам вспыхнула в молодом поэте с новой силой, и большая часть их написана в это время. Беззаботная гусарская жизнь, вино и любовные похождения - вот содержание остальных его стихотворений этого периода.

Война со Швецией и движение русских войск в Финляндию заставили Давыдова покинуть шумную столицу и все ее удовольствия и поспешить вслед за 21-й дивизией, командиром которой был назначен Багратион.

В наступившей в следующем году войне с Турцией Багратион был назначен главнокомандующим. Находясь весь этот год при Багратионе, Давыдов участвовал при взятии Мачина и Гирсова, в сражении при Рассевате, при обложении Силистрии и в сражении под Татарицей.

В 1810 г. Багратиона, получившего команду над 2-й западной армией, сменил граф Каменский. Давыдов, однако, остался в Турции и, поступив в авангард своего друга Кульнева, 4 марта получил чин ротмистра.

Взятие русской армией Силистрии и сражение под Шумлою доставили ротмистру Давыдову алмазные знаки св. Анны 2-й ст.

Когда началась Отечественная война 1812 г., Денис Давыдов обратился к Багратиону с просьбою зачислить его в ряды Ахтырского гусарского полка и 8 апреля был пожалован в подполковники. Он командовал 1-м батальоном ахтырцев и в июне принимал участие в сражении под Миром. 3 августа Давыдов командовал ночной экспедицией под Катанью, участвовал затем в делах под Дорогобужем, Рожеством, Поповкой и Покровом.

Но Давыдов тяготился положением рядового гусарского офицера и обратился к Багратиону с письмом, в котором просил позволения лично объяснить ему свои взгляд на партизанскую войну, мысль о которой уже давно бродила в его голове. 21 августа в овине при Колоцком монастыре Давыдов обстоятельно изложил князю свой взгляд на положение вещей и значение партизанской и народной войны, которая должна была возникнуть, по его предположению, в тылу неприятеля. С большим вниманием выслушал его Багратион и обещал немедленно представить все дело на усмотрение главнокомандующего.

Кутузов соглашался, в виде опыта, дать Давыдову 50 гусар и 80 казаков для действия на неприятельских сообщениях. В жизни Давыдова наступила та пора, о которой он неоднократно и с особенной любовью вспоминал впоследствии. Предоставленный самому себе, автор плодотворной идеи о партизанской войне "зарубил", по собственному выражению, свое имя на этой грозной эпохе, и воспоминание об Отечественной войне неразрывно связано с воспоминанием о Денисе Давыдове.

Тактика, которой решил держаться Давыдов, заключалась в том, чтобы, избегая открытых стычек с неприятельскими отрядами, налетать на них врасплох, отбивать обозы, провиант и боевые запасы. В случае неудачи нападения вся партия тотчас рассыпалась в разные стороны и собиралась в заранее условленном месте. Отнятым у неприятеля оружием Давыдов вооружал крестьян, научая их, каким образом следует действовать против общего врага.

Успех превзошел все ожидания партизана. Мало-помалу его партия значительно разрослась вследствие присоединения к ней двух казачьих полков, находившихся в распоряжении начальника калужского ополчения генерал-лейтенанта В.Ф. Шепелева. Охотно поступали под команду Давыдова отбитые им от французов русские пленные солдаты и добровольцы. Усилившись таким образом, Давыдов продолжал свои "веселые и залетные поиски" в окрестностях Вязьмы, До-рогобужа и Гжатска, скоро обратившие на себя внимание французского губернатора Смоленска генерала Бараге д'Илье, отрядившего 2 тысячи человек для поимки Давыдова.

Получив в подкрепление еще один пришедший с Дона казачий полк, Давыдов отважился уже и на более серьезные дела. 28 октября под Ляховом партизанские отряды Давыдова, Фигнера, Сеславина и графа Орлова-Денисова, соединившись вместе, общими силами атаковали отряд генерала Ожеро и заставили его положить оружие. Эту победу оценил сам Кутузов, заметив, что в первый раз в эту кампанию целый неприятельский отряд положил оружие. Из последующих сражений, в которых принимал участие Давыдов, следует отметить дело под Красным 4 ноября, под Копысом 9 ноября и, наконец, под Белыничами 14 ноября, где трофеями кроме пленных были еще большие запасы оружия и провианта. 9 декабря Давыдов занял своим отрядом Гродно. С начала партизанских действии до 23 октября им было взято в плен 3560 рядовых и 43 штаб- и обер-офицера; пленных сдавали под расписку губернскому начальству.

По окончании Отечественной войны, находясь уже на границе, Давыдов получил от генерала Коновницына пакет с поздравлениями и с двумя орденами: св. Георгия 4-й ст. и св. Владимира 3-й. Партия Давыдова вошла в состав главного авангарда, порученного отличавшемуся большой строгостью генералу Винценгероде.

Ряд побед, одержанных над непобедимыми прежде французами, поднял дух нашей армии, от солдата до генерала. По словам Давыдова, союзные генералы требовали "для удовлетворения своего честолюбия столиц". Без всякого сомнения, и сам он был не чужд этих честолюбивых помыслов, когда передовой отряд, которым он командовал, достиг Дрездена, занятого сравнительно незначительными силами под командой генерала Дюрюта. Чтобы оградить свой слабый отряд от нападения, Давыдов позволил себе заключить 48-часовое перемирие, рассчитывая, что за это время успеет получить подкрепление. Этот поступок был поставлен ему в вину генералом Винценгероде, взбешенным тем, что близкая добыча, Дрезден, ускользнула из его рук. Предписав Давыдову немедленно сдать команду, Винценгероде приказал ему отправиться в главную квартиру и там ожидать суда.

В Калите, где находилась в то время главная квартира, Давыдов явился прямо к начальнику штаба князю П.М. Волконскому. По докладу Волконского Кутузову главнокомандующий представил все дело на усмотрение государя, напомнив ему прежние заслуги Давыдова. Заметив, что победителей не судят, государь освободил Давыдова от всякой ответственности.

Следующий, 1814 год застает Давыдова уже в авангарде армии Блюхера командиром Ахтырского гусарского полка. Преследуя остатки французской армии, этот авангард имел ряд сражений, из которых бой под Бриеном 17 января доставил Давыдову чин генерал-майора. После кровопролитного дела под Краоном, где все генералы 2-й гусарской дивизии выбыли из строя, Давыдов временно командовал этой дивизией, а потом бригадой, составленной из Белорусского и Ахтырского гусарских полков. Сражением под Фершампенуазом, где победа была одержана исключительно кавалерией, и взятием Парижа закончилась кампания и вместе с ней боевые труды Д.В.

23 мая 1814 г. он получил шестимесячный отпуск и уехал в Москву отдохнуть от тягостей походной жизни, продолжавшейся с небольшими перерывами с начала 1807 г.

21 декабря 1815 г. Давыдов получил назначение состоять при начальнике 1-й драгунской дивизии. Но это назначение казалось ему несоответствующим его прежней службе и способностям. "Служа целый век по легкой (кавалерии), за что меня назначают в это пресмыкающееся войско", - пишет он Закревскому. В результате всех стараний 14 марта 1816 г. он получил было назначение состоять при начальнике 2-й конно-егерской дивизии, расположенной около его имения в Орловской губернии, но к занятию и этой должности явилось "неодолимое препятствие": надо было сбрить усы, которые носили тогда лишь гусары, а Денис Васильевич ни за что не хотел расстаться с этой "красой природы, чернобурой, в завитках". Об этом обстоятельстве узнал сам государь, и Давыдов был назначен в мае того же года во 2-ю гусарскую дивизию, а затем в ноябре назначен командиром 1-й бригады той же дивизии.

Знакомство с Жуковским, князем Вяземским, Баратынским, А. Тургеневым открыло Денису Давыдову двери в Общество любителей российской словесности, состоящее при Московском университете, которое в заседании 20 мая 1816 г. единогласно выбрало поэта в действительные члены. Почти в то же время Давыдов сделался членом другого известного литературного общества - "Арзамас", которое Карамзин называл "русской академией, составленной из молодых людей, умных и талантливых".

19 февраля 1818 г. Давыдов был назначен начальником штаба 7-го пехотного корпуса, а через год с небольшим занял эту же должность в 3-м пехотном корпусе, расположенном в Кременчуге. В это время он женился на дочери генерал-майора Софье Николаевне Чирковой.

Это пустое по работе место начальника штаба было очень тягостно для Давыдова, он просто задыхался в душной атмосфере тогдашних учений, парадов и неуклонно следовавшей за ними палочной муштровки. "Душная моя должность, - пишет он П.Д. Киселеву, - как тюрьма, гасит даже воображение мое; в него так много вкралось прозы, что я себя не узнаю".

Наконец 17 марта 1820 г. исполнилось давнишнее желание Давыдова - он получил отпуск с зачислением по кавалерии. "Наконец я свободен, - с восторгом сообщает он своему другу, - учебный шаг, ружейные приемы, стойка, размеры пуговиц изгоняются из головы моей... Слава Богу, я свободен!" Проживая в только что купленном им с. Приютове и ведя спокойную жизнь деревенского помещика, Давыдов на свободе занялся переделкой и подготовкой к печати по указаниям друзей своего "Опыта о партизанской войне".

Вынужденное бездействие, однако, сильно надоедало Давыдову, и он задумал было проситься на Кавказскую пограничную линию служить под начальством А.П. Ермолова. Эта мысль очень понравилась и Алексею Петровичу, который высоко ценил способности своего двоюродного брата. Все хлопоты, однако, не увенчались успехом. Прошлое Давыдова, его не всегда осторожные слова и поступки составляли неодолимое препятствие.

Эта неудача удручающим образом подействовала на Давыдова; он решился немедленно выйти в отставку и получил ее 14 ноября 1823 г.

Вращаясь постоянно в кругу литераторов и не разрывая связей с прежними сослуживцами, Давыдов, конечно, не мог не знать о том идейном брожении, которое с особой силой в последние годы царствования Александра I охватило значительную часть молодежи и привело к печальному событию 14 декабря 1825 г. Пробудившаяся общественная мысль беспомощно билась в беспощадных цензурных тисках и наконец нашла себе выход во многих тайных обществах. Наиболее останавливает на себе внимание одно из таких обществ, носившее название "Союза благоденствия".

Образовавшись по образцу подобного лее немецкого общества, оно скоро разделилось на две ветви: Северное и Южное общества. Члены той и другой ветви были хорошо знакомы Давыдову, а в состав Южного общества входил даже его двоюродный брат Василий Львович.

Как человек умный, Денис Давыдов не мог не знать всех язв тогдашнего режима, как патриот, он, разумеется, должен был горячо желать их исправления, но его прямой солдатской натуре была противна мысль о заговоре и о насильственных действиях; а консервативно-монархическому складу его ума были совершенно чужды и непонятны те фантастические проекты перемены управления, на которые были так тароваты заговорщики. На предложение Василия Львовича вступить в их общество Давыдов отвечал отказом, заметив: "Бунт - так бунт русский; тот хоть погуляет да бросит, а немецкий - гулять не гуляет, только мутит всех..."

Вступление на престол императора Николая воскресило вновь у Давыдова надежду на продолжение столь любимой им военной службы, Желание его исполнилось: 23 марта 1826 г. он вновь был назначен состоять по кавалерии. Приехав в первых числах августа в Москву для представления государю, Давыдов совершенно неожиданно получил через Дибича предложение государя ехать в Грузию, где шла в то время война с персиянами.

15 августа Денис Васильевич выехал к месту назначения. По дороге он нагнал Александра Грибоедова, который был с ним знаком раньше. Совместное путешествие еще более сблизило обоих писателей.

В это время наши дела на персидской границе находились далеко не в блестящем состоянии. Большим силам неожиданно вторгнувшегося неприятеля Ермолов мог противопоставить лишь 10 тысяч, из которых три, предназначенные для действия против сардара эриванско-го и его брата Гассан-хана, поступили с прибытием Давыдова под его команду. 20 сентября Давыдов имел дело под Амамхами, а 22-го, разбив накануне наголову 4-тысячный отряд Гассан-хана при урочище Мирок, вступил в персидские пределы близ урочища Судагенд. Накануне принятия на себя команды Давыдов заболел местной лихорадкой и мог держаться на коне только благодаря усиленным приемам хины. Здоровье его вообще значительно пошатнулось, и он, полагая, что военные действия не возобновятся раньше весны, взял на это время отпуск и уехал в Москву лечиться.

Во время его отсутствия последовала отставка Ермолова и назначение на его место Паскевича. Падение Ермолова имело самые тягостные последствия для всех близких ему лиц, в том числе и для Давыдова. Убедившись, что совместная с Паскевичем служба решительно невозможна, он начал хлопотать об отставке и наконец получил разрешение оставить армию.

Поселившись в подмосковном селе Мышецком, Давыдов жил там почти безвыездно до 1830 г., лишь изредка посещая Москву для свидания с докторами.

Внимательно следя из своего уединения за событиями внешней и внутренней политики, Денис Васильевич при первом известии о польском восстании обратился с письмом к начальнику Главного штаба графу А.И. Чернышеву и просил дать ему отдельный отряд. "За долг поставлю не скрыть от вашего сиятельства, - писал он, - что, хорошо зная себя, я уверен, что полезнее буду в командовании летучим отрядом, по чину моему составленным". На этот раз Давыдов без всяких затруднений получил назначение и 12 марта был уже в главной квартире, где его ждал очень хороший прием.

15 марта он был назначен командиром отдельного отряда, составленного из Финляндского драгунского и трех казачьих полков; отряд входил в состав корпуса генерала Крейца. Появление знакомой фигуры партизана Отечественной войны было встречено в армии, по словам Давыдова, с восторгом. "Я, - вспоминал Давыдов, - поставил здесь все вверх дном и отбил навсегда охоту бунтовать". С занятием Владимира волнение на Волыни утихло. За взятие его Давыдов получил орден св. Анны 1-й ст.

Всю весну и лето Денис Васильевич находился в движении, участвуя в боевых действиях. Сражение 28 августа на левом берегу Вислы было последним в его жизни. Д.В. Давыдов был произведен генерал-лейтенантом и получил орден св. Владимира 2-й ст.

По окончании войны он поселился почти безвыездно в с. Маза Симбирской губернии, изредка посещая Петербург, Москву, Владимир и Пензу, где всюду у него был обширный круг знакомых. Главным его занятием было чтение, литературные труды и переписка по поводу их с друзьями и издателями. В это время писателем-партизаном была написана большая часть его прозаических сочинений, носящих характер мемуаров. Он владел весьма оригинальным слогом, своеобразную силу и прелесть которого живо чувствовал Пушкин, утверждавший, что он научился быть оригинальным у Давыдова и в молодости, по собственному признанию, подражал ему в "кручении стиха".

Плодами своего вдохновения Денис Давыдов делился с друзьями, главным образом с Языковым, Пушкиным и Баратынским. Друзья признавали и высоко ценили в нем литературные дарования. В одном из своих посланий к Давыдову Н.М. Языков сделал такую оценку его стиха:

Не умрет твой стих могучий,
Достопамятно живой,
Упоительный, кипучий,
И воинственно-летучий,
И разгульно-удалой.

Николай Иванович Де-Прерадович (Депрерадович)

1767-1843

происходил из дворян Екатеринославской губернии. Предки его, австрийские сербы, носили первоначально фамилию Прерадовичей, а после возведения их в 1722 г. императором Карлом VI в дворянское достоинство присоединили к своему родовому прозвищу частицу "Де". Позднее полковники австрийской службы Шевич и Райко (Родион) Де-Прерадович, дед Николая, с сербскими дружинами переселились из Австрии в Россию и осели на местности между реками Луганыо и Бахмутом. Отец Николая Иван Родионович командовал гусарскими полками, сформированными из приведенных в Россию сербов, и дослужился до чина генерал-майора.

Детство и отрочество Николая Де-Прерадовича протекали в суровой обстановке только что начинавшей заселяться Новороссии, а 15-летним мальчиком он был уже на действительной службе в походе; понятно поэтому, что он не мог получить основательного образования, хотя говорил по-немецки, но зато французского языка, столь распространенного в то время, не знал. 10 лет от рождения, в декабре 1777 г., Де-Прерадович был записан кадетом в Волошский гусарский полк и, числясь в нем, произведен в адъютанты и в подпоручики. Будучи переведен в 1782 г, в Украинский гусарский полк, он вскоре принял участие в походе в Польшу и во время похода произведен в поручики.

В августе 1787 г. его перевели в Смоленский драгунский полк, в котором он прослужил с небольшим перерывом 10 лет. В 1789 г. во время войны с Турцией Де-Прерадович отправился волонтером на войну и участвовал в сражении при Каушанах и во взятии Аккермана и Бендер. Летом 1792 г. он в чине капитана принял участие в Польском походе и был в делах при Столбцах, Мире и Мстибове.

В 1798 г. он произведен в полковники и переведен в лб.-гв. Гусарский полк. С восшествием на престол императора Александра I изменилось положение Де-Прерадовича. В марте 1803 г. он определен в Кавалергардский полк, а 16 мая того же года произведен в генерал-майоры и назначен командиром этого полка.

В1805 г. он принял с полком участие в военных действиях. Кавалергарды выступили в поход в августе. Де-Прерадович кроме полка командовал в этом походе бригадой. Еще в пределах России у него произошло неприятное столкновение с цесаревичем Константином Павловичем. 29 сентября цесаревич, объезжая войска, заметил бричку, которая, как оказалось, принадлежала одному из кавалергардских офицеров, несмотря на запрещение кавалерийским офицерам иметь с собой в походе повозки, и потребовал от Де-Прерадовича объяснения. Николай Иванович ответил, что бричка следует за полком без его ведома. В тот же день цесаревич приказал ему сдать командование полком и ехать позади полка, а на следующий день отдал приказ, по которому Де-Прерадовичу "за слабое смотрение и незнание, что происходит в командуемом им полку, отказывается на 24 часа от команды полком". Этот приказ не мог быть исполнен, потому что еще накануне Николай Иванович, получив словесное приказание цесаревича, велел показывать себя в полковых рапортах больным. Дело дошло до государя, и 10 октября цесаревич объявил Де-Прерадовичу благодарность за содержание полка в порядке и отсутствие жалоб со стороны обывателей.

Под командою Де-Прерадовича Кавалергардский полк отличился при Аустерлице блестящей атакой, спасшей гвардейскую пехоту. Наградой полковому командиру был орден св. Георгия 3-й ст. В феврале 1807 г. Николаю Ивановичу с полком снова пришлось идти в поход по случаю войны с Францией, но в Прусской камлании ему не пришлось принять деятельного участия; во время Фридландской битвы он занимал речные переправы, а во время тильзитского свидания командовал находившимся против Тильзита отрядом, который состоял из преображенцев и кавалергардов.

28 октября 1810 г. Де-Прерадович назначен командиром 1-й кирасирской дивизии с оставлением полковым командиром. 1 января 1812 г. он награжден орденом св. Анны 1-й ст., а 15-го того же января назначен командиром всей гвардейской кавалерии с оставлением в обеих прежних должностях.

В Отечественную войну первое столкновение Де-Прерадовича с неприятелем произошло 15 июля близ Витебска, когда он прикрывал левое крыло арьергарда, которое французы пытались обойти. 16 июля Дохтуров поручил ему открыть дорогу к Смоленску, и он блестяще выполнил возложенную на него задачу: несмотря на сильную жару, он со своим отрядом, в состав которого кроме кавалерии входила и пехота, прошел безостановочно 75 верст и, не встретив на пути неприятеля, 18-го подошел к Смоленску. В Бородинском сражении Де-Прерадович не участвовал, так как был болен и находился в Можайске. Затем он находился в делах при Тарутине, Малоярославце, Вязьме, Красном и при преследовании неприятеля до границ России.

В 1813 г. хотя он со вверенными ему войсками и участвовал во всех главных сражениях (при Люцене, Бауцене, Дрездене, Лейпциге), но участие это было незначительно и состояло главным образом в прикрытии отступления армии или в нахождении в резерве. Зато при Кульме 1-я кирасирская дивизия вписала новую славную страницу в историю своих боевых подвигов. Де-Прерадовичу наградой за Кульм был чин генерал-лейтенанта. В 1814 г. в деле у Фершампенуаза дивизия была отправлена в бой по личному ходатайству своего командира, и Де-Прерадович решил участь боя. За Фершампенуаз он получил украшенную алмазами шпагу и иностранные ордена.

Едва кончились военные действия и войска вернулись в Россию, как в 1815 г. по случаю появления Наполеона во Франции Де-Прерадовичу пришлось снова идти в поход, но на этот раз только до Вильны. 1 декабря 1821 г. он назначен командиром 1-го резервного кавалерийского корпуса. Более года после этого назначения Де-Прерадович продолжал еще командовать полком, хотя, по-видимому, последнее время командование причиняло ему неприятности и вызвало неудовольствие начальствующих лиц. Наконец 1 февраля 1823 г. Николай Иванович был уволен от командования полком по собственному желанию "вследствие других обязанностей". По смерти Уварова, как старший, вступил в командование гв. корпусом. 1 января 1825 г. Де-Прерадович получил украшенную алмазами золотую табакерку с портретом государя и позднее - алмазные знаки ордена св. Александра Невского, 22 августа 1826 г. - чин генерала от кавалерии.

В 1828 г. по отъезде командира гв. корпуса великого князя Михаила Павловича в Турцию Де-Прерадовичу предписано было принять начальство над войсками гв. корпуса, выступающими в поход, и пожаловано вспомоществование в размере 50 тыс. руб. Под его начальством гвардия совершила поход в Турцию. По переходе через Дунай 12 августа он сдал командование великому князю. С декабря 1830 г. по февраль 1832 г. он командовал войсками гв. корпуса, не ушедшими в поход в Польшу.

28 февраля 1835 г. Де-Прерадович уволен по прошению от командования корпусом. Просить об увольнении заставил его преклонный возраст; по словам Н. Н. Муравьева, он был в это время до такой степени глух, что нужно было всякое слово кричать ему по нескольку раз. По оставлении должности корпусного командира Де-Прерадович до самой предсмертной болезни занимался усердно делами комитета о раненых. Он скончался 16 декабря 1843 г. и погребен на Смоленском кладбище.

Имя Де-Прерадовича должно занять почетное место в истории Кавалергардского полка, совершившего свои подвиги под его начальством. Как командир он был довольно взыскателен и скуп на похвалы, будучи того мнения, что "всякий офицер, особливо кавалергардский, исправляя поручение хорошо, ничего больше не сделал, как долг свой". Придерживаясь в служебном отношении строгой дисциплины, Николай Иванович считал, что вне службы и начальники, и подчиненные равны. Зато офицеры и любили своего командира.

Безукоризненно честный, не допускавший не только "грешных", но и "безгрешных" доходов, Николай Иванович в частной своей жизни был, судя по немногим дошедшим до нас известиям, жизнерадостным человеком, не отказывавшимся при случае и выпить, и потанцевать, и страстным игроком, способным просидеть за бостоном несколько ночей подряд. Как человек он был, по отзывам современников, в высшей степени добр и честен, но не отличался образованностью. Указанные свойства были причиною того, что он никогда не играл видной самостоятельной роли, но это не мешало ему честно исполнять свой долг.

Граф Павел Петрович Сухтелен

1788-1833

происходил из голландской семьи Ван Сухтелен, получившей от императора Александра 1 сначала баронское, а затем и графское достоинство Б лице отца его, известного генерала и русского посланника в Стокгольме Петра Корнилиевича Сухтелена, поступившего в 1782 г. на русскую службу и в 1806 г. принявшего со всем семейством русское подданство. Петр Корнилиевич, человек выдающегося ума и обширной учености, библиофил, обладатель громадной библиотеки, собиратель коллекций ландкарт, монет и медалей, подвизался на поприщах военном, инженерном и дипломатическом (присоединение Финляндии в 1809 г.), пользуясь постоянным расположением и доверием государей и всеобщей любовью как человек.

Пол руководством отца, от которого он унаследовал "благороднейший характер", Павел Сухтелен, "с детских лет являвший прекрасные качества ума и сердца", получил блестящее образование, развившее его "отличнейшие способности:". Сын не был ученым, как его отец, но был широко образованным, гуманным и просвещенным человеком. Он также пользовался всеобщим расположением, а с отцом своим, имевшим несчастье пережить сына, был до конца жизни в близких и наилучших отношениях. В августе 1811 г. С.Н. Марков писал из Петербурга графу М.С. Воронцову: "Письмо это тебе отдаст Сухтелен; он важный малый, и я надеюсь, что ты его полюбишь, ибо он не из числа молодых людей, которые, кроме себя, никого не почитают, которые презирают всех, кто прежде них родился. Он даже тем странен, что слушает и любит своего отца".

Павел Сухтелен начал службу под начальством отца 26 января 1802 г. колонновожатым в свите Е.И.В. по квартирмейстерской части; Петр Корнилиевич был тогда генерал-квартирмейстер. Молодой Сухтелен не провел и года в звании колонновожатого. 23 сентября того же года он был произведен в подпоручики квартирмейстерской части, а через год переведен по собственному его желанию корнетом в Кавалергардский полк. Семнадцати лет ему уже пришлось вступить на боевое поприще.

Во время знаменитой атаки кавалергардов под Аустерлицем в числе раненых и взятых в плен офицеров был и Сухтелен, получивший сабельный удар в голову и контуженный ядром в правую ногу. Отец Сухтелена, участвовавший в том же сражении, состоя при государе, узнал о плене своего 17-летнего сына.

Отправляясь после сражения ночевать в Позоржиц, Наполеон встретил дорогою наших пленных и, узнав, что между ними есть гвардейские офицеры, потребовал к себе старшего из них. Явился князь Репнин. "Ваш полк честно исполнил свой долг, - сказал ему Наполеон и, заметив Сухтелена, прибавил: - Он слишком молодым вздумал тягаться с нами". "Молодость не мешает быть храбрым", - смело отвечал Сухтелен. "Хороший ответ, молодой человек! Вы далеко пойдете".

В апреле 1806 г. Павел Сухтелен возвратился в Россию и получил за Аустерлиц золотую шпагу с надписью "За храбрость" и в том же году был произведен в поручики. В феврале 1807 г. он выступил с Кавалергардским полком в поход и проделал с ним всю кампанию. После Тильзитского мира он был командирован сопровождать отца, обозревавшего западные границы России от Балтийского моря до Черного.

Во время Шведской войны Павел опять состоял при своем отце, находившемся при главнокомандующем Буксгевдене, и был с ним при занятии Ловизы, Борго и Гельсингфорса. Во время осады Свеаборга он первый был послан для переговоров со шведским адмиралом Кронштетом о сдаче крепости. Закончены переговоры были Сухтеленом-старшим, и результатом их была сдача Свеаборга.

Пожалованный званием флигель-адъютанта, Павел участвовал и в дальнейших военных действиях против шведов и награжден бантом к ордену св. Владимира 4-й ст.; был при завоевании Аландских островов, доходил до Улеаборга. В 1809 г. он совершил с Кульневым переход по льду Ботнического залива на шведский берег. 10 мая того же года он произведен в штабс-ротмистры, а спустя год ездил в Швецию, состоя при отце во время чрезвычайного его посольства в Стокгольм. По возвращении оттуда просил назначения в действующую южную армию. В половине августа 1811 г. Павел Сухтелен был уже на Дунае в главной квартире Кутузова.

Осенью 1812 г. был послан в корпус графа Витгенштейна, подходившего к Березине. За участие в разных делах Сухтелен был 20 февраля 1813 г. произведен в чин полковника. По переходе русских войск за границу он находился при занятии Берлина; после того был в разных авангардных делах и 23 февраля ранен пулею в правую руку выше локтя с повреждением кости; награжден орденом св. Анны 2-й ст. с алмазными украшениями, а также получил прусский орден.

Еще не совсем оправившись от раны, Сухтелен участвовал 21 марта с отрядом Чернышева во взятии Люнсбурга; но по истечении перемирия в начале августа снова был назначен состоять при Витгенштейне и с ним был в сражениях под Дрезденом и Пирной, за которые получил орден св. Владимира 3-й ст., прусский и шведский ордена. За Лейпциг он получил Георгиевский крест из рук графа Витгенштейна и оставался при нем во время преследования армии Наполеона от Лейпцига до Рейна.

В декабре 1813 г. он был назначен командиром Волынского уланского полка, находившегося в отряде Чернышева; в январе 1814 г. участвовал со своим полком в переходе через Рейн и в занятии Люттиха, а потом при взятии Намюра. 1 февраля он был послан Чернышевым под Суассон. В этом деле Павел Сухтелен командовал правым крылом отряда и вступил в город с двумя эскадронами волынских улан и двумя казачьими полками. За взятие Суассона он произведен в генерал-майоры. По заключении мира Сухтелен возвратился в Россию, получив прусский орден Красного Орла 2-й ст.

В начале 1815 г. он был послан в Швецию, где, состоя при наследном принце, участвовал в походе в Норвегию. По получении известия о высадке Наполеона во Франции был послан к русской армии, шедшей из Варшавского герцогства к берегам Рейна. По переходе русских войск за Рейн Сухтелен командовал отдельным отрядом на левом крыле армии, а при оккупации Франции заведовал департаментом. Здесь справедливостью и ласковым обращением с жителями он сумел снискать любовь и уважение французов, получил от Людовика XVIII орден св. Людовика. Был назначен командиром 1-й бригады 2-й гусарской дивизии и в декабре 1815 г. возвратился с нею в Россию. Император Александр, зная его недостаточное состояние, пожаловал ему аренду на 12 лет.

В начале царствования Николая I в 1826 г. Сухтелен был назначен генерал-квартирмейстером Главного штаба Его Императорского Величества. В день коронования 22 августа он был произведен в генерал-лейтенанты и получил единовременно 6 тыс. рублей.

Павел Сухтелен был близким человеком к начальнику штаба Дибичу и был другом с Паскевичем. Когда последний был послан на Кавказ для совместных с Ермоловым действий против персиян, а затем и сменил его в звании командующего Кавказским корпусом, состоялось назначение Сухтелена начальником штаба Кавказского корпуса.

Он принимал участие в осаде и взятии Эривани, участвовал в походе Паскевича к Тавризу, и во время приезда персидского наследника в Дей-Карган для переговоров о мире участвовал в них. Переговоры были безуспешны; военные действия возобновились. Сухтелен двинулся к укрепленному городу Ардебилю и 26 января занял его. Здесь, в этом священном городе персиян, русские овладели богатой библиотекой редких восточных рукописей, причем исполнителем этого поручения был Павел Сухтелен.

За взятие Ардебиля Сухтелен был пожалован званием генерал-адъютанта и по возвращении в Петербург получил 50 тыс. рублей. В Петербурге он назначен был состоять при принце Хозреве-Мирзе, приехавшем в Петербург во главе чрезвычайного посольства по поводу убийства Грибоедова.

Пробыв всего месяц в Петербурге, Сухтелен 8 мая 1827 г. отправился на Дунай к действующей армии. Он прибыл к войскам, осаждавшим Браилов, под начальством великого князя Михаила Павловича; 6 июня Браилов сдался. После этого Сухтелен отправился к главной армии, находившейся у Базарджика. Для обеспечения со стороны Варны движения армии к Шумле ему был поручен отдельный отряд из 4 батальонов, 12 эскадронов, 1 сотни, 12 орудий и 2 рот пионеров (инженерных) - всего 4558 человек; он должен был обложить Варну и открыть сообщение с Черноморским флотом, который должен был осаждать Варну с моря.

После месяца боев, говорил Михайловский-Данилевский, "июля 6-го пришел к Варне отряд г,-л. Ушакова, а Сухтелен получил приказание отвести отряд свой в Праводы, сдать его там ген.-ад. К.Х. Бенкендорфу и явиться в главную квартиру, бывшую под Шумлою, для занятия своей должности генерал-квартирмейстера Главного штаба". За Турецкую войну Сухтелен был награжден орденом св. Владимира 2-й ст. и золотой шпагою с алмазами.

По возвращении в Петербург в марте 1829 г. он был уволен в отпуск за границу для поправления расстроенного здоровья. В апреле 1830 г. ему была пожалована украшенная бриллиантами табакерка с портретом государя, а 21 апреля того же года граф Сухтелен был назначен оренбургским военным губернатором и командиром Отдельного оренбургского корпуса.

2 июля 1830 г. П.П. Сухтелен прибыл в Оренбург и вступил в управление войском и краем. Необыкновенно деятельная натура и выдающийся ум позволили ему быстро ознакомиться с положением дел, разобраться в сложных местных интересах и даже лично объехать некоторые части губернии. Первое дело, которое встретило его на месте, был вопрос о преобразовании Оренбургского казачьего войска, численность которого в это время достигала 32 676 душ, положение же было бедственное, и средств очень мало.

На увеличение численности войска и на поднятие его материального благосостояния было прежде всего обращено внимание Сухтелена. Что касается до строевого устройства войска, он проектировал разделить его на бригады и линейные полки (21 полк) по линии и на кантоны внутри губернии. Для строевого образования казачьих полков предлагал прикомандировать к ним до 30 кавалерийских офицеров. Заметив, что младшие казачьи офицеры живут крайне бедно и с трудом могут содержать себя на службе, Сухтелен ходатайствовал о немедленном отводе хорунжим, сотникам и есаулам временных участков в размере от 60 до 120 десятин каждому. В начале 1832 г. была удовлетворена просьба военного губернатора об отпуске ежегодно суммы в 3 тыс. руб. из казны на пенсии и пособие бедным семействам убитых в сражениях офицеров.

Для улучшения в войске лошадей около Оренбурга были заведены первые казачьи конные заводы. Построено было пять новых форпостов. Как в этих форпостах, так и в других поселениях Уральской области Сухтелен выказывал особую заботу о положении церквей и их причтов. При нем было одновременно здесь заложено десять каменных церквей православных и единоверческих.

Наряду со многими заботами им положено начало изучению края. Уже в 1832 г. было издано "краткое обозрение достопамятных событий Оренбургской губернии". Мысль о распространении просвещения в крае была излюбленной у графа Сухтелена; она никогда не оставляла его, всегда и всюду в той или другой форме он поднимал вопросы о школе. В Уральске была возобновлена школа, в Оренбурге основано приходское училище, в Верхнеуральске устроены школы для обучения казачьих детей; наконец, при личном посещении в 1831 г. Челябинска Сухтелен изыскал средства и убедил местных жителей сделать пожертвование на учреждение уездного училища, которое и было утверждено министерством народного просвещения.

Граф Сухтелен пробыл губернатором в Оренбурге менее трех лет, но и за этот короткий период времени им было сделано для края так много, что память об этой светлой личности сохранилась там. Даже краткий обзор его деятельности ясно показывает, сколько внесено им было энергии, сколько душевных и телесных сил вложено графом в его деятельность.

Голландец по происхождению и лютеранин по вероисповеданию, Сухтелен пользовался особой любовью и расположением среди уральцев, в большинстве случаев даже старообрядцев; память о нем надолго его пережила, и в каждом форпосте рядом с иконами можно было видеть портрет этого популярнейшего из местных деятелей.

Кипучая деятельность, постоянное напряжение сил, многочисленные раны, особенно сабельный удар по голове, полученный при Аустерлице, имели результатом появление уже с осени 1832 г. сильных головных болей, постепенно усиливавшихся. Не придавая им значения, Павел Петрович продолжал заниматься делами и 20 марта 1833 г. "мгновенно скончался" в половине 10-го вечера, на 46-м году жизни. Стечение народа при погребении П.П. Сухтелена было необыкновенное; жители Оренбурга, не исключая магометан, со слезами провожали любимого начальника и на себе довезли колесницу от губернаторского дома до церкви.